Посвящение

Посвящается всем, чья мелодия сердца стала

на октаву выше в присутствии того

самого слушателя.

Пролог. Джастин

Рука неровно скользнула по гладкому грифу гитары. Её белый цвет давно превратился в серый, а неровности на корпусе и вовсе с годами стали шероховатыми. Ноющие мозоли на пальцах уже стали привыкать к бешенному ритму по ладам.

К черту всё на свете, если такая боль приносит истинное удовольствие.

Именная подпись, что была аккуратно вычерчена самым дешёвым маркером на корешке, постепенно стиралась.

Я не расставался со своим инструментом с тех пор, как впервые отыскал его в старом бардачке отца. Это всё, что осталось у меня от него помимо тех ошибок, что он совершил.

Грёбанный выбор, ломающий всё изнутри, но придающий силы.

Струна дрогнула под моим движением, и резкая боль пронзила нерв. Если бы злость и ненависть были моими сопровождающими, то они непременно чувствовались в музыке. Мелодия лилась по моим венам тем самым оглушающим ядом.

Ноты поочерёдно отражались эхом от соседних стен. Частоты били по вискам, и я забывался в этом омуте с наслаждением.

Шум, звучащий гораздо громче всех мыслей. Шум, напоминающий о шрамах, но настолько исцеляющий.

Последним аккордам суждено было прозвучать смазано. Не всё в этой жизни идеально, так зачем быть одним из тех, кто создаёт эту болезненную видимость? Реальность отравляет, и чем раньше ты доходишь до этой истинности, тем проще становится переживать неудачи на своём пути.

В очередной раз, я сделал оборот вокруг своей оси, чтобы оглянуться по сторонам. Жалкая пародия амфитеатра Голливуд Боул уже не казалась такой никчёмной. Он был переполнен настолько, насколько это было возможно. Лилиан уверяла меня, что все билеты были распроданы в первый же месяц. Признаться честно, вначале я даже не поверил своему менеджеру. Эти слова никак не укладывались у меня в голове.

Я был не один. Позади стояли ещё две значимые фигуры, желающие выбраться вместе со мной со дна на свободу.

Нейт жонглировал барабанными палочками перед стальными дисками, изредка постукивая по ним и выжидая нужного момента. Тайлер с предельной нежностью прикасался к клавишам, словно при каждой песне готовился к своему первому сексу, которого у него было уже не один десяток. Кто бы мог подумать, что такая любвеобильность к девушкам сможет принести пользу в духовную культуру.

Как бы я не старался выбросить из головы мысли о той ответственности, что я взвалил на себя, избитое сердце из раза в раз напоминало мне об этом.

Приглушённая темнота тянула за собой, и тело пробирало до дрожи. Но лишь этот пульсирующий лепет, доносящийся из зала, приводил меня в чувства. Затаив дыхание на пару секунд, я вслушивался в это сладостное бормотание девушек в первых рядах, которые уже были готовы раздеться ради ещё одной песни на бис.

Нет, мы не покорили Лос-Анджелес в поисках славы, как все остальные. Мы дали сами себе ещё один шанс и не упустили его. Это и называлось победой.

До того момента, пока всё не покатилось к черту.

Жалкие отблески приторно-желтого света в один момент стали расстилаться на все пространство. Вдалеке стали прорисовываться движущиеся силуэты. Музыка заметно стихала. Вместо нее появился режущий слух крик испуганной толпы. Концерт превращался на глазах в кровавую потасовку.

Я плохо помнил, как ринулся в толпу, чтобы помочь разнять разрастающуюся драку. Но чем ближе я подходил, тем отчетливее видел перед собой кошмар прошлого.

Люди вокруг расступались.

– Время отдать должок, Джастин.

Мерзкий звук, вырвавшийся из его глотки, был плевком. Сейчас угроза казалась такой мелочной по сравнению со всем тем, что я испытал до встречи с ними.

Я не боялся. Страх был для меня чем-то уязвимым и мерзким.

Первый удар пришёлся на челюсть. За щекой почувствовался металлический привкус. Я выпрямился и замахнулся микрофоном в ответ. Мы оба сохранили равновесие, но ненадолго. Мне стоило оценить свои силы перед тремя ублюдками, прежде чем что-то тяжелое пришлось на затылок. Моя гитара, висевшая у самого сердца на ремне, тут же отлетела в сторону. С резким звоном в ушах я свалился на холодный кафельный пол, истекая каплями крови. В глазах зарябило.

Сквозь шепот криков из множества голосов я прочитал по губам нависшего над мои телом человека слова:

«Мы уничтожим тебя».

Теперь, когда я беспомощно лежал, удары становились живее.

Из последних сил я оставался на грани сознания. Веки тяжелели, мне хотелось провалиться в сон, но я всячески останавливал себя.

Когда я совсем остался неподвижен, они стали отступать. Так мне казалось, пока сквозь пелену я не разглядел…

Искры.

Маленькие фейерверки со скоростью света стали разлетаться в разные стороны. Огненные шары на глазах превращались в бомбу замедленного действия. Я отдаленно видел, как в глазах толпы разжигалось поднимающееся пламя.

– Господи! – взмолился я на последнем издыхании. – Какого хрена ты снова это делаешь? Ты не можешь отнять у меня и музыку! Я не позволю тебе сделать это, слышишь?

Всё внутри меня кричало. Я ненавидел всем сердцем эту несправедливость, которая шагала за мной по пятам каждый, мать его, раз.

Когда огонь достиг своих пределов, сигналы пожарных вперемешку с патрульными машинами уже вовсю раздавались в радиусе каких-то пары метров.

Я попытался пересилить жгучую боль в мышцах, начал поспешно ползти, сжав крепко в кулак гриф инструмента. Слой свежего пепла обжигал ладонь, но мне было плевать. Плевать на то, что выручки с прошлого выступления едва хватит на жизнь и мне снова придется гнить среди таких же, как и я.

Огромные убытки. Долги. Так больше не должно было продолжаться.

Когда перед глазами всплыла пелена звёзд, я понял, что смог выбраться наполовину из очага своих проступков.

Кашель предательски заставлял глотать ртом не запятнанный дымом воздух, когда мне всё-таки удалось выбраться наружу. Теперь я сидел на холодном асфальте на коленях, склонившись к земле. Рука неохотно потянулась в передний карман слегка сожжённых джинс. Скомканный лист постепенно стал покрываться следами из алых капель, но только лишь текст продолжал обжигать своим содержанием.

Я вчитывался в тупые строки по несколько раз, и всё равно думал о ней. Клянусь, я не заслуживал Тиффани, но её доверие ставило меня на распутье.