Глава третья

Богиня всего сущего

Начало.

Шестой год правления фараона Яхмоса. Ему было всего десять лет, когда он взошёл на престол. Первые четыре года страной правила его мать и регент, царица Яххотеп, но в четырнадцать фараон взял управление в свои руки.

Полуденное солнце стоит в зените. Его жаркие лучи озаряют шумный Мемфис, живущий своей привычной суетой. На улицах слышны гулкие шаги, звонкие крики, смех детей, азартно играющих в шарады. Мясники громко зазывают покупателей к прилавкам, а торговцы предлагают фрукты, специи и ткани, источая пёстрый аромат рынка. Всё это сливается в единую симфонию жизни города, кипящего в полуденном зное.

Тем временем, в покоях дворца, тонкая фигура потягивается в ложе, погружённой в полумрак. Её длинные, вьющиеся локоны нежно струятся по плечам, отражая золотистый свет, пробивающийся сквозь резные окна. Богиня Маат пробуждается ото сна. Мягкая струя свежего воздуха, несущая слабый аромат акаций и нагретого камня, касается её лица. Она медленно садится на постели, её светлая кожа кажется фарфоровой в утреннем свете.

Легко потянувшись она начинает составлять план на предстоящие дни. По её воспоминаниям необходимо решить пару срочных дел с фараоном, встретиться со жрецами из-за коронации и уведомить близлежащие номы для подготовки к шему. Однако мысли богини возвращаются к минувшим столетиям. Прошедшей ночью она вновь вспоминала, как больно переживала грядущие перемены. Война с гиксосами стала одним из ударов, навсегда изменивших её восприятие смертного мира.

Мысли богини возвращаются к минувшим столетиям. Минувшей ночью она вновь вспоминала, как больно переживала грядущие перемены. Война с гиксосами стала первым из ударов, навсегда изменивших её восприятие смертного мира.

Гиксосы, завоеватели из Ханаана, вторглись в Та-Кемет, захватив Нижний Египет и разорив священные земли. Секененра Таа II, фиванский фараон, отказался подчиниться гиксосскому царю Апопи, поэтому был убит в бою. Его место занял его старший сын Камос, смелый воитель, начавший борьбу за освобождение Египта. Вандализм гиксосов, разрушение храмов, убийства священных животных возмутили египтян. Камос собрал совет вельмож и предложил план изгнания врага. Его армия, усиленная нубийскими союзниками, двинулась вниз по Нилу достигнув Авариса, атакуя врага внезапно. Успех сопровождал их, но Камос повторил судьбу своего отца, пал на поле боя, не завершив миссию.

Победителем стал юный Яхмос I. В четырнадцать лет он возглавил египетскую армию взяв бразды правления на себя. Гиксосы, не желавшие проиграть, вновь объединили свои силы. Яхмос во главе египетской армии вторгся в Ханаан и нанёс решающий удар гиксосам, тем самым разгромив чужеземцев. С поддержкой критского флота и войск своей матери, Яххотеп, являвшейся «повелительницей берегов Хаунебт» он окончательно изгнал завоевателей, вернув мир в Египет. Теперь, спустя два года после победы, Кемет вновь обрёл стабильность, процветание и силу.

Маат вспоминает, как во времена войны каждый правитель и герой были для неё лишь мимолётными вспышками в бесконечности её существования. Её одиночество неизменно. Несмотря на окружение смертных, никто не мог понять её истинную сущность. Она видела, как поколения сменяют друг друга, как приходят и уходят фараоны, а люди остаются такими же мимолётными и хрупкими. Бессмертие обременяло её, делая каждое новое утро похожим на предыдущее.

Сложно найти себе друга среди множества смертных. Так же страх вновь кого-то потерять существует в душе богини, словно змея, вцепившееся в сердце.

Проживая цикл за циклом девушка начала теряться во времени, всё было одинаковым и приевшимся. Когда не преследует смерть есть возможность прожить хоть сотню человеческих жизней, делать всё что заблагорассудиться: увидеть мир, познакомиться со множеством интересных личностей, попробовать новые блюда, почувствовать всё то, что человек не может испытать за одну свою жизнь. Но спустя сотни, тысячи и миллионы лет всё становится в тягость. Ведь если ты бессмертен приходит осознание: жизнь – бессмысленна.

Маат подходит к окну. С высокого балкона дворца открывается вид на величественный Мемфис, город, возведённый её руками. У подножия дворца возвышается храм богини Маат. Утренняя церемония уже началась: жрецы читают мантры, а дым ладана струится вверх, смешиваясь с солнечным светом. Но для богини этот ритуал стал чем-то обыденным, почти бессмысленным. Её сердце опустошено, глаза смотрят на город без прежнего вдохновения.

«Этот мир, который я создала, живёт своей жизнью. Но что я значу для него?» – думает она, наблюдая за людьми, спешащими по своим делам. Величие Мемфиса, рождённое её замыслом, кажется далёким от её нынешнего состояния.

Одинокая слеза скатывается по щеке, сверкая в лучах солнца, но она тут же смахивает её, не позволяя себе слабость. Маат знает: даже богам приходится скрывать свою боль.

– Я так устала… – тихо признаётся она. Для божества, чья жизнь должна быть безупречной, это признание звучит почти унизительно. Но тоска и раздражение поглощают её. Она закрывает лицо руками, стараясь подавить нарастающее чувство опустошения.

Тишину комнаты нарушает осторожный стук. Кристиана мгновенно выпрямляется, натягивая на себя привычную ледяную маску. Быстрый взгляд в зеркало убеждает её, что эмоции надёжно скрыты. Ни один мускул не выдаёт усталости.

– Войдите.

Дверь открывается, и входит Ливия, её личная служанка. Поклонившись, она говорит с почтением:

– Доброе утро, госпожа. Вы готовы к аудиенции с фараоном?

Кристиана сжимает губы, её взгляд становится настороженным. Голос Ливии звучит привычно, но в интонации сквозит что-то необычное.

– Аудиенции? – переспрашивает богиня. – У фараона были другие планы на это утро.

– Он изменил их, госпожа, – спокойно отвечает Ливия. – Приказал сообщить, что ждёт вас, как только вы будете готовы.

Кристиана чуть нахмуривается. Такое решение фараона неожиданно для неё.

– Понятно, – отвечает она сдержанно. – Тогда я надену белый калазирис и украшения из лазурита.

Ливия кивает, но задерживается, словно колеблется, стоит ли продолжать. Наконец её голос смягчается:

– Госпожа… Вы сказали, что устали,  – она на мгновение встречается с пристальным взглядом. – Позвольте спросить. Но ведь боги не устают, верно?

Кристиана слегка приподнимает бровь, её взгляд холодеет. Этот вопрос звучит, словно нечто большее, чем простое любопытство.

– Мы не должны, – говорит она медленно. – Но это не значит, что не можем. Усталость – это не только телесное чувство, Ливия. Иногда даже дух нуждается в покое.

Ливия слушает внимательно, но в её взгляде мелькает лёгкое недоумение.

– Но разве вы не бессмертны? Как можно чувствовать то, что свойственно людям?

– Бессмертие не делает нас неуязвимыми, – произносит богиня. – Наши задачи требуют сил, и иногда даже божеству нужен отдых. Мы чувствуем вес всего, что происходит вокруг, пусть не так, как люди. Но этот груз может быть не менее тяжёлым.

Лицо Ливии смягчается, в её глазах появляется искренняя забота.

– Простите меня, госпожа. Я просто хотела помочь. Может быть, предложить травы для восстановления сил?

Кристиана позволяет себе мягкую улыбку.

– Я ценю твою заботу, Ливия, – тихо говорит она. – Но я справлюсь.

Ливия почтительно кивает и покидает комнату, оставляя богиню наедине с мыслями о предстоящей встрече с фараоном.

Кристиана редко выходит за пределы дворца, где тени сада надёжно скрывают её от посторонних взглядов. Её внешность неизменно привлекает внимание: фарфоровая кожа, утончённые черты, белоснежные волосы и ярко-голубые глаза делают её чужой среди местных жителей. Она выглядит как видение – нечто эфемерное и далёкое. В то время как египтяне, являются людьми трудящимися. Брюнеты с загорелой кожей и тёмными глазами, работающие под горячим диском бога Ра.

Именно по этой причине она редко покидала дворец. Притягивая к себе ненужные взгляды, Кристиана предпочитала спокойствие тенистого сада, который давно стал её тихим убежищем. Это время она любила проводить в компании Ливии, своей верной служанки и, как Кристиана не желала признаваться самой себе, единственной близкой души. Ливия являлась не обычной слугой, она стала неотъемлемой частью жизни богини. Хотя Кристиана часто сохраняла холодную маску, её сердце тянулось к Ливии, чувствуя незримую, но крепкую связь.

Когда Ливия возвращается, приготовления проходят в тишине. Белый калазирис мягко облегает фигуру Кристианы, струясь до самого пола, словно касаясь кожи лёгким дуновением. На шею ложится серебряный воротник с изображением луны и расправленных крыльев – символ её божественной сущности. Ливия аккуратно закрепляет широкий пояс и надевает на запястья массивные браслеты, которые переливаются в утреннем свете. Каждое украшение, сделано из серебра из-за прихоти столь почитаемой богини.

Между прядей её белоснежных волос служанка вставляет страусиное перо, символ гармонии и силы Маат.

Богиня смотрит на своё отражение в зеркале. Лёгкая тень усталости прячется за идеально безмятежным лицом. Она глубоко вздыхает, готовая встретить новый день.

Кристиана берёт любимое кольцо с нефритом и надевает его на безымянный палец. Для неё это больше, чем украшение: кольцо несёт память о важных моментах жизни, о ком-то особенном, кто остался в её сердце. Она проводит пальцем по холодной поверхности, вглядываясь в изумрудный блеск, словно видя в нём тени давно ушедшего прошлого. В её душе отзывается тихий, почти болезненный укол – в момент, когда пальцы соприкасаются вокруг кольца.

Глаза её замирают на переливе изумруда, глубоком и таинственном, словно хранившем в себе ответ на вопрос, который она давно не осмеливается задать. Её мысли унеслись в прошлое, к лицу, которое однажды было дорогим, но теперь осталось только в отголосках памяти.

«Как давно это было…» – думает она. Но прежде чем воспоминания захлёстывают её, Кристиана заставляет себя вернуться в настоящее, отводя взгляд от кольца и стараясь забыть образы из прошлого.

«Теперь не время для этого», – строго говорит себе она, отгоняя мысли, несущие боль. Огонёк в её глазах на мгновение погас, уступив место привычной хладнокровности. Кристиана выпрямляется, возвращаясь в реальность. На лице снова появляется обычное спокойное выражение, а в мыслях остаётся лишь предстоящая аудиенция с фараоном.

«Вероятно, встреча не затянется», – думает она. – «Зайду за книгой и пойду в сад с Ливией. Мы давно не были там вместе».

На мгновение Кристиана останавливается, чувствуя укол вины за то, что с утра говорила с Ливией так сухо. Она не просто служанка: их объединяют долгие часы бесед и молчания. Почему Кристиана иногда отталкивает её? Возможно, потому что даже боги не могут позволить себе слишком сближаться с людьми. Но с Ливией всё иначе… В её присутствии Кристиана ощущает покой, редкое для себя чувство.

«Ливия поймёт», – оправдывает себя Кристиана, – «Я лишь пытаюсь не привязываться слишком сильно. Но как это возможно, когда она всегда рядом?»

Стараясь отвлечься мысли возвращаются к фараону Яхмосу, который вдруг изменил свои планы. Нелогично – особенно перед коронацией Нефертари. Если Яхмос тревожит её, значит, что-то серьёзное.

– Госпожа, приготовления окончены, – голос Ливии звучит тихо и почтительно. Склонившись в глубоком поклоне, она открывает двери и отступает в сторону, чтобы пропустить Кристиану.

– Превосходно, – коротко отвечает богиня. На миг её взгляд задерживается на Ливии, и они обмениваются почти незаметным, но понимающим взглядом.

Кристиана выходит из комнаты, её босые шаги глухо отдаются по мраморным плитам коридора. В тишине дворца слышен лишь лёгкий шорох одежды и слабое эхо её шагов. Она идёт грациозно, словно тень, органично вписываясь в это пространство, ощущая себя частью дворца, его безмолвной хозяйкой.

За ней, стараясь не отставать, неслышно ступает Ливия. С ранних лет она учится этому искусству, наблюдая за Кристианой, – не заговорить первой, улавливать каждое её желание без слов. Ливия выросла здесь, во дворце. Для неё богиня всегда была наставницей, её единственной опорой. С четырёх лет Ливия была «хвостиком» богини, обучаясь тонкостям этикета и самоконтроля. Она не просто служанка, она – подруга и преданная спутница Кристианы.

В редкие минуты наедине Кристиана позволяет себе быть просто собой, наслаждаясь прогулками по саду, разговором о цветах, что они вместе выращивали, или другой, казалось бы, незначительной темой. Ливия – единственная, кто не напоминает ей о божественном статусе, и эта простота в отношениях бесценна для богини.

И всё же, в публичных ситуациях, как сейчас, Кристиана сохраняет дистанцию. Их связь слишком глубока, чтобы выставлять её напоказ, и Ливия понимает это. Она не нарушает тишину, чувствуя каждую перемену настроения Кристианы, каждую тень на её лице. Молчание между ними многозначительно и не требует слов.

Пройдя несколько длинных коридоров, Кристиана невольно ощущает лёгкий ветерок, едва касающийся её волос. Она замирает на мгновение, её пальцы тянутся к кольцу, но тут же останавливаются. Сейчас не время для прошлого.

Зал аудиенций или же тронный зал находится в самом центре дворца, где сходились важнейшие пути фараонской резиденции. Восточное крыло с садами и длинными аллеями, принадлежит Кристиане, даруя ей тишину и уединение. В западном крыле будет жить Нефертари, а покои фараона, вместе с большим садом, расположены в северной части, ближе к центру власти.

Кристиана и Ливия проходят через каменный коридор, крытый резными колоннами, символизирующими порядок и гармонию – принципы, связанные с Маат. Воздух пропитан ароматом ладана и  мирры от курильниц, стоящих вдоль стен.

Приближаясь к дверям тронного зала богиня ощущает тревогу. В её сердце вспыхивают противоречивые чувства, подгоняемые столь резким желанием Яхмоса встретиться с ней. Игнорируя этот необъятный наплыв чувств, девушка трогает холодное кольцо большим пальцем, желая успокоиться.

При виде Кристианы стражники низко кланяются, признавая её присутствие. Слаженно и без слов они распахивают массивные двери тронного зала.

– Кристиана, воплощение богини Маат, прибыла! – торжественно объявляет один из стражей, его голос гулко разносится по залу.