Пэтти подошла к своей машине – большому старому «форду». На заднем сиденье громоздилась целая куча пестрых детских вещей и игрушек: трехколесный велосипед, складная прогулочная коляска, ракетки и мячики, огромный игрушечный грузовик со сломанным колесом.

– Поцелуй от меня ребятишек, хорошо? – сказала Джинни.

– Спасибо, обязательно. Завтра позвоню, как только вернусь от мамы.

Джинни достала ключи от своей машины, потом подошла к Пэтти и обняла ее.

– Я люблю тебя, сестренка.

– И я тебя тоже очень люблю.

Джинни села в машину. Беспокойство продолжало терзать ее: было жаль маму, сестру, даже отца, которого с ними не было. Она выбралась на автомагистраль под номером 1–70 и помчалась вперед, обгоняя другие машины. День, считай, практически пропал, но тут вдруг она вспомнила, что в шесть у нее теннис, после чего она собиралась выпить пива и съесть пиццу в компании студентов последнего курса психологического факультета университета Джонс-Фоллз. Первой мыслью было все это отложить. Но торчать в одиночестве дома и тосковать – тоже не дело. И она решила, что в теннис сыграть надо: физическая нагрузка пойдет ей только на пользу. А уж потом можно будет заскочить в бар к Энди, на часок, не больше. И пораньше лечь спать.

Но сбыться этим ее планам было не суждено.

Ее партнером по теннису был Джек Баджен, заведующий университетской библиотекой. Как-то раз он даже играл на Уимблдоне и, хотя теперь был лысым пятидесятилетним мужчиной, до сих пор пребывал в прекрасной форме, да и мастерства не растерял. Сама Джинни об Уимблдоне даже не мечтала. Пиком ее спортивной карьеры стало членство в американской олимпийской сборной, когда она была студенткой старшего курса. Зато она превосходила Джека в скорости и силе.

Играя на одном из земляных кортов кампуса Джонс-Фоллз, они являли собой достойную пару, и вскоре после начала игры у корта собрались зрители. Форма одежды была свободной, но Джинни всегда предпочитала играть в плотных шортах и тонком свитере белого цвета. У нее были длинные темные волосы – не шелковистые и прямые, как у Пэтти, а вьющиеся, непокорные, поэтому она связала их узлом и спрятала под бейсболкой.

Подача у Джинни была сильной и напористой, а уж смэши – просто убийственными. Против подач Джек мало что мог сделать, зато, немного разогревшись, старался не давать ей шансов применить убийственный смэш. Играл он точно и спокойно, явно экономя силы, и позволял Джинни делать одну ошибку за другой. Она играла слишком агрессивно и напористо и слишком рано бросалась к сетке. «В обычный день я бы его победила», – подумала Джинни; но сегодня ей никак не удавалось сконцентрироваться. Каждый выиграл по сету, третий закончился со счетом 5:4 в его пользу. Надо было постараться как-то спасти игру, и вот пришла ее очередь подавать.

Четвертый сет начался ровно, затем Джек выиграл очко, и преимущество было явно на его стороне. Снова подача Джинни, мяч угодил в сетку, толпа зевак разочарованно ахнула. И вместо того чтобы собраться и сделать нормальную подачу, она вдруг заторопилась, отбросила всякую осторожность и снова угодила в сетку. Джек подбросил мяч и ударил ракеткой, она отбила подачу и бросилась к сетке. На секунду ей показалось, что Джек потерял равновесие, но он лишь притворялся и парировал ее удар. Мяч просвистел у нее над головой и опустился на задней линии. Игра была окончена, она проиграла.

Уперев руки в бока, Джинни сердито смотрела на мячик. Она была страшно зла на себя. Конечно, последние годы у нее просто не было времени серьезно заниматься теннисом, но ее боевой дух не остыл. Она постаралась успокоиться, взяла себя в руки и даже изобразила на лице улыбку.

– Прекрасный удар! – заметила она, обернувшись к сопернику. Затем подошла к сетке и пожала Джеку руку.

Зрители зааплодировали.

К ней приблизился незнакомый молодой человек.

– Замечательная игра, поздравляю! – сказал он и улыбнулся во весь рот.

Джинни внимательно его осмотрела. Высокий, спортивного телосложения, вьющиеся волосы коротко подстрижены, красивые голубые глаза. И он явно с ней заигрывал.

Но Джинни была не в настроении.

– Спасибо, – коротко бросила она.

Он снова улыбнулся – самоуверенной улыбкой человека, прекрасно знающего, что любая девушка будет счастлива, если он обратится к ней.

– А знаете, я тоже немного играю в теннис. И подумал, что…

– Если вы немного играете в теннис, – парировала Джинни, – то, боюсь, мы с вами в разных весовых категориях. – И, резко развернувшись, прошла мимо него.

И услышала слова, брошенные ей вслед. Произнесены они были добродушно и с юмором:

– Стало быть, у меня нет шанса на романтический ужин при свечах?

Джинни не смогла сдержать улыбки. Настойчивый юноша, ничего не скажешь, к тому же, пожалуй, она была с ним слишком груба. Она обернулась и, не останавливаясь, бросила через плечо:

– Ни малейшего, но в любом случае спасибо за предложение.

Выйдя с корта, она направилась к раздевалке. Интересно, что сейчас делает мама? Должно быть, уже поужинала, ведь сейчас половина восьмого, а в этих заведениях норовят накормить людей пораньше. Возможно, смотрит телевизор в холле. А может, уже нашла себе приятельницу, женщину своего возраста, которая спокойно отнесется к ее забывчивости и будет с интересом рассматривать фотографии внуков. У мамы всегда было много друзей – женщины, с которыми она работала в парикмахерской, клиентки, соседи и соседки, люди, которых она знала вот уже двадцать пять лет. Но теперь, с потерей памяти, поддерживать с ними дружбу будет непросто. Мама наверняка их всех позабыла.

Проходя мимо хоккейного поля, она встретила Лизу Хокстон. Лиза была первой, с кем ей удалось по-настоящему подружиться после приезда в Джонс-Фоллз месяц тому назад. Она работала техником в лаборатории психологии. Ученая степень у Лизы имелась, но она не хотела делать научную карьеру. Как и Джинни, она была из бедной семьи и чувствовала себя среди снобов Джонс-Фоллз немного неуютно. Девушки сразу понравились друг другу.

– А ко мне тут клеился какой-то юнец, – улыбаясь, сказала Джинни.

– Как он выглядел?

– Немного похож на Брэда Питта, только выше ростом.

– А ты не сказала, что у тебя есть подружка, более подходящая ему по возрасту? – спросила Лиза. Ей было двадцать четыре.

– Нет. – Джинни оглянулась, но белокурого парня нигде не было видно. – Ладно, пойдем, а то еще увяжется.

– А что в этом плохого?

– Пошли!

– Послушай, Джинни, ты так бежишь, точно он напугал тебя до полусмерти.

– Перестань!

– Могла бы догадаться дать ему мой номер телефона.

– Надо было сунуть ему записку с твоим номером бюстгальтера, это произвело бы должное впечатление.

У Лизы был крупный бюст.

Девушка резко остановилась. Сначала Джинни подумала, что зашла слишком далеко, обидев Лизу, и начала подбирать слова извинения. Но та вдруг воскликнула:

– А что, потрясающая идея! «У меня 36D; чтобы получить более полную информацию, звоните по такому-то телефону».

– Знаешь, я тебе завидую, всегда хотела иметь большую грудь! – Подружки захихикали. – Нет, правда, девочкой я даже молилась, чтоб у меня выросли большие-пребольшие груди. У меня самой последней в классе началась менструация, и я страшно переживала.

– А как ты молилась? Становилась на колени перед кроваткой и говорила: «Милый Боженька, сделай так, чтоб у меня побыстрее выросли титьки», да?

– Вообще-то я молилась Деве Марии. Мне казалось, что женщина женщину лучше поймет. И слово «титьки» при этом, разумеется, не произносилось.

– И как же ты говорила? «Груди»?

– Нет. Считала, что и «груди» тоже неприлично упоминать в молитве Святой Деве.

– Так как же тогда ты их называла?

– Шишечки.

Лиза так и покатилась со смеху.

– Не знаю, где я взяла это слово. Может, подслушала какой-то разговор. И оно показалось мне подходящим эвфемизмом. Я никому никогда об этом не рассказывала.

Лиза оглянулась.

– Что-то незаметно, чтоб нас преследовали красивые парни, похожие на Брэда Питта. Боюсь, мы его упустили.

– Ну и слава богу. Как раз мой тип: красивый, сексуальный, самоуверенный и абсолютно не внушающий доверия.

– С чего это ты взяла, что ему нельзя доверять? Ведь ты видела его секунд двадцать, не больше.

– Ни одному мужчине на свете нельзя доверять.

– Наверное, ты права. Заскочишь сегодня к Энди?

– Да, но на часок, не больше. Сначала надо принять душ. – Свитер Джинни был мокрым от пота.

– Мне тоже. – Лиза была в шортах и кроссовках. – Тренировалась сегодня с хоккейной командой. А почему только на часок?

– День выдался тяжелый. – Игра немного отвлекла Джинни, но теперь снова нахлынули неприятные мысли. – Маму пришлось поместить в дом для престарелых.

– О боже, Джинни, мне страшно жаль!..

По дороге к раздевалке она пересказывала подруге печальные события дня. Войдя в помещение, Джинни поймала в большом зеркале отражение – свое и подруги. Господи, до чего же они разные, прямо какая-то комическая парочка! Лиза чуть ниже среднего роста, а она, Джинни, вымахала почти на шесть футов. Лиза – блондинка с пышными формами, а Джинни темноволоса, поджара и мускулиста. У Лизы миловидное личико с россыпью веснушек на вздернутом носике, а губки сложены бантиком. Обычно люди называли Джинни эффектной или интересной, мужчины иногда говорили ей, что она красавица. Но никто и никогда не назвал бы ее хорошенькой.

Стаскивая пропотевшую спортивную одежду, Лиза спросила:

– А кто твой отец? Ты никогда о нем не говорила.

Джинни вздохнула. Этого вопроса она боялась всегда, даже тогда, когда была маленькой девочкой, но рано или поздно его все равно задавали. И на протяжении многих лет она лгала, говорила, что отец умер, или бросил их, или женился на другой женщине, или переехал в Саудовскую Аравию, где нашел хорошую работу. Впрочем, в последнее время она предпочитала говорить правду.

– Отец сидит в тюрьме, – ответила она.

– О господи! Извини. Мне не следовало спрашивать.

– Ничего страшного. В тюрьме он провел бо́льшую часть своей жизни. Он вор, взломщик. И отбывает уже третий срок.

– И сколько ему дали?

– Не помню. Да это и не важно. Даже если он выйдет, пользы от него все равно никакой. Он никогда о нас не заботился и вряд ли теперь захочет.

– Так у него что, никогда не было постоянной работы?

– Только когда он хотел обчистить какое-нибудь заведение. Тогда он устраивался туда уборщиком, привратником, даже охранником, трудился неделю-другую, разбираясь, что к чему, а потом грабил.

Лиза внимательно посмотрела на подругу.

– Так вот почему тебя так интересует генетика криминальной личности…

– Возможно.

– А может, я ошибаюсь, – отмахнулась Лиза. – Психоаналитик из меня никакой.

Они пошли в душ. Джинни понадобилось больше времени, трудно было промыть густые непослушные волосы. Она была благодарна судьбе за то, что нашла такую подругу, как Лиза. Лиза работала в университете уже год и познакомила Джинни с жизнью в Джонс-Фоллз, куда та прибыла в начале семестра. Джинни нравилось работать с Лизой, потому что на нее можно было полностью положиться. Нравилось вместе проводить время после работы, потому что с Лизой можно было говорить откровенно и прямо, не боясь напугать ее или шокировать.

Джинни принялась сушить волосы феном, как вдруг услышала странные звуки. Она замерла и прислушалась. Какие-то визги и крики, явно вызванные сильным испугом. Джинни вздрогнула, по спине пробежали мурашки. Внезапно она почувствовала себя совершенно незащищенной: стоит здесь, под землей, голая и мокрая. Она помедлила секунду-другую, затем быстро сполоснула волосы и вышла из душа посмотреть, что случилось.

И сразу же ощутила сильный запах гари. Нет, огня видно не было, но помещение наполняли клубы густого черного и серого дыма, поднимавшиеся до самого потолка. Похоже, дым проникал через вентиляционную трубу.

Джинни испугалась. Прежде ей не доводилось бывать в таких ситуациях.

Многие девушки, схватив свои сумки и одежду, устремились к дверям. Другие впали в истерику, перекликались испуганными голосами и бестолково метались из стороны в сторону. Какой-то придурок, по всей видимости из охраны, закрыв рот и нос носовым платком в горошек, лишь усугублял панику, расталкивая перепуганных девушек и выкрикивая приказания.

Джинни понимала, что одеваться нет времени, но и заставить себя выбежать из здания в чем мать родила тоже не могла. Страх леденил душу, но внешне она оставалась спокойной. Почти на ощупь нашла в дыму свой шкафчик. Лизы нигде не было видно. Джинни торопливо влезла в джинсы, натянула через голову майку.

Прошло всего несколько секунд, но за это время в заполненном дымом помещении людей не осталось. Джинни уже не видела двери и начала кашлять. Ее испугала мысль о том, что скоро будет нечем дышать. «Я знаю, где дверь, и я должна сохранять спокойствие», – сказала она себе. Ключи и деньги лежали в карманах джинсов. Она подхватила свою теннисную ракетку и, прикрывая ладонью рот, двинулась к выходу.

В коридоре тоже было полно дыма, и глаза у Джинни заслезились. Она почти ничего не видела. Теперь девушка уже жалела о том, что не выскочила из раздевалки голой – удалось бы выиграть несколько драгоценных секунд. Что толку от этих джинсов – ни видеть, ни дышать в дыму они не помогают. И какая разница, в каком виде тебя обнаружат мертвой – голой или одетой?

Дрожащей рукой Джинни ощупывала стену, стараясь определить направление. Она боялась наткнуться в дыму на какую-нибудь из женщин, но все они, похоже, ее уже опередили. Миновав стену, Джинни поняла, что оказалась в маленьком вестибюле, хоть и не видела ничего – здесь тоже было полно дыма. Впереди должна быть лестница. Она пересекла вестибюль и натолкнулась на автомат с кока-колой. Так, где же лестница, справа или слева от него?.. Вроде бы слева, подумала она. И двинулась туда, но почти тут же, наткнувшись на дверь в мужскую раздевалку, поняла, что ошиблась.

Дышать больше не было никакой возможности. Она втягивала воздух со свистом и стонами. Но воздуха практически не осталось, один лишь дым, и Джинни зашлась в приступе кашля. Она двигалась, прижавшись спиной к стене, все ее тело сотрясал кашель, в ноздрях щипало, глаза слезились, она едва различала в этом проклятом дыму свои руки. Никогда за все двадцать девять лет своей жизни не жаждала она так страстно хотя бы глотка свежего воздуха. Перемещаясь вдоль стены, она обогнула автомат. И поняла, что нашла наконец лестницу, лишь когда споткнулась о первую