Глава 9

Ирбис рычал внутри. Моя, моя, моя. Живая такая. Крошечная. Нежная. И вовсе не лицемерка, просто испуганная девочка. Мы оба сейчас чувствовали это как никогда остро. Потому что это с нами она говорила. В нас видела угрозу, да, но и надежду на понимание тоже в нас. Как бы не боялась, но рассказала. Да, слишком надолго мы отложили этот разговор, но лучше поздно, чем никогда.

Ей не нравится, когда трогаю. Она называет меня чужим. Пусть. Это по крайней мере всё объясняет. Хотела попробовать иначе, но боялась заходить дальше. Боялась меня, но всё равно из всех вокруг тянулась именно ко мне. И этот её поступок с завтраком теперь казался мне не актом мести, а забавной историей о том, как эта малышка обдурила меня и моего расслабившегося зверя, не ожидающего подвоха от неё, готового принять из её рук без опаски что угодно. Жаль, что она это сделала потому, что думала, я стану вести себя с ней, как с Эликой. Но в остальном, вспоминая своё лицо в момент, когда вместо воздушного, чуть сладковатого вкуса ощутил горечь и соль, теперь хотелось усмехнуться, а не разнести полдома.

Мне вообще казалось, что почему-то после этих её слов я стал сильнее. В груди что-то горело. В конце концов, Эмина она тоже ненавидела, как выяснилось, но пожалела и привыкла теперь. Может со мной будет так же?

Положил ладонь на сердце, пытаясь унять жар. Элисса тут же встрепенулась:

– Вам плохо?

И я разглядел в её вопросе не совсем заботу. Это нечестно – врать ей в таком. Каково жить под постоянной угрозой смерти, будучи уверенной, что твоя жизнь зависит от другого человека (ну да, оборотня)? Ещё и её эти вопросы о том, как именно это произойдёт.

– Элисса… Если меня не станет, ты не умрёшь.

– Но он… сказал…

– Он ошибся. На тебе нет моей метки. Ты не умрёшь. Да, будет неприятно сначала, но не больно. И ты сможешь жить дальше.

Интересно, я сейчас подписываю себе приговор? Ведь теперь ей ничего не помешает… Хотя… Она же не хочет быть «как они»… Вздохнул. Да и, по сути, это я вложил в её руки оружие, сам дал напутствие палить по каждому, кто сделает больно, а потом просто взял и сделал сам. Ещё и обиделся, что она испугалась и решила защищаться. Жаль, что теперь Эмину не задать трёпку за такие заверения. И благодарность вместе с тем не выдать. Ведь по всему выходило, что всё это время она боролась сама с собой только по одной причине. И мне нужно её сохранить.

– Правда?

– Правда. А вот если с тобой что-то случится, то я подохну точно, – почти не соврал. Потому что и сейчас-то не вижу смысла в своей жизни, а без неё и подавно. Ну не могу я оставить ей эту лазейку.

Девочка погрустнела, будто я только сорвал её план. На это и был расчёт.

– Ты же не станешь себе ничего делать, чтобы я не умер, правда? Целый прайд барсов зависит от меня.

– Они ужасные, – она поморщилась, а я вопреки здравому смыслу улыбнулся.

– Нет, Элисса. Не все. Есть же крошечные котята, есть молоденькие девушки, как ты. Разве они тоже ужасные? Я мог бы показать тебе как-нибудь…

Она пожала плечами, глянув на повреждённое запястье. М-да, просто не будет. Дотянулся до тумбочки с баночкой мази и подал ей.

– Обработай, пожалуйста.

– Вы… не будете?

– А ты хочешь, чтобы это сделал я?

Девочка замялась.

– Ну вот видишь. Обработай. Я… прошу у тебя прощения за это. Признаю, что бываю несдержан, но очень постараюсь держать себя в руках впредь. Хоть и говорил тебе уже это, но попробуй поверить мне снова. Пусть это будет последний шанс?

– А если Вы… ну…

– Не сдержу обещание? Тогда, скажем… Что ты хочешь? Давай придумаем мне страшное наказание.

– Я не хочу наказание… – она судорожно выдохнула, как дети после того, как долго-долго плакали. Но вроде и правда успокаивалась, только смотрела с опаской. А в общем даже почти не дрожала.

И это заявление меня немало удивило.

– А что же тогда?

– Просто не надо так больше… пожалуйста. А я… я больше не буду портить завтрак и… грубить.

– Договорились. Кстати… Если тебе не нравится Эмин, то мы можем отдать его кому-то. Тебе вовсе необязательно с ним возиться.

Псина чихнула от возмущения и ткнулась носом в её щиколотку, глядя на нас так, будто мы обсуждали, как его съесть, а не поменять хозяев. Элисса перевела взгляд с него на меня. И мне показалось, что ей неудобно перед комком шерсти за то, что тот слышал моё предложение.

– Я…уже привыкла… и он же тоже. Так нельзя.

Вот как? Быстро же этот проныра из «ненавижу собак» превратился в «я привыкла». И сидит ещё с видом победителя просто. Прекрасно всё понимает. И кажется насмехается над таким неудачником, как я. Вроде как вот, ко мне привыкли, а к тебе, дубовая голова, нет. Может стоит присмотреться к его поведению и попробовать что-то скопировать… Стоп. Я всерьёз сейчас собираюсь повторять за собакой?! Снова глупости в голову лезут.

Из тупых мыслей вырвал вопрос:

– Вы же не станете теперь его… прогонять?

– Не стану, пока ты за него просишь.

– Я прошу.

Она закусила губу. Так, как делала, когда хотела что-то узнать.

– Спрашивай.

– Просто… Вы сказали про детей «котята».

– Когда-нибудь я покажу тебе, как выглядят наши дети. Они могут быть и обычными, и оборачиваться. Ты никогда не видела?

– Там были только… страшные… как те, что в клетках.

– Наши не такие. Они очень милые и ласковые. Тебе понравятся, если увидишь. Просто мне не у кого попросить ребёнка на время, боюсь, такая просьба будет немного странной, – попытался пошутить.

Шутка была не понята.

– Я бы показал тебе своего зверя, но ты вряд ли захочешь. Да?

Пара тут же напряглась и немного отодвинулась.

– Понимаю, что те, кого ты видела прежде, были агрессивными и выглядели пугающе. Но в нормальном состоянии мы совсем другие. Я не стану оборачиваться при тебе, если ты не хочешь. Не пугайся.

– А что у Вас…за зверь?

Блядь. Я даже этого ей не рассказал. Пара. Жена. Ага.

– Ирбис. Снежный барс. У него светлая, мягкая шерсть, голубые глаза с вытянутым, как у кошек, зрачком.

– А что он… ест?

Огромные глаза начинали наполняться паникой.

– То же, что и я. Мы питаемся вместе. Например, сегодня утром мы оба испробовали прекрасные оладушки.

Элисса покраснела.

– Не думай, что если я не злюсь, то стану настаивать на чём-то большем, чем разговоры. Да, я сглупил, что пытался слишком быстро сократить между нами дистанцию, но ты не говорила, что не хочешь, а я неправильно понимал твоё поведение. Видишь, как просто становится друг друга понимать, если общаться.

– Не просто, – нахмурилась она.

– И что ты не понимаешь?

– Вы не злитесь.

– Ты бы хотела, чтобы я злился сейчас?

– Нет, но… Вы же всегда злитесь, если я делаю что-то не так.

– Ты просто рассказала мне, что ты думаешь. И ты права, что не виновата в том, что не можешь чувствовать по-другому. Я бы хотел, чтобы ты видела меня другим. И не боялась совсем. Но понимаю, что сам дал повод. И не один. Правда пока ума не приложу, что делать с этим теперь.

– Я тоже, – вздохнула она, вроде бы подвигаясь на сантиметр обратно.

Мне же не показалось?

Но раз уж мы начали этот непростой разговор, то нужно бы если и не завершить его окончательно, то хотя бы выяснить как можно больше. Пусть Элисса и сказала, что я не хочу спрашивать её о многом (наверное, отчасти так и есть, мне правда это тяжело даётся), пусть мне самому столько ещё нужно у неё выяснить (только сначала самому спокойно переварить), но есть вопросы, которые просто нельзя откладывать.

– Можно ещё тебя спрошу? Это важно.

Элисса кивнула. Хотя кажется мы оба ощущали некую неловкость, повисшую в воздухе. Не привыкли говорить по душам. Не привыкли доверять друг другу. Да. Не только она мне, но и я ей.

– Царапины на груди. Откуда они?

И вот она только сидела рядом, поглядывая на меня с ожиданием, вздыхала, успокаиваясь. Я радовался, что не впадает в истерику и не начинает огрызаться. А стоило спросить об этом, как передо мной снова насупившийся ёжик. Молчаливый ёжик.

– Ты не хочешь об этом говорить?

– Нет.

– И предлагаешь мне ничего не делать, пока тебя кто-то обижает? Или не кто-то?

Покачала головой.

– Ну и как мне этот понимать?

Она резко встала и отошла к окну. Пришлось медленно, чтобы не пугать, следовать за ней. Но стоило приблизиться, как девочка опять закрылась, обняла себя руками и вздрогнула.

– Ты сказала, что чувствуешь моего зверя и что я злюсь, так?

Привычный кивок вместо ответа.

– Это потому что связь работает в обе стороны. Я тоже чувствую тебя иногда, когда твои эмоции очень сильные. Но сейчас скажи, в данный момент я злюсь?

– Нет. Вроде…

– Не вроде. Я не злюсь. Тогда почему ты сейчас боишься?

– А может Вы и не злой… сделаете что-то.

– Не злой я делал тебе что-то плохое? Хоть раз.

Пожала плечами неуверенно.

– Почему ты думаешь, что именно теперь сделаю?

– Не знаю.

– Не знаешь, но боишься на всякий случай? Или если ты будешь бояться, это что-то изменит? Ведь нет, правда? Видишь, я спокоен. Не обиделся на тебя. И не собираюсь тебя наказывать. Просто хочу говорить с тобой. И всё. Даже трогать, как ты говоришь, не буду. Тем более всё остальное. Мне важно знать, кто причиняет тебе вред. И если это делаешь ты, то я должен знать, почему. Я помочь хочу, Элисса.

Она порывисто выдохнула.

– Так кто оставил на тебе эти следы?

После затравленного (опять!) взгляда в свою сторону и вздоха как перед прыжком в воду я услышал то, от чего едва тут же не рухнул столбом.

– Это Вы сделали.

Вот это заявление. Я?!

Дальше последовала сцена из немого кино. Я смотрю на Элиссу круглыми, ошарашенными глазами (да чего уж – охреневшими глазами я смотрю), она пугливо – на меня. И явно не собирается ничего добавлять. И главное, выражение лица у неё такое – уверенное. Словно и правда других вариантов просто нет.

Но что значит, я сделал?! Я её пальцем не коснулся! Нет… коснулся, конечно… но… Я не царапал её! Что она несёт?! Новую волну ярости подавил неимоверным усилием воли, убеждая себя, что вся её прежняя ложь была следствием причин, о которых я даже не думал, как и её странные поступки. Поэтому нужно просто разобраться. Одно дело оговаривать кого-то другого, другое – меня же самого! Ведь я как никто знаю правду.

– В смысле… Элисса? Это же не я!

Ну сложно подбирать верные слова, когда тебя обвиняют в подобном. Я же не отрицаю, что причинял ей боль, и вины своей не отрицаю, но тут вообще нечто, не поддающееся объяснению.

– Вы.

И безапелляционно так она это говорит!

– Элисса… я бы никогда… Ты всерьёз хочешь сказать, что я тебя царапаю?!

– Да. Ночью, – и хмурится ещё так натурально!

– Это ложь. Я не прихожу к тебе.

Долгое время уже не прихожу! А когда приходил, обнимал – было, целовал, ну в волосы и щёчку – тоже да, но наносить раны?! Что за мысли в её голове? Чуть не ляпнул, что вообще-то тут камеры. Но вряд ли она этому порадуется.

– Приходите, – почти прошептала.

– Когда? Зачем?

Да не было такого! Мне кому верить теперь: ей или самому себе?!

– Теперь Вы злитесь…

– Нет, я возмущён. Потому что не прихожу к тебе.

– Ааа… ну раз Вы так решили, – пара отвернулась от меня.

И вновь сделала это так, словно не собиралась доказывать свою правоту, но была совершенно точно в ней уверена. И этот её взгляд на меня как на сумасшедшего.

– Нет, – снова развернул её к себе, легонько (на самом деле легонько) удерживая за плечи. – Расскажи всё. Ты сказала, что видела меня. Что я говорил?

Мало ли, может у неё галлюцинации?

– Ничего.

– Просто пришёл, поранил тебя и ушёл, так что ли?

– Нет… – она покраснела.

Это что я там такого делаю по её логике?!

– А что тогда?

– Ничего.

– В смысле ничего?

– Я не скажу. Вы сами знаете.

– Но я не знаю, Элисса!

– Знаете… – она опустила голову.

– Ты поэтому от меня шарахаешься?

– Не только, ещё Вы злитесь, поэтому страшно.

– Но… ты считаешь, что я прихожу ночью и царапаю тебя, и это тебя пугает меньше, чем просто злость?

Снова пожала плечами.

– Элисса… – вот сейчас будет прям очень тупой вопрос. – Ты уверена, что прям видишь меня? Именно меня. Здесь.

– Да. Вас.

– И… как часто я… прихожу?

– Несколько раз в месяц.

– То есть это не первый раз?! Там есть старые шрамы… тоже я?

– Да…

Что за ерунда?! Ну что за бред-то?! Пригляделся к ней. Она не выглядела совсем уж не в себе. Да, странная. Но такой она была давно! И не настолько же, чтобы пытаться солгать мне же обо мне!

– Ты поэтому сказала, что я часто делаю больно?

Она кивнула.

– Элисса, ты ошибаешься. Я не касался тебя. Тем более не царапал! Зачем мне это?

– Я не знаю… чтобы лечить потом?

– Элисса! Ну уж совсем извращенца-то из меня не делай.

Теперь молчание тяготило. Она, кажется, всерьёз решила, что я намеренно открещиваюсь от правды. Я точно знал, что не страдаю провалами в памяти и периодически провожу время за камерами. В том числе ночью. Кстати, о них. Я же почти не выпускаю её из виду! Как, когда и главное – чем она могла успеть причинить себе вред? Шрамы от когтей мне было бы сложно спутать с чем-то другим.

– Давай мы оба успокоимся и потом поговорим ещё раз нормально?

Ну а что мне остаётся? Хоть пятьсот раз могу ей сказать, что это не я, она же своё твердит. Главное, что это не кто-то чужой её обижает. А раз это может быть только кто-то из нас, точнее, раз это делает она (зачем меня пытается убедить в другом – другой вопрос), но думает, что её жизнь связана с моей, то непоправимого не должно произойти. Да и с сегодняшнего дня я вообще её из виду не выпущу.

Элисса обхватила свои плечи руками и промолчала. По неведомой причине, даже если она правда думает, что это я, то раны от когтей по ночам её пугают меньше, чем моя злость. И теперь я должен обязательно с этим разобраться.