Настенный календарь показывал двадцать четвертое апреля 2008 года. В тот день будильник не прозвенел в привычные семь утра, чтобы поднять меня школу. Но природные часы всё равно сработали в это же время. Отец взял мне накануне выходной. Но если бы я только знал, зачем он это сделал.
Родители давно не спали, об этом говорил приглушённый свет на кухне. Недолго думая, я сразу же побежал, укутавшись в плед, к телевизору в гостиной. Обычно, с утра шли самые интересные телевизионные программы. Особенно музыкальные. Мне нравилось смотреть утренние хит-парады.
Я был слишком беззаботен и счастлив.
На экране показывали Madonna, Miley Cyrus, Kanye West и Linkin Park с их последней нашумевшей песней "Shadow of the day". Признаться честно, я не понимал её бурного всплеска, но всё равно каждый раз подпевал, когда слышал.
Среди всех ярких и позитивных песен проскальзывала она – тёмная и бьющаяся, как стекло. Я был слишком юным, чтобы понять её смысл, который шёл параллелью с моей жизнью. Разочарование от попыток поиска решений, боль от прощания, где единственный выход – это принятие. Уходящее за горизонт солнце тленно, и многие вещи мы просто не в силах изменить.
Linkin Park была любимой группой отца. Он знал наизусть все их песни, даже коллекционировал кассеты, которые приходилось слушать на повторе по пути в школу. Наверное, поэтому я тоже проникся этим. Отец изредка шутил, что музыка у меня в крови. Только я никогда не видел себя рядом с ней. Но в его горящих глазах я словно видел смысл своей жизни.
Всхлип.
Второй.
Ещё один.
Я отчётливо помнил, как этот звук прошёлся острой стрелой по детским вискам. Даже голоса телевизионной передачи не могли скрыть их.
По телу пробежался холод, когда я нащупал пульт от телевизора, чтобы убавить громкость. Я всё же надеялся, что моё воображение слегка возбудилось от переизбытка адреналина и хорошей музыки, но нет. Всё вновь повторилось.
Глаза забегали по сторонам гостиной, но взгляд всё же упал на спальню родителей. Дверь была наглухо закрыта, а свет мигающей прикроватной лампы просачивался сквозь стекло. Мужской бас звучал тише женского плача.
Я аккуратно сполз с дивана, стараясь остаться незамеченным. Детское сердце разрывалось изнутри, словно чувствовало приближение шторма.
С каждым скрипом я проклинал всё вокруг. Как бы я не старался протиснуться ближе, мне казалось, что каждое моё действие способно было спугнуть разговор.
Приподнявшись на носочки, и провальсировав пару пролётов, я медленно остановился около двери. Я развернулся боком, и ухо коснулось холодного дерева. Теперь я мог разобрать каждое слово.
– Даниэль, это безумие, – с полным отчаянием послышалось за стеной.
– Оливия, послушай…
Голоса на мгновение умолкли. В мертвой тишине я слышал только стук собственного сердца, пока что-то с грохотом не упало на пол. Это было тело.
– Ты не понимаешь, на что идешь! – громкий шепот едва переходил на обезумевший крик. – Чего тебе не хватает? Зачем ты снова бросаешь нас?
– Я не бросаю вас, милая. Это мой долг, понимаешь? Я должен.
– Должен оставить нас, когда всё только начинает налаживаться? Коди только через пару недель исполнится три. Ему нужен отец. Ему нужен ты, – резкое молчание, и снова слова отчаяния. – Ты нужен всем нам.
Стул со скрипом проехался по паркету. Тяжелые шаги последовали вперёд.
– Ты сильная, Оливия, и справишься со всем, как бы тяжело не было.
– Я устала быть сильной в одиночку. Только об одной мысли, что ты можешь не вернуться, меня бросает в дрожь.
Ноги подкосились. От волнения сильнее бросало в жар.
– Ты не одна. У тебя есть дети, и ты не должна показывать им свою слабость.
– Это очень эгоистично с твоей стороны. Ты можешь передумать и взять на своё место другого солдата, который действительно видит в этом смысл.
– Я сам хочу этого. Со мной всё будет в порядке. Посмотри на меня. Вы должны быть в безопасности.
– Но разве безопасность это не про то, что вся семья держится вместе, несмотря ни на какие обстоятельства?
– Каждый отвечает на этот вопрос сам. И мой ответ неизменен.
Земля словно ушла из-под ног.
Я резко отшатнулся от двери. Было слишком поздно.
В горле пересохло, а голова и вовсе закружилась от этой череды событий.
Я слишком рано повзрослел, когда несколько лет назад узнал от мамы, что мой отец военный. Наши встречи были настолько редкими, что я пытался ухватиться за каждую из них, быть ближе к нему.
Но в этот раз я чувствовал несправедливость. Решение отца вызывало во мне ненависть.
Когда я услышал, что ручка двери была снята с защелки, я быстро вернулся на диван. Поджал ноги и наскоро вытер слёзы. Тёплый плед больше не согревал меня. Холод, расстилающийся внутри, уже было не остановить.
Припев песни уже проскальзывал сквозь меня, пока отец не подошел ближе, чтобы пропеть последнюю строчку:
– Порой проститься – это все.
Я не сразу пришел в себя. Мысли крутились чертовым колесом хаоса. Ком в горле ушел после того, когда я вновь сделал глоток виски. Кольцо на указательном пальце терлось о стеклянный стакан, создавая неприятный скрежещущий звук. Но мне было всё равно. Я был слишком обеспокоен своим прошлым.
Особенно сегодня.
Когда голоса в голове достигли невыносимого шума, я почувствовал, как что-то тяжелое упало мне на плечо.
– Ты выглядишь слишком странным для человека, который вот-вот изменит свою жизнь, – проязвил Тайлер рядом со мной. Он поднял руку и похлопал ей ещё раз по мне.
– Хочешь, сказать, что я должен сейчас прыгать на месте от внезапной радости?
– Да ты не в себе! Если бы не твой кислый вид, мы бы с Нейтом уже успели провернуть что-нибудь сверхзапредельное.
Он кивнул в сторону друга, что умело вертел в руках шейкер с напитками, как барабанные палочки. Даже сейчас он чувствовал ритмику, постукивая посудой в воздухе.
– И где ты видишь здесь минусы? – я усмехнулся. На душе было также паршиво, но в присутствии этих двоих я просто не мог не скривить улыбку.
Пока Тайлер продолжал спорить со мной, Нейт протянул нам вторую партию коктейлей.
Нейт бесподобно делал напитки в местном баре. И был до неприличия официально одет: черная рубашка с воротом, едва прикрывающая татуировки на шее, строгие брюки, и бейджик на груди.
– Я не собираюсь терять работу, чтобы стать твоим соучастником, – его серьезность осталась прежней даже на новом месте. Он оставался непреклонен.
– Нас должны запомнить! Мы теперь будущие звезды, а им свойственно выделяться.
– Ты же не собираешься теперь светить своей задницей на концерте? Или съесть летучую мышь перед тысячью людьми? – Нейт натирал стакан до блеска, но от произнесенных мной слов, чуть не проделал в нём дыру.
Тайлер поперхнулся.
– Идея, конечно, неплохая, но слишком заезженная. Не думаете, парни?
– Согласен. Наш малыш сотворил бы что-то более неадекватное, особенно, если бы находился под градусом, – поддержал меня Нейт.
– Какие же вы всё-таки мудаки. От вашего нравоучения становится слишком душно. И прекратите уже в конце концов так называть меня, иначе вам не избежать массового позора.
И всё же я сдался, когда громкий смешок раздался по небольшому вип-залу. Взгляды людей тут же направились в мою сторону, но я не обратил на них внимания. Плевать, что обо мне подумают.
Наверное, парни правы. Я до невозможного боялся расклеиться и сдаться под гнетом своих проблем, что то и дело хотели разрушить мои планы. Кто я такой, чтобы лишить себя к чертям этой яркой вспышки удачи? Нужно было отбросить плохое, и, наконец, покорить эти гребанные вершины. Покорить так, как желал этого мне отец. Его вера – единственное, что я могу сохранить и пронести с собой.
– «Ты сильный, и справишься со всем, как бы тяжело не было».
Я резко развернулся на месте. Холод того дня прошелся по спине. Галлюцинация, больше похожая на явь.
Опомнившись, я заприметил, как в дверях показалась пара незнакомцев. По крайне мере, я раньше их не видел. Они выглядели иначе тех людей, что проводили здесь время: дорогая одежда без единой складки, массивные цепи из золота и серебра помимо Ролексов на руках, темные очки и охрана у каждого под боком.
Толпа направлялась прямиком к барной стойке, где Тайлер уже демонстрировал свои танцевальные навыки.
Черт бы его побрал.
Я схватил парня за ремень и силой стащил его вниз. Ещё бы немного, и эта туша свалилась бы мне на голову.
– Какого… – не успел он выругаться, как его перебили.
– Нейт, Джастин и Тайлер, верно? Майк Форман. – заговорил первым один из самых главных, что сделал шаг на навстречу.
Грубый мужской тон едва сдерживал ухмылку. Он смотрел на нас как на кучку неудачников, которым выпал счастливый билет. Будто для этой встречи он всю жизнь тренировал своё высокомерие к таким людям, как мы. Неудивительно, что они выбрали дешевое заведение.
– Для нас это большая честь, – начал оправдываться Нейт, смягчив свою прежнюю напористость, но, видимо, и её не оценили.
Мистер Форман достал из кармана пару долларовых купюр и протянул их бармену.
– Сделай пару напитков, и возьми перерыв, – бросил он, не взглянув ни на одного из нас. – Ждём вас в первой секции. Поторапливайтесь.
Он швырнул последние слова в нас и растворился за ближайшим пролетом.
– Надеюсь, это не займет больше пары минут. Иначе я просто не смогу себя сдержать, – Нейт закипал.
– Добро пожаловать, в мир шоу-бизнеса! – прокричал что есть мочи Тайлер. – Правда, если вы ещё не передумали.
Нам оставалось лишь закатить глаза. Тайлеру было всего девятнадцать. В нём ещё бушевали гормоны зрелости и иногда это доставляло проблемы. Если бы не его талант, он вылетел бы самым первым из группы.
Я потянулся за ворот рубашки, чтобы подправить её. Она была слишком свободной для меня, но намного лучше тех тряпок, что пылились в моём гардеробе.
Волнение подкрадывалось под кожу иголками, но я был закален, чтобы почувствовать хотя бы одну из них.
***
Уже несколько минут я не отрывал глаз от бумажного экземпляра. Пальцы проглаживали каждую букву. Я вчитывался в текст настолько тщательно, что абзацы сами всплывали у меня в голове.
– Мы можем подождать до утра, – раздражительно ответил Майк, поглядывая каждую секунду на часы.
Его язвительность уже успела вывести меня, но я старался держать дистанцию. Парни стояли позади меня. Вся ответственность сейчас лежала только на мне, поэтому пусть заткнется на хрен.
– Я должен убедиться…
– Что мы не обведем вас вокруг пальца?
Ехидная улыбка стала ещё шире. Через её оскал поблескивали белоснежные зубы.
– Я этого не говорил.
Парни одобрительно кивнули, и я в последний раз пробежался по последней странице. Я был уверен, что учёл все детали и ни один пункт не вызывал во мне никаких противоречий, пока не заметил десятый пункт.
– Название группы остаётся за вами?
Майк раскинулся на диване так, словно ждал этого вопроса с самого начала.
– Именно. Информация в данный момент конфиденциальная, поэтому вы узнаете обо всё уже на самом концерте.
– Звучит крайне хреново. Наше мнение даже не собираются учитывать, я прав? – вставил Тайлер. Он явно перепил и не понимал, что несёт.
Как только Майк хотел разнести друга в пух и прах, тот от переизбытка алкоголя вывернул сегодняшний обед прямо стол.
– Мать вашу! – он сразу же подхватил бумаги и отскочил в сторону, обратившись ко мне. – Подписывай уже эти чертовы бумажки!
Чернила ручки мгновенно пролетели в конце строки, оставив после себя неровный каллиграфичный след. Теперь моя метка красовалась на этой переписи дьявола. Оставалось только надеяться, что она не была посмертной для всех нас.
– Успеешь ещё налюбоваться, придурок. Верни обратно! И к чему мне эти проблемы? – я не успел опомниться от внезапной внутренней радости, как мужчина выдернул из моих рук документ. Он несколько раз встряхнул его в воздухе, словно боялся, что я мог запятнать всего его своей бедностью. Майк был одновременно жалок и черств. Но сейчас обратного пути не было, и мы просто должны были найти с ним общий язык.
Я переборол свою гордость и протянул ему руку. К черту предрассудки.
Двое охранников переглянулись между собой, а Майк и вовсе опешил. Он выпрямился в полный рост, поднялся из-за стола и повторил мой жест.
– Я свяжусь с вами через пару дней.
Я принял это как за очередную победу.
Когда надзиратели вместе с менеджером наконец скрылись, каждый из нас едва сумел совладать со своими эмоциями. Всё походило на сон наяву.
– Теперь мы официально рабы музыкальной корпорации «The Darkness».
– Только на добровольной основе.
***
Машина уже третий день была на ремонте, поэтому пришлось скоротать время за пешей прогулкой.
Я шел по центру Лос-Анджелеса, вглядываясь в каждую деталь, словно был здесь впервые. Хотя это звучало слишком правдоподобно. И охренительно несправедливо.
Я был прикован к своему обедневшему району на берегу океана и почти не видел другой жизни. Кроме тех случаев, когда мне удавалось пробраться в такие места через постель.
Сейчас же я был слишком сражен от ещё большей красоты города. Я не спеша пробирался вперёд, наслаждаясь этим моментом. И почему я не замечал всего этого раньше? Может, я слишком долго прятался, опасаясь, что такая жизнь вовсе не для меня?
Словно под гипнозом очарований Эл-Эя, я умудрился врезаться в дерьмовое ограждение прямо перед своим носом. Вся улица была перекрыта. Вдалеке было слишком много народу. Еле заметная табличка твердила о съемках нового фильма.
Несколько раз мне приходилось поднимать голову ввысь, чтобы разглядеть верхушки небоскребов. Одним словом – каменные джунгли.
Не знаю, что я чувствовал, когда вступал хотя бы на один чертов сантиметр.
Тревогу.
Радость.
Или всё вместе.
Стоило пересечь один из последних кварталов, как на перепутье дороги я внезапно остановился.
Развернувшись вокруг своей оси, я стоял напротив одного из маленьких винтажных магазинчиков. Он походил на те комиссионки, что располагались чуть ли не на каждом углу в Сансет-Стрип.
Сердце сжалось в груди, когда я вспомнил это место. Наше любимое место с отцом. Он часто водил меня сюда, рассказывая про всех знаменитых исполнителей и их альбомы. Мы никогда ничего там не покупали. Удовольствие было затратным и бессмысленным.
Я просунул руку в карман куртки. Монеты внутри зазвенели незамедлительно. Бумажные купюры слегка помялись под их тяжестью, но всё же их было достаточно. Достаточно, чтобы сделать это.
Колокольчик на двери разразился по всему помещению. Я молча вошел, вдыхая старый, но такой до боли знакомый запах.
Трескающийся звук пластинки приветливо встретил меня. Шум, вперемешку с мелодией – отдельное искусство для ценителей прекрасного.
Уголки губ застыли в улыбке. Приятно было окунуться в прошлое.
Винила было настолько много, что он даже не удерживался на полках: его обвязывали тугими резинками, дабы не упасть кому-то на голову.
Я с трудом прошел мимо прилавок. Пластинки занимали большую часть всего пространства. И мне это определенно нравилось.
Здесь было собрано абсолютно все: пластинки для граммофонов, оригиналы Луи Армстронга, первые издания The Beatles, пластинки с автографами. Все культовые группы нынешнего времени, которыми пестрят футболки чуть ли не каждого подростка.
За долгие пять минут я не увидел здесь ни одной живой души. Складывалось ощущение, что владельца заведения в буквальном смысле засыпало грудой дисков.
Свернув к отделу 2000-х годов, я всё остановился возле знакомых имён. Рука гладила по шершавой поверхности, изучая каждую деталь на конверте.
Я настолько увлекся этим, как ребенок, что не заметил, как моя рука коснулась чьей-то гладкой кожи. Внезапная тактильность сбила меня с толку, и я развернулся.
Передо мной стояла девушка.
Та, что тонула в моих объятиях, пытаясь убежать от самой себя. Та, что искренне вслушивалась в мою музыку и подпевала в ответ. Та, что что уже несколько дней не покидала мои мысли.
Мы снова стояли друг напротив друг друга, только сейчас наши руки сплетались между собой, пока взгляды пытались найти точку соприкосновения.
О проекте
О подписке
Другие проекты