Глава 1

Майкл

Иногда достаточно одного мгновения, чтобы всё изменилось.

И это было моё…

Утро началось, как обычно, – душно, жарко, невыносимо. Мы поздно вернулись с операции. Один раненый – американец.

Когда ты находишься в этом аду, тебе приходится совершать безумные поступки. Потому что на кону – твоя жизнь и жизни твоих товарищей. Я боевой медик армии США. По крайней мере, раньше был.

Вот ты играешь в мяч под палящим солнцем пустыни, смеясь от души.

Вот ты подшучиваешь над другом, сбиваешь его с толку, пока он неловко пытается поговорить с девушкой по телефону.

А через мгновение… ты засовываешь руки в зияющую рану своего лучшего друга, отчаянно пытаясь удержать его вываливающиеся кишки внутри изуродованного тела.

Когда мы вернулись в лагерь, я долго не мог уснуть. Впрочем, как и всегда за всё время, что я здесь. Часами лежал на койке, наблюдая, как тени на потолке постепенно исчезают, уступая место рассветному свету.

Было тихо. Чертовски тихо.

А потом… в одно мгновение всё изменилось.

Я вздрогнул от внезапного оглушительного взрыва, прогремевшего так близко, что стало ясно – безопасным это место уже не назвать. Сон ли это был или я просто лежал, уставившись в потолок, – теперь не имело значения.

Мгновенно схватив оружие, я выбежал из палатки, даже не успев натянуть штаны. Кричащий голос командира прорезал хаос, доносясь с восточной стороны:

– Ложись! Всем вниз!

Я бросился к земле, скатываясь вниз по склону. Дым застилал глаза, резкий запах горящей плоти и пороха проникал в ноздри, а падающие обломки скал мешали бежать.

– Он наступил на мину! – услышал я надрывный голос молодого солдата, которому едва исполнилось девятнадцать, когда спустился ближе. Это был Алекс.

Мой взгляд упал на тело раненого, лежащего на земле. Лицо мужчины, испещрённое кровью и ожогами, едва было узнаваемо. Правая его сторона полностью обгорела, обнажив обугленную плоть и грубые ожоги.

– Чёрт! – вырвалось у меня, когда я узнал его. Мик.

Рука непроизвольно потянулась к рюкзаку, инстинкты боевого медика взяли верх над замешательством. Времени на сожаления не было.

– Блядь! – снова выругался я, осознав, насколько тяжёлые у него ранения. В голове мелькали медицинские протоколы и остатки надежды.

Алекс, словно парализованный страхом, стоял в нескольких шагах, не в силах даже двинуться.

– Алекс! – рявкнул я, выхватывая перевязочный материал и протягивая его парню. – Мне нужна твоя помощь! Держи это!

Мои слова, казалось, разбудили его. Руки задрожали, но он всё-таки взял бинты. Вокруг грохотала война – крики, новые взрывы и треск автоматных очередей мешались в единую адскую симфонию. Я старался сосредоточиться только на одном – спасти Мика.

Осколок разорвал Мику икру, лишив его нижней части правой ноги. Кровь хлестала из обрубка, а в груди зияли осколочные ранения.

– Давай, Мик, давай, чёрт возьми! Останься со мной! – закричал я, склонившись над ним, пока мои руки инстинктивно выполняли необходимые манипуляции.

Шприц с морфином вошёл в его мышцу, а затем я быстро подключил капельницу с физиологическим раствором, пытаясь компенсировать катастрофическую потерю жидкости. Мои движения были отточенными и уверенными, как всегда, независимо от того, как бешено билось сердце в моей груди.

– Ты не умрёшь, приятель! Не сегодня! – продолжал я, словно уговаривая его остаться.

Кто-то мог бы подумать, что после девяти лет службы боевым медиком – сначала в Ираке, а теперь в Афганистане – такие ситуации станут обыденностью. Но это было далеко не так.

Не для меня. И уж точно не для моих товарищей.

Каждый раз это удар. Ты снова видишь ад: ощущаешь запах копоти и горящей плоти, слышишь крики о помощи, льющихся сквозь невыносимую боль. Склонившись над кем-то, с кем ты ещё несколько часов назад шутил, чувствуешь, как его кровь просачивается сквозь твою униформу.

Это больно. Это тяжело. Это никогда не станет нормой.

Но я был чёртовски хорош в своём деле. Да, то, что я делал, граничило с безумием, но именно в этом заключалась моя задача. И её нужно было выполнить – здесь и сейчас, где каждая секунда имела значение.

У тебя есть одно мгновение, чтобы всё изменить.

И в тот момент, когда я работал с Миком, всё моё внимание было сосредоточено на задаче. Полный решимости, я раздавал приказы своим товарищам, стараясь не допустить паники.

– Держись, чувак! Будет больно, – пробормотал я, прежде чем быстрым движением удалить один из металлических осколков, который пробил его бедро чуть выше ампутации.

Мик закричал в агонии, и этот звук пронзил меня до самого сердца.

Я не мог позволить себе терять ни секунды и занялся обработкой его травм. Порывшись в аптечке, я нашёл жгут и накинул его на культю, туго затянув. Это было единственное решение, доступное в суровых условиях афганской пустыни. Затем я начал работать с ожогами, стараясь облегчить его боль.

Когда я разрезал его одежду, под тканью обнаружились ужасные раны. Большая часть материала расплавилась и въелась в обожжённую плоть.

– Чёрт… – прошептал я сквозь стиснутые зубы, стараясь не поддаваться охватившему меня ужасу.

Ожоги были худшими из всех ран, с которыми мне приходилось иметь дело. Вонь горелой плоти впивалась в память, как и боль в глазах Мика.

Его лицо исказилось от боли, но он собрал последние силы, чтобы прошептать:

– Скажи моей маме… и Сэди… Скажи им, что я люблю… их… Береги себя…

Я едва различал его слова. Они тонули в шуме битвы, сливаясь с хаосом. И пока я пытался осознать их смысл, произошел очередной взрыв. Ударная волна отбросила меня назад.

А потом… ничего. Только красный цвет вокруг.

Одно мгновение.

Я слышал хаос, гремящий повсюду, как далёкий гул. Горячее, влажное вещество стекало по моим волосам и лицу. Боль обжигала каждую клетку моего тела, будто я горел изнутри.

Я чувствовал запах горящей плоти, и этот запах впивался в меня, словно когти. И я слышал свой собственный крик. Он был таким далёким, будто исходил не из моего горла, а откуда-то извне.

Не знаю, услышал ли кто-то мои крики. Но за миг до того, как всё погрузилось во тьму, я мог поклясться, что слышал её голос.

Она звала меня.

Звала меня по имени.

Этот голос был невообразимо реальным, словно пробивался сквозь шум и боль.

Я не видел её девять лет.

– Кэндис? – хриплый, еле слышный вопрос сорвался с моих губ.

И затем всё почернело.

Я очнулся в госпитале через два дня. Мой разум блуждал на грани сознания, и все эти дни сливались в одно сплошное пятно боли и морфина. Этот наркотик был единственным, что удерживало меня от безумия. Но даже он не мог заглушить кошмары, которые оживали каждый раз, когда я закрывал глаза.

Иногда я просыпался с криком, как будто снова был на поле боя. Руки рвались сорвать капельницу и избавиться от бинтов, которые туго обматывали моё туловище и левую руку.

Ад. Это было адом.

Медсестра, всегда с тихой улыбкой и тёплыми руками, приходила ко мне, чтобы проверить капельницу, подправить бинты и попытаться успокоить меня. Но даже её забота не могла прогнать агонию. Она просто на несколько мгновений уводила меня в беспокойный сон, где кошмары становились ещё реальнее благодаря морфину.

Мне сказали, что я должен быть благодарен за то, что остался жив. Мик и Алекс не выжили. Эта новость впилась в меня сильнее любого осколка. Я лежал на больничной койке, сжав зубы от боли, и хотел одного – присоединиться к ним.

Прошла неделя, но боль не утихала. Она была здесь, со мной, в каждом вздохе. Морфин стал моим спасением и проклятием.

Через три недели меня выписали. Они назначили повторный приём через два месяца, сунули мне в руку пакет с лекарствами и пожелали удачи.

У меня были деньги. Немного. И никакого плана. Никакого места, куда я мог бы пойти.

Кроме одного.

Я думал, что прошло слишком много времени. Девять лет. Они, наверное, забыли обо мне. Забыли о том мальчишке, который когда-то работал на их ранчо.

Но, несмотря на это, это было единственное место, где я когда-либо чувствовал себя дома.

Так что я поехал.

Глава 2

Кэндис

После смерти отца у меня почти не было свободных дней, поэтому, когда выпадала редкая возможность отдохнуть, я старалась использовать её на полную.

Тем утром я решила устроить себе маленький праздник – вышла на крыльцо с чашкой горячего кофе, села на старые качели и впервые за много лет открыла книгу. Это был один из тех легкомысленных романов Норы Робертс, которые я нашла на днях, роясь в маминых вещах. Уже по обложке я знала, что мне понравится история: там был изображён высокий темноволосый мужчина – прямо в моём вкусе.

Лёгкий летний ветерок приятно щекотал мои голые лодыжки и играл с распущенными волосами, пока я погружалась в первые страницы. Раскачиваясь на качелях, я чувствовала, как спокойствие растекается по телу, слушала пение птиц, устроившихся на соседнем платане. Это утро было таким умиротворяющим, что не хотелось возвращаться к делам.

Я всегда любила это место. Ранчо Гиббза – мой единственный дом, и я намеревалась сохранить его любой ценой, пока хватит сил и терпения банка. После смерти отца я узнала, в каком плачевном состоянии он оставил хозяйство. Отец отчаянно боролся за то, чтобы удержать землю, но это оказалось сложнее, чем я могла представить. Честно говоря, сейчас я не уверена, насколько мы справляемся.

Я знала эту землю, как свои пять пальцев, и могла выполнять большую часть работы на ранчо, но управление хозяйством, особенно его финансовая сторона, было для меня совершенно чужой территорией. Я чувствовала себя неуверенно, как будто шагала в темноте. Тем не менее, нужно было двигаться дальше, и с помощью моего кузена Дейла и дяди Скотта мне удавалось поддерживать относительный порядок.

Из дома донёсся звонок телефона. Честно говоря, я сама не понимала, зачем до сих пор держу стационарный аппарат, когда у меня всегда под рукой мобильный. Вскочив с качелей, я поспешила внутрь, по пути споткнувшись о грязные ботинки, оставленные на крыльце ещё прошлым вечером. Сдерживая раздражение, я кое-как добралась до кухни и схватила трубку.

– Алло, – сказала я, тяжело дыша после короткого забега.

– Ты уже проснулась. Я боялся, что разбужу, – раздался на другом конце линии грубоватый, но тёплый голос дяди Скотта с его ярким южным акцентом.

– Уже девять утра, конечно, я не сплю, – улыбнулась я, вставая ровнее.

– Хорошо. Мне послать к тебе Дейла сегодня? – спросил он.

– Помощь не помешает. Конечно, если он не слишком занят, – пожала я плечами, хотя он этого и не видел.

– Этот парень никогда не бывает слишком занят, – отозвался дядя с улыбкой, от которой его слова звучали ещё теплее.

– Спасибо, дядя Скотт, – искренне поблагодарила я.

– Нет проблем, малышка. А теперь мне пора. У меня есть кое-какие дела в городе… Тебе что-нибудь нужно? – спросил дядя, голос его звучал заботливо, как всегда.

– Нет-нет, ничего не надо, спасибо, – поспешила я ответить.

Он всё ещё переживал, что я останусь голодной, живя одна. Но я справлялась. Моя миниатюрная фигура, доставшаяся мне от матери, могла ввести в заблуждение, но я научилась готовить так же хорошо, как она. Правда, в отличие от неё, я не склонна была убирать дом до блеска при каждом удобном случае.

– Ладно, дорогая, мы ещё поговорим, – сказал дядя Скотт и повесил трубку прежде, чем я успела попрощаться.

Я улыбнулась, покачав головой. Его манера всегда быть коротким в разговоре по телефону была чем-то привычным.

Когда я вернулась на крыльцо за книгой и пустой чашкой из-под кофе, моё внимание привлёк грузовик, припаркованный на подъездной дорожке. Это был почти новый двухлетний «Форд», и я была уверена, что он не принадлежит ни Дейлу, ни кому-либо из моих знакомых.

Я остановилась на мгновение, разглядывая машину, затем направилась по гравийной дорожке к амбару. С каждым шагом меня охватывало странное чувство тревоги. Холодок пробежал по спине, а волоски на затылке встали дыбом. В груди зарождалось волнение, смешанное с любопытством и лёгким беспокойством.

Примерно в трёх метрах от меня, спиной ко мне, стоял мужчина. Его широкие плечи напряглись, как будто он знал, что я наблюдаю за ним. В горле пересохло, но я всё же сделала шаг назад, пока моя рука не наткнулась на садовые вилы, прислонённые к стене амбара. Схватившись за деревянную ручку, я шагнула вперёд, стараясь выглядеть грозно, хотя и знала, что мой небольшой рост – всего 158 сантиметров – вряд ли придаёт мне устрашающий вид. Мужчина возвышался надо мной, как башня.

– Эй! Ты не должен быть здесь! Это… – мои слова застряли в горле, как только он начал оборачиваться. Остатки смелости исчезли, и я застыла на месте, широко раскрытыми глазами глядя на него. Вилы в моей руке больше напоминали игрушку, чем оружие.

Я бы узнала эту фигуру где угодно. В течение четырёх лет я следовала за этим человеком по пятам, как преданный щенок, неспособная произнести ни слова, когда он был рядом.

– Майкл, – выдохнула я, его имя, которое когда-то было таким знакомым, теперь звучало на моих губах словно чужое.

Он обернулся медленно, будто не был уверен, стоит ли это делать. В тот же момент моё сердце сжалось, будто камнем упало в желудок. Передо мной стоял человек, которого я знала, но которого изменила жизнь. Он выглядел старше своих тридцати лет, его лицо было изможденным и утомлённым почти десятилетием войны.

Мой взгляд невольно упал на тонкий, неровный шрам, тянущийся по правой щеке. Там, где кожа была гладкой, он выглядел особенно заметно. Остальная часть его лица была покрыта густой, неухоженной щетиной. Борода, которая ему, по правде говоря, не шла, придавала ему ещё более суровый вид.

Он был одет в обтягивающую футболку, подчеркивающую его широкие плечи и точеный пресс. Я невольно прикусила нижнюю губу, прежде чем мой взгляд остановился на бинтах, аккуратно обмотанных вокруг его рук и плеч.

– Чувствую себя еще хуже, чем выгляжу, – сухо заметил он, вырывая меня из раздумий. Я поспешно отвела взгляд, осознав, что беззастенчиво его разглядываю.

Его голос прозвучал как гром среди ясного неба, ударив по моим воспоминаниям. Я давно забыла, как звучал его голос, но его лицо осталось врезанным в мою память: высокий, темноволосый, с выразительными чертами, которые невозможно не заметить.

Невероятно красивый.