Потому, что родилось без прошлого,
Потому, что уходит без прошлого.
 

13 мая 1989

«Мы знали страх и стыд в чумном пиру…»

 
Мы знали страх и стыд в чумном пиру,
Но чтили небо за кристальность утра.
У горизонта было изумрудно,
А стало пепельно, когда сожгли траву.
 
 
Закрой глаза. Я чту обман за мягкость истин.
Мы будем жить. Огонь бушует рядом.
Свой приговор выносит мир идеалистам.
Но что-то с нами было сном, а стало – адом…
 
 
Где уходили – там бросали дом,
Где каждый метр кромешным льдом облеплен,
И ждали света в вечной тьме потом,
Так и не зная, что давно ослепли.
 
 
Одной вселенной мало всем твоим скитальцам!
Твоя любовь, земля, предавших топит болью.
Бог с ними на чужих ветрах, но только
Ослепших глаз не заменить ослепшим пальцам.
 
 
Где оставались – там теряли путь
К прекрасной сказке – старой и достойной,
И каждый бредил личной колокольней,
Предоставляя остальным тонуть.
 
 
Нет возвращенья – сожжены мосты
Для тех, кто вырос на скрещеньи лжи и правды.
Но изумрудные нам снятся травы
По пепельным провалам пустоты…
 

26 мая 1989

«Запомни встречающих нас у пустых берегов…»

 
Запомни встречающих нас у пустых берегов.
Здесь дали нам право забыть переплытые реки.
Нам вслед догорело фамильное золото века,
И новое время чужих не признало богов.
 
 
Наш снег был для многих лишь иней, несущий прохладу,
Мы – дети озёр и не знали порогов крутых,
Но, как испокон, мы своих почитали святых,
Познавших всего лишь бездарную копию ада.
 
 
А то, что мы знали, храня золотые дары
Прошедшего века, – ложилось на ноты негласно
И создало нас в несогласии с веком опасном,
Признавших условия, но не реальность игры.
 
 
Пора подведенья итогов подходит не к нам,
Но – сумерки века – и наши туманы всё гуще.
В местах, где нас нету – по-прежнему чуточку лучше,
Но мы почему-то по-прежнему здесь, а не там.
 
 
Вечернее солнце… Кому-то – недлящийся путь,
Кому-то – подсчёты оставшихся строк небогатых.
Дай, Боже, нам силу – принять неизбежность заката,
Дай, Боже, нам слабость – стремиться с дороги свернуть.
 

5 июля 1989

«Мы торопимся жить…»

 
Мы торопимся жить,
мы торопимся быть и остаться,
Память прошлого чтит
имена непрошедших минут.
Ах, на скольких фронтах
нам придётся ещё расстараться,
Понимая, что вслед нам,
наверно, уже не придут.
Мы приходим под шум
ослепительно-бешеных молний,
А уйдём в тишину
рассекаемых надвое ив.
И забывших о нас станет больше,
чем тех, кто нас вспомнит,
И когда-то соврут,
всех подробностей не сохранив.
Покривят зеркала —
не душой, но поверхностью гладкой,
Отражения нас
прочно стёрты глазами других.
Замутившийся было родник
снова в полном порядке —
Только не узнаём
мы себя в очертаньях чужих.
И тогда нас, покрытых
сияющей краской забвенья,
Притворившихся точкой
в конце малозначащих строк,
Возвратят навсегда
из постылого оцепененья
Семь изысканных нот
и немного хромающий слог.
Мы торопимся жить
и сказать, что ещё не успели,
И торопим полёт,
доводя до абсурда маршрут.
Позабудутся те,
кто надменно нас знать не хотели,
И тогда нас споют.
Вот тогда нас, наверно, споют!
 

12 июля 1989

«Вы не напишете – все те, кто пишут строчки…»

 
Вы не напишете – все те, кто пишут строчки,
Пребудут в категории чужих,
Талантливо, изысканно немых
Во всех словах, включая сонный росчерк.
 
 
Вы не приснитесь, как другие, вскользь —
До ощущенья яви и обмана,
Вы – не-герой не моего романа,
Так повелось.
 
 
Не спелось, не сложилось, обломалось,
Распалось, растворилось на лету
И кончилось, хотя не начиналось.
Вы мне напишете. Но я-то не прочту.
 

10 июля 1989

«Уходят просто – в одноактных строках…»

 
Уходят просто – в одноактных строках,
Недопоняв всего, что можно не понять,
Беспомощно, наивно и жестоко —
Ах, если б знать…
 
 
Остановить… Но поздно. Или рано.
А вовремя – нигде и никогда.
Не вспомнить снов. В полях цветут дурманы.
В руках – вода.
 
 
И что сквозь пальцы, что по воле зноя,
Не хватит капли – так уж испокон.
А привкус пепла – дело наживное —
Уйдёт и он.
 
 
Клин клином – невеликая наука.
Чем выше пламя – тем слабей закон.
А привкус памяти – досадливая штука —
Уйдёт и он.
 
 
Кострищ дурацких высока зарница,
Бледнеет небо. Пламя лижет рай…
Не пролетай над нами, Феникс-птица,
Не пролетай!
 

27 июля 1989

Надежда умирает последней

 
В какой земле очнёшься одиноко,
На золото меняя лунный свет?
Последняя сестра зеленоока,
Но ты уже не различаешь цвет.
 
 
Любовь продажна. Здесь не рабский рынок,
А безразлично-подлая игра.
Проигранный тобою поединок
Ещё ведёт последняя сестра.
 
 
В каких веках тебя оставит вера,
Не выдержав дикарского костра?
В расчётливых руках миссионера —
С тобою лишь последняя сестра.
 
 
В каких ночах ты будешь у бессониц
Молить о милосердном забытьи?
Последняя сестра с небесных звонниц
Благословляет помыслы твои.
 
 
С какой границы ты уйдёшь до срока
За много тысяч лун до Судных Дней!
Последняя сестра зеленоока
Для тех, кто вечно следовал за ней…
 

21 сентября 1989

Памяти…

 
Сорок одна свеча в несуществующем храме.
На мозаичный пол падает белый свет.
И никого вокруг не обвинят в обмане
Все, кто молились здесь прошлые десять лет.
 
 
Всякому – свой Господь. И по нему моленье.
Всякому – свой огонь – душу сжигать, скорбя.
Каждому – голос свой в тихом церковном пенье.
Разве не всё равно, слышит ли Он тебя?
 
 
Сорок одна весна в полузадушенном мире.
Белый кошмар страниц, где не бывать стихам.
Адский огонь не-сна в тихой ночной квартире,
Небо – и путь наверх, в несуществующий храм.
 
 
Каждому – свой закон, правда – в своём творенье,
Воля – в своих шагах в горный обвал бытия.
Несуществующий храм. Сорок одно мгновенье…
Разве не всё равно, слышит ли Он тебя?
 

9 сентября 1989

«Всё сводится к последнему лицу…»

 
Всё сводится к последнему лицу
Среди толпы, обременённой смыслом.
В финале будут заняты артисты,
А ты лишь подвёдешь рассказ к концу.
 
 
Я знаю, это будет через год.
Да как не знать – стабильность безысходна.
Моя душа ещё во сне свободна…
Но это вряд ли что-нибудь спасёт.
 
 
Не доверять Создателю потом —
Ещё не значит – ни во что не верить,
Но ни одной бессмысленной потери
Не оправдать. Ни адом, ни крестом.
 
 
И всё же так: когда не будет нас
В очередном витке серебряной спирали,
Да будут те, кто нас не забывали,
Даруя или сохраняя шанс.
 
 
Во славу тех, чьи свечи загорались
В церквях вечерних улиц и квартир, —
Мы никогда не покидали мир,
Мы только на минуту отлучались.
 
 
* * *
Путь – отъезжающим, а нам —
Шаг на перрон.
У неизбежных зимних гамм
Один закон.
Ты слышишь? – Новый голос твой —
Пять первых нот…
Но над пронзённой тишиной
Застыл аккорд.
 
 
В который раз простит земля
Недолгий век
И Земляничные Поля
Укроет в снег.
В конце не будет ничего —
Ты и не ждёшь.
Тебе откроется окно —
И ты уйдёшь.
И кто-то примет твой полёт
И цвет лица,
И убеждение твоё —
Что нет конца.
За ночью будет только свет
И ветер с крыш…
И неоконченный сюжет
Ты завершишь.
 

16 декабря 1989

«За то, что веришь ты в счастливые концы…»

 
За то, что веришь ты в счастливые концы,
Тебе пытать несчастья полной мерой.
Но да спасёт тебя святая вера
За то, что веришь ты в счастливые концы.
 
 
За то, что ты не запираешь дверь,
Тебе воздастся ложью и наветом.
Дай Бог тебе поменьше знать об этом
За то, что ты не запираешь дверь.
 
 
За силуэт на диске золотом
Ты продаёшь жемчужные ворота.
Счастливый путь! И не твоя забота
Всё то, что скажут о тебе потом.
 
 
За первые секунды бытия
И за его последние мгновенья,
За глупости, за позднее прозренье,
За возвращенье на круги своя,
 
 
За то, что далеко ещё до тьмы,
До неподвижности, до власти снега,
За счастье задыхаться, глядя в небо,
За право слепнуть от голубизны,
 
 
За воду через выжженный песок,
За мост над бездной, дно в водовороте,
За смелый ход, за лишний час в цейтноте,
За силы на ещё один бросок,
 
 
За страх полёта и за сам полёт,
За пепелящий смерч преодоленья,
За правильность внезапного решенья,
За каждый новый предстоящий год,
 
 
За всё, что ночь отнимет у тебя,
Не обвинить судьбу в максимализме…
Но, Боже мой, как мало этой жизни
За всё, что ночь отнимет у тебя…
 

22 октября 1989

«Забудь меня, но не суди напрасно…»

 
Забудь меня, но не суди напрасно.
Я всё равно уйду, чего ж жалеть?
Всё, что хочу я, видно, так прекрасно,
Что даже не положено хотеть.
 
 
Мой тайный смысл ни разу здравым не был.
И тем честней и чище был вдвойне.
Но я из тех, что, раз глотнувши неба,
Не могут больше не летать во сне.
 
 
Мы не виновны в том, что не простили,
Что и поныне помним всех иуд.
Как страшно то, что подрезают крылья.
Куда страшней, когда их с корнем рвут.
 

16 декабря 1989

«Молчанье безнадёжно и старо…»

 
Молчанье безнадёжно и старо.
И тяжело, как золотые слитки,
Для тех, кто не привык бывать в убытке,
Фальшивое надёжней серебро.
 
 
Молчанье – гордость, слабость, выход, крах,
Попытка к бегству —
и попытка к чуду.
Последний шанс остановить Иуду,
Последний довод и последний страх.
 
 
И первый день, не прожитый тобой
В кругу надёжной спутницы печали.
В конце концов – все ставят на любовь.
Я ставлю на молчанье.
 
 
Один мой путь уходит в никуда,
Другой мой путь выходит ниоткуда.
Я что-то обязательно забуду
Или не так запомню – и тогда,
 
 
Застигнута молчанием врасплох,
Я больше от себя не убегаю.
Я так живу, как я с собой играю.
И оставляю небу свой залог.
 

3 мая 1990

«Истина, ложь…»

 
Истина, ложь —
Беги от бумаги,
К листьям в овраге,
К пьяной отваге,
К зеркалу в саже,
К «бог-с-ним-что-скажут».
Сердце в беде. Маюсь.
 
 
* * *
Слово и ноты —
Вперёд, как придётся,
Завтра прочтётся или споётся,
Злобно порвётся,
Тушью зальётся,
Безоговорочно перечеркнётся…
 
 
* * *
Нам восходить – падать,
Трогать рукой небо,
Нам хохотать – плакать
Или просить хлеба,
Или мешать с тушью кровь…
Ступни в воде. Каюсь…
 
 
* * *
Больно…
Что-то сказать пытаюсь,
Но не скажу больше,
Тоньше, лезвие, тоньше…
Падая, загораюсь —
Тренье о небо сильнее
Силы удара о землю…
 
 
* * *
Нехитрое дело – пепел,
Немного сложнее – пламя.
Играем двумя руками,
Передвигаем пешки.
Вечер – и смысла нет.
Завтра вставать чуть свет
И убирать головешки…
 
 
* * *
Белое-белое небо нотной бумаги.
Белые призраки стен и обрыв потолка.
Я закрываю глаза и набираюсь отваги,
И утверждаю теперь уже наверняка:
Этот рассудок мой не затуманить болью,
Пеплом пустых страниц не обесцветить мир,
Не ограничить сон утилитарной ролью,
Небо не заключить в тесные рамы квартир.
Где-нибудь есть зенит и на хрустальном своде,
И на церковной стене – солнцем нагретый край.
Мечущиеся в ночи – в краткий момент свободы
Не обретают покой, но познают рай!
 

9 марта 1990

«Пройтись по суете и самому…»

 
Пройтись по суете и самому
Достигнуть наконец пределов знанья —
Достойнейшая цель существованья,
Но только мне, пожалуй, ни к чему.
 
 
За ветреность посчитанный отказ,
Прошу понять, был выше всяких правил.
Он лишь одну химеру обезглавил —
А крылья дал не одному из нас!
 

Лето 1990

«Тебя и только лишь тебя…»

 
Тебя и только лишь тебя
Не ниспошлёт судьба в награду.
Уже потерянная власть
Низводит всех богов земных.
Невыносимо долог срок
Для покаяний и обрядов.
Невыносимо краток миг
Осуществления любви…
 

Июнь 1990

«Только не мимо…»

 
Только не мимо,
Только не вскользь,
И не в сердцах рукой.
Может, кому-то и быть поврозь —
Только не нам с тобой!
Жизнь не ускорить
И не продлить,
Не обмануть конвой.
Может, кому-то поврозь не быть,
Только не нам с тобой…
 

Август 1990

«Осколки зеркала страшны…»

 
Осколки зеркала страшны
Лишь дуракам – в них солнца больше.
Слой серебра на чаше тоньше —
Его разносят по рукам.
И каждый новый твой глоток
Тебя не делает богаче.
Чем выше храм – тем больше плача
И горя по его углам…
 

Июнь 1990

«Пока я не приведена к концу…»

 
Пока я не приведена к концу
Всего, чему назначено не сбыться,
Пока ещё читаю по лицу
Теперь давно исчезнувшего принца,
Пока стою на ненадёжном льду,
Наигранно-спокойно улыбаясь,
Пока ещё лечу, пока иду,
Пока ползу, за выступы цепляясь,
Пока ещё разыгранный сюжет
С успехом собирает четверть зала,
Пока ещё я вижу свет
В конце туннеля – не на дне бокала,
Пока ещё – в траве или в снегу —
Я у костра любого отогреюсь,
Пока не проводить ещё могу
Границы между «верю» и «надеюсь»,
Всё, что должно, – произойдёт сейчас,
Столетьем раньше и столетьем позже.
И, если Ты не существуешь, Боже,
В последний раз
Я обернусь открыто на восток
И отыщу глазами синий лотос…
Пока ещё не воцарился логос —
Единственное наше божество…
 

5 апреля 1990

«Пространство воли, замкнутое в круг…»

 
Пространство воли, замкнутое в круг
Пространства – воли.
Не помышляй теперь о лучшей доле
Для этих рук.
 
 
Они тебе даны затем, чтоб сжать
Свои крыла в горсти деревенелой,
Чтобы молить о чуде ночью белой
И – не роптать.
 
 
Они даны тебе, чтоб целовать
Сухие листья и больные травы,
И – так уж сотворил тебя лукавый —
Чтобы летать!
 

27 мая 1991

«До неба далеко – до счастья звонко…»

 
До неба далеко – до счастья звонко
Упасть.
За что, о Боже, на ребёнка
Напасть?
 
 
Верни блаженного – Вселенной,
Слепого – тьме,
Верни покой благословенный
Себе и мне.
 
 
Не путай правды и напраслин —
Я не сильна.
Существование – не праздник
И не вина.
 
 
Так изменилась суть блаженства
За суетой.
Ты тщетно ищешь совершенства,
Усталый мой.
 
 
Пока хоть что-то остаётся
В календарях,
Ты дай мне жить, пока поётся,
Пока заря…
 
 
И из всего, что мне зачтётся
У Царских врат,
Когда дорога пресечётся
Назад,
 
 
Как дорого ни обойдётся —
Ничто не зря!
Ты дай мне петь, пока поётся,
Пока заря.
 
 
Зачем Тебе мои обеты?
Ты видишь сам —
Свой мир, затихший перед Светом,
Я не предам.
 
 
И не приду в Твои часовни
И в тишину.
Твой голос, неизменно ровный,
Я не приму.
 
 
Я не нарушу Твой порядок.
Но голос мой
Предстанет в мир Твоих загадок —
Ещё одной.
 

Осень 1990

«Не подъемли ресниц от книги…»

 
Не подъемли ресниц от книги,
Не криви окаянный рот.
Всё страшнее твои вериги,
Тяжелее из года в год.
 
 
И не жалоби своры спящих,
И не спрашивай, где предел.
Но воистину – да обрящет
Только тот, кто искать посмел…
 

9 октября 1991

Памяти деда

 
Погадай на гуще мрака,
Отодвинь свечу.
Пусть не воет вслед собака —
Я уже лечу,
 
 
Разрываю, разрываю
Свой небесный круг,
И уж если умираю,
То легко и вдруг,
 
 
Оставляя ложь и славу,
Боль и благодать
Всем, кто потеряет право
Жить и не страдать.
 

Август 1990

«Затем ли мы приходим, чтоб забыть…»

 
Затем ли мы приходим, чтоб забыть,
Уйти – и не вернуться?
Затем ли мы воспрянем, чтоб почить,
Заснуть – и не проснуться?
 
 
Затем ли в этом мире нет иной
Дороги, кроме вечной укоризны,
Чтоб в Судный День воскликнуть: – Боже мой!
Нет ничего на свете лучше жизни!
 

18 мая 1991

«Спите, мои стихи…»

 
Спите, мои стихи,
Рядом со мной, во мне,
В небе и на земле —
Спите, мои стихи.
 
 
Тонет январь во мгле,
Будут года глухи.
В небе и на земле —
Спите, мои стихи.
 
 
Дело опять к войне,
Злые слова – лихи.
В небе и на земле —
Спите, мои стихи.
 
 
Спите, покуда снег
Всё обелит, чтоб впредь
На алтаре – вовек
Было чему гореть.
 
 
Только тогда, легки,
Сбросьте оковы лет.
В Небе и на Земле —
Пойте, мои стихи!
 
 
Пойте, мои стихи!
Время остыть золе.
В Небе и на Земле!
В Небе и на Земле!
 

26 октября 1990

«Тише, голос, громче, звук…»