Бравые «копы» явно переработали. Капитан Трофимов торжественно пообещал, что правоохранительные органы сделают все возможное (а как иначе, это их прямая обязанность – защищать покой мирных граждан), и вся братия удалилась, брякая амуницией и излучая сияние профессионального мастерства. Закрыв дверь, я опять почувствовала страх. Что-то пощипывало нервы, как бы намекая, что неприятности могут возобновиться. Пусть даже не сегодня, не завтра… Я позвонила своей единственной подруге Шуре Казначеевой, поплакалась в жилетку, выслушала уверения, что она обязательно ко мне подскочит, и наконец-то скинула с себя опостылевшую одежду. Закутавшись в халат, побрела в ванную, постояла у зеркала, отражающего худощавую скуластую особу. Она была уныла и излучала покорность фатуму. В когда-то красивых (по уверению многих) глазах совсем не осталось жизни. Стриженые волосы болтались клочками. Происшествие в подъезде лишь добавило импульса надвигающейся безысходности. Я скинула халат, забралась под душ, пока не охватило окончательное безразличие…

Через час в моем «холостяцком» жилище нарисовалась Шура Казначеева. Я убедилась, что это именно она, спросила пароль и только после этого впустила. Ехидно напевая «Светофоры, дайте визу, едет «Скорая» на вызов», Шура ввалилась в прихожую – вся такая эффектная, пышнотелая, одетая с иголочки – и пристально воззрилась на меня. На этой неделе она была каштановой. Мы дружили пятнадцать лет, вместе окончили бизнес-факультет технического университета (Шура после этого ни дня не работала, а на что жила, не признавалась даже мне, хотя я догадывалась). Красавицей моя подруга не была, но эффект на кобелей производила неотразимый – мужики у нее менялись с частотой подачи патрона в автомат Калашникова.

– Ну ты и опущенная, блин… – протянула Шура своим фирменным грудным голосом. – Что случилось?

– У кого? – сглотнула я.

– У нее, – кивнула она на мое щуплое отражение в настенном зеркале. – Ты позвонила, сказала, что на тебя напали, убили, ограбили, изнасиловали. Излагай. С кем ты вступила в противоестественную связь?

– Может, пройдешь? – слабым голосом предложила я.

– Пройду, – тряхнула рыжими кудрями Шура. – И не только пройду. Но сначала излагай. Умираю от нетерпения.

Я изложила – краткими тезисами.

– Вот такой мужик, – показала большой палец Шура, имея в виду, очевидно, несостоявшегося грабителя, насильника и убийцу. – Упустила ты момент, подруга. Ну ничего, не расстраивайся, – засмеялась она язвительным бархатным смехом, сочувственно похлопав меня по плечу, – в нашей жизни будет еще много упущенных моментов.

– Ты добрая, – пробормотала я.

– Конечно, – удивилась Шура. – Ты всегда можешь на меня положиться. Итак, зови к столу, посидим, постонем, ты побудешь тряпкой, я – жилеткой. – Она скинула игривую леопардовую курточку и покрутилась перед зеркалом, любуясь своими неувядающими формами. В пакете, пристроенном под ноги, что-то призывно позвякивало.

– Не пью, – вздохнула я.

– Ты наказана? – изумилась подруга. – А ну, отставить эти депрессивные штучки! Это просто мартини. Один маленький литр.

– Опять мартини… – обреченно застонала я.

– А что не так с мартини? – Шура извлекла из пакета бутылку, недоуменно оглядела ее, зачем-то перевернула, осмотрела донышко. – И прекрати капризничать, – рассерженно проговорила она и уверенным шагом направилась в гостиную, где по-хозяйски стала двигать мебель и извлекать из бара безалкогольные газированные напитки. Впрочем, все остальное Шура принесла с собой – высыпала из пакета пахучий козий сыр, гигантские оливки, полосатые креветки, подозрительно закрученную колбасу с запахом хвои. Не успела я моргнуть, а она уже взяла процесс в свои железные руки и стала разливать мартини, тоник.

– И чего стоим? Лед тащи!

– Ты на машине? – спросила я, возвращаясь с кусочками льда, взятыми в холодильнике.

– Это не машина – отмахнулась Шура, цепляя щипцами кубик льда и погружая в бокал. – Давно пора собраться с духом и деньгами и купить себе нормальную тачку.

Я чуть не поперхнулась. Серебристый «Лексус LX» позапрошлого года, способный нагнать ужас на всех участников дорожного движения, – уже не нормальная тачка?

– И тебе, Женька, давно пора расстаться с деньгами и взять себе что-нибудь приличное, – назидательно сказала подруга. – Ездишь на своей задрипанной «Мазде», как какая-то бомжиха. Не стыдно перед людьми?

– Ну, извини, – снова вздохнула я. – Чтобы расстаться с деньгами, надо с ними сначала встретиться.

– Тоже верно, – ухмыльнулась Шура. – Ну, давай за встречу. С деньгами. Ну, и с хорошим мужиком, конечно.

Последний посыл адресовался исключительно мне. У Шуры с сильным полом проблем не возникало. Мужики вились вокруг нее, как мухи вокруг бочки с медом. В ее жизни мелькали какие-то бизнесмены, депутаты, смазливые студенты (видно, для души, а не для денег), был даже один мужчина – зубной техник, попутно поменявший ей все содержимое рта, хотя и предыдущее содержимое было вполне еще сносным. Про мой роман с прокурором Вадиком Суховеевым она была в курсе и не уставала его критиковать, в чем была, безусловно, права.

– А прикольно, – засмеялась Шура, отставляя початый бокал. – Я так удачно припарковалась у твоего дома, что чуть не свернула задницу какому-то «Инфинити». Не волнуйся, его обладатель меня уже полюбил, умолял не обижаться и сунул визитку, согласно которой он трудится руководителем отдела финансовых операций «Топлесс-банка»… «Танекс-банка», – поправилась она, заметив, как у меня от удивления вытянулось лицо. – Между прочим, очень приятный и положительный с виду мужчина. Мне неловко. За десять минут я разбила сердце женатому человеку.

– Напомни, – откашлявшись, сказала я, – у тебя, кажется, сейчас ответственный менеджер с завода кока-колы. Наивный, доверчивый, но русским языком немного владеет. Пару дней назад ты еще не отправила его в отставку…

– И сейчас не отправила, – кивнула Шура, – он очень милый. А при чем здесь это?

Действительно, при чем?

– Последние выходные с этим парнем у нас прошли с превышением скорости, – похвасталась любвеобильная подруга. – Мы не заметили, как промчалось время. Только и успели лечь в постель… Ну требует душа тела, как ей откажешь?

– У тебя бывают выходные? Прости, хотела сказать, будни?

– Конечно. – Шура уставилась на меня как на болванку, не понимающую элементарных вещей. – Лично у меня, возможно, нет, но у этого подневольного парня – как у всех замордованных людей… Да что мы все о работе? Давай о тебе. Не нравишься ты мне, Евгения. Если так пойдет, то все мои усилия по приведению тебя в божий вид коту под хвост. Ну хорошо, в доме у тебя пока порядок, тут полный нормалек… – Она критически обозрела интерьер гостиной, которую я драила прошлой ночью, отчаявшись уснуть.

Я не стала ей напоминать, что порядок – частный случай беспорядка. В моей натуре постыдный пунктик. Пусть я даже сопьюсь, потеряю человеческий облик, но всегда в перерывах между запоями буду что-то чистить, драить, пылесосить, избавляться от вредоносных микробов и пылевых клещей. Такова натура, я хронически не выношу грязи. Я ее боюсь и трепещу перед ней. «Ангел чистоты ты мой, – ласково журил в первые годы нашей семейной жизни покойный Олежка, выплясывая на свежевымытом полу. – Жрица порядка ты моя, богиня уюта, мастерица клининга, чтоб тебя…» Шура Казначеева выражалась более конкретно. «Ты больная, подруга, – убеждала она, крутя пальцем у виска, – тебе лечиться надо. У тебя мизофобия – навязчивый страх перед грязью. Он же гермофобия – боязнь микробов. Он же бациллофобия, рулофобия и бактериофобия. Выбирай любое, что на тебя смотрит, – и пулей к психотерапевту, пусть он тебя вылечит. И не спорь. Ты переоцениваешь риск пагубного воздействия микробов». И бесполезно ей доказывать, что микробов я не боюсь, просто меня мутит от вида грязи…

Время летело незаметно, мы даже не почувствовали, как «уговорили» бутылку. Я жаловалась на жизнь, на то, что бизнес не идет, на недоброжелателей, на засаду в личной жизни (а встречи с пугливым прокурором – еще какая засада), а тут еще и сегодняшний случай, когда меня смертельно напугали…

– Забей, – твердила, как попка, Шура, – это было типичное недоразумение. Обычный грабитель – собирался тебя почистить. Его спугнули, и больше в этот подъезд он не придет. А если видел, что работала полиция, то подавно не придет… – Ее развезло, она была в своем репертуаре и вещала с надрывом: – Черт тебя подери, подруга, когда же ты выберешься из своего болота? Что в нем может нравиться? Продавай, к чертям, свои отстойные магазины – приличные люди по таким заведениям не ходят. Предлагают задешево – отдай задешево, пусть подавятся. Уезжай из этой квартиры – на хрена тебе такие хоромы? Приобрети нормальную «трешку», возьми приличную тачку… В общем, так, подруга. Первым делом, чтобы выбраться из жизненной ямы, тебе нужно поменять работу, молодого человека, место жительства, моральные принципы, сексуальную ори… – Она запнулась, но тут же снова заговорила: – Впрочем, последнее – на любителя. Встряхнись, начни хоть что-то делать. Ситуация, в которой ты застряла, тебя погубит. Мне жалко смотреть, как ты впустую расходуешь свои последние относительно молодые годы… Ты что, с соседкой познакомилась? – Вспомнив об этом, Шура попыталась сфокусировать на мне свой взгляд.

– Ну, вроде да, – пожала я плечами. – А что? Она в полиции работает, большим начальником… Она и вызвала группу… Эльвира спасла меня, между прочим…

– В полиции, говоришь… – задумалась подруга. – Знаешь, Евгения, это не страшно. Менты опасны, когда ты их не знаешь. Когда они твои соседи, это в корне меняет дело. Вот у меня когда-то был сосед по площадке, в ОМОНе работал… Впрочем, лирика, проехали. Держись за эту тетку, познакомься с ней поближе, так и быть, не буду ревновать. Слушай, а ты не знаешь, почему я тут сижу? – Шура мрачно уставилась на циферблат настенных часов. – Е-мое, уж полночь близится… – Она предприняла попытку встать с кушетки. Я успела метнуться, и посуда не пострадала, когда она рухнула обратно, взъерошивая свежевыкрашенную шевелюру. – Слушай, подруга, у тебя переночевать не найдется?

– Да ради бога, – пожала я плечами. – Четыре комнаты в твоем распоряжении.

– Хотя нет, поеду, – передумала Шура. – Боюсь у тебя ночевать, у тебя тут привидения, грабители, духи мрачные витают. Да и Рудик, опять же, заждался…

Она добрела до прихожей, втиснулась в сапожки, натянула куртку. Задумалась, в какой части света может пребывать ее сумочка, и очень удивилась, обнаружив ее на плече.

– Вот скажи честно, Шура, – спросила я, – как на духу. Ты правда в таком состоянии хочешь сесть за руль?

– А что не так с моим состоянием? – озадачилась подруга и погрузилась в глубокие раздумья. – Да, ты права, – кивнула она, – устала я сегодня… – и, порывшись в кармане, достала телефон и вызвала абонента. – Рудик, дорогой, ты готов за мной хоть на край света? Вот и славно, солнышко. Бери такси и дуй по адресу… Найдешь на лавочке свою любовь, а также ее машину. У тебя есть десять минут, Рудик, жми на все педали. Не уложишься в норматив – выйдешь в отставку… Ну, все, подруга, – дыхнула она мне в лицо выпитым и съеденным, – не скучай, не хандри, веди себя прилично. И помни, что я рядом и ты всегда можешь на меня положиться… Да, не забывай, что в мире есть много занятий поинтереснее работы. И второе: все твои желания сбудутся, стоит только расхотеть.

Все ее мудрые установки рассыпались в прах, стоило только лечь в постель. Я вертелась на простыне как коленчатый вал, вспоминала свою молодость, глотала слезы. Институт, родители умерли с интервалом в месяц. Мама зачахла после того, как отец, поскользнувшись на ледяной горке, попал под трамвай под номером 13. Удар был ниже пояса, я оправлялась от него несколько лет. В наследство от мамы досталась бронхиальная астма. К пубертатному периоду я «выросла» из нее, но сохранились нарушения в легочной системе, нездоровые бронхи, досадные отклонения с иммунитетом. Врач попался толковый, ремиссия продолжалась несколько лет. Но в двадцать пять, когда я уже самостоятельно осваивала эту жизнь, трудясь менеджером в крупной торговой сети, снова начались приступы удушья, и я загремела в областную больницу. Некий умник от медицины назначил лечение антиконвульсантами, убедив меня, что это модно и эффективно. А патогенез астмы очень схож с патогенезом эпилепсии и мигрени. От такого новаторства приступы пошли веселее и зажигательнее. Я ощущала себя подопытным кроликом. С будущим мужем я познакомилась именно в больничке. Не знаю, где он меня заприметил, возможно, на прогулке, но с некоторых пор я стала замечать, что пациент из отделения неврологии частенько околачивается рядом. Олежка был бизнесменом, перенес операцию по восстановлению связок на ключице. Он первый со мной заговорил – и покатилось… «Лошадки» бегали по кругу, мысли путались. В 33 года он был видным, интеллигентным, самостоятельным. Излучал обаяние, как целый выводок щенят. Я влюбилась по уши – и он туда же. Больничный роман перерос в дальнейшую счастливую жизнь. Его уже выписывали – здоровым, с исправно работающей рукой. Он возмущался: тебя тут залечат! Не успела я глазом моргнуть, как он извлек меня из надоевшей больницы, и «долечивалась» я в частной клинике, где главврачом был лучший друг Олежки. Приступы пошли на спад, и через полгода консилиум торжественно объявил: уникальный случай. Болезнь загнали настолько глубоко в организм, что можно говорить о полном выздоровлении! Свадьба, месячный отдых в Италии, где мы заблудились в колоннах Колизея и битый час занимались любовью на почтенных античных руинах…

Семейная жизнь выдалась полосатой. Страсть притупилась, детей у нас не было. Один из нас оказался бесплоден, хотя я точно знала, что это не я. Хотелось детей – пусть даже не своих. Но Олежка постоянно отнекивался, ссылался на кромешную занятость, финансовые трудности. Насчет трудностей он явно преувеличивал, в первые годы его бизнес процветал. В добавление к нескольким ресторанам он приобрел сеть продуктовых магазинов «Корзинка», разбросанных по городу, превратил их во вполне приличные точки «у дома». Проблем с законом он в ту пору не испытывал, проворачивал неплохие сделки. Когда среди плотной застройки улицы Крылова вырос этот 12-этажный монстр, окольцованный решетчатой оградой, он купил в нем 5-комнатную квартиру. Я в ту пору не работала – муж настойчиво не рекомендовал это делать. «Бережешь меня, как заначку», – ворчала я, слоняясь по квартире с тряпками. Предложения нанять домработницу натыкались на упорное сопротивление с моей стороны. Я мыла, чистила, скребла, готовила, а он с тоской смотрел на это. Бизнес захватывал Олежку с головой. Но он еще и помогал мне, сочувствовал, что-то готовил. Есть его стряпню было невозможно. «Фирменные котлеты, – окрестила я их, – "Дожуем до понедельника"». И всячески отлучала мужа от кухни, будучи уверенной, что каждый должен заниматься своим делом. Точно не помню, когда наша жизнь дала трещину. Мы по инерции обзывали друг дружку «котятами» и «зайками», он дарил подарки – то маленькую машинку из семейства «Мазда» совместно с водительским удостоверением, то элегантный корм для моли (кажется, из песца). В какой-то момент я обнаружила, что его занятость на работе сильно преувеличена. Олежка обзавелся миловидной шлюшкой и дважды в неделю проводил с ней время. Я закатила такую сцену «верности», что дрожали стены. Он клялся в вечной любви, обещал бросить любовницу, ползал в ногах, уверяя, что я для него – вершина мира. Я простила. Вершина мира – было сильно. Но начиналась агония. Он продолжал мне изменять, хотя и стал немного умнее. Я тоже в долгу не оставалась, пару раз переспала с его приятелем и деловым партнером. Но в любом случае он оставался мне мужем – самым близким человеком. Надеюсь, что и я для него. Потом над бизнесом сгустились тучи. Он мрачнел, изъяснялся какими-то витиеватостями. Выяснилось, что он не смог вернуть кредит, взятый на развитие бизнеса, – сподличал парень, с которым я переспала. Упомянутый тип исчез с горизонта, никто о нем больше не слышал. Олежкин бизнес покатился под откос. Он спас лишь «Корзинку», от остальных активов, включая рестораны и мелкую недвижимость, пришлось отказаться. Но и этого недоброжелателям оказалось мало. Я не знала, на чем он погорел, он не откровенничал, но влип Олежка по уши. Из него что-то вымогали, а он не отличался сговорчивостью. Я поняла это со всей пронзительностью, когда в один погожий день на меня напали в подворотне, заткнули рот, натянули на голову мешок и потащили в машину. Очнулась я в подвале, напичканном трубами и прочей проржавевшей сантехникой. Трещала голова – ее наполнили чем-то усыпляющим. Как в дешевом триллере про киднеппинг, надо мной склонялись люди в масках, щупали меня, глумились хриплыми голосами. До изнасилования, слава богу, не дошло, цель у похитителей была другая. Меня оттащили в угол, бросили на пахучий матрас и приковали к трубе. «Не трогать девку, – распорядился некто в маске. И добавил под одобрительное урчание единомышленников: – А если муженек не одумается, то, зуб даю, мы ее отколбасим». Несколько суток я провела в состоянии махрового ужаса, думала, что сойду с ума. Сердце замирало, когда кто-то из похитителей ко мне приближался. Меня кормили китайской лапшой, поили теплой минералкой и постоянно надо мной издевались. Хорошо, что в устной форме. Не секрет, что у Олежки вымогали бизнес. Мне самой было интересно, как он себя поведет. На третий день состоялся визит спецназа – то есть бизнес свой Олежка отдавать отказался, а подключил связи. Подвальное помещение под стадионом «Спартак» наполнилось гамом, руганью, хлопали выстрелы, от которых я окончательно обезумела. Пули свистели над головой, бились в стены (один из победителей позднее пошутил: полицейским теперь разрешено не целиться). Похитители сопротивлялись – одного из них пристрелили. Он рухнул рядом со мной с распахнутыми глазами, обливаясь кровью, а я подтягивала под себя коленки и даже не сомневалась, что если выживу, то пропишусь в дурдоме. Видимо, Олежке удалось вычислить похитителей и чем-то подманить правоохранительные органы. Несколько дней я лежала в больнице, приходя в себя, а мой муж кругами ходил вокруг палаты и ночевал на коврике под кроватью. На него забавно было смотреть – он вел себя как преданный пес. Снова клялся в любви, рвал на груди тельняшку, кричал, что никогда больше такого не допустит. Строил врачей. Мне кололи какие-то лекарства, обследовали, словно древнюю мумию. А меня при этом донимал вопрос: что же показало вскрытие? С ума я не сошла, нервная система оказалась крепче, чем предполагалось. Но из прострации я выбиралась долго, шарахалась от любого шороха, затыкала уши при звуке незнакомых голосов. Меня допрашивали люди в полицейских погонах. Где-то на этом этапе и сверкнул заместитель районного прокурора Вадик Суховеев – смазливый 35-летний субъект, умудряющийся сочетать в себе застенчивость с наглостью. Он приударил за мной после допроса, делал неприличные предложения – в духе «стоит ли время тянуть, вы чертовски привлекательны, я чертовски привлекателен…» Еще и пошутил: «А если не согласны, заведу на вас дело». Это, кстати, была его единственная удачная шутка за все последующие полтора года…