Цитаты из книг автора «Кэй Джеймисон»

Его выдавали лишь беспокойность, изредка вспыхивающая во взгляде, и несколько меланхоличные, хоть и с оттенком иронии, нотки в голосе. Другой офицер был удивительно остроумен, говорил со звонким аристократическим акцентом. В его взгляде тоже порой проскальзывала грусть, но он оказался чудесной компанией и стал мне другом на многие годы.

Дэвид дал понять, что готов обо мне заботиться. Я объяснила ему, что из-за довольно редкого побочного эффекта лития мое зрение и концентрация внимания ослабли настолько, что я не могу прочитать зараз больше пары абзацев. И он читал мне стихи, Уилки Коллинза, Томаса Гарди — лежа в кровати, обняв меня одной рукой и гладя меня по голове будто я ребенок. Шаг за шагом его нежность, такт и бесконечное терпение, вера в меня и в мою здоровую суть рассеяли мои кошмары и страхи.

Наконец, после целой вечности молчания, Дэвид повернулся ко мне, обнял и мягко сказал: «Что ж, бывает невезение». Меня захлестнуло облегчение. Я была поражена абсолютной правдивостью этого замечания — мне действительно просто не повезло, и наконец кто-то это понял. Чувство юмора потихоньку начало просыпаться, и я подумала, что ответ Дэвида прозвучал в точности как строчка из романа Вудхауса. Я сказала ему об этом и напомнила о герое Вудхауса, который жаловался, что он вовсе не был в дурном расположении духа, но при этом не был и в хорошем. Мы оба рассмеялись — немного нервно, но лед все же был разбит.

В соборе я внезапно вспомнила, что накануне вечером забыла принять литий. Я потянулась к сумочке, открыла баночку и нечаянно рассыпала все таблетки. Пол в соборе был грязным, вокруг полно народу, и я была слишком смущена, чтобы наклоняться и собирать их. Это был момент не только смущения, но и непростых размышлений. Ведь это значило, что теперь мне придется просить Дэвида выписать мне

Я жила в страхе перед тем, что кто-то узнает, насколько я больна, насколько я ранима. Но, как это ни странно, профессиональным психиатрам порой не свойственны наблюдательность и тонкость чувств.

С мужем мы в ту пору решили, что, хотя наши отношения можно назвать дружбой и мы общаемся, брак уже не спасти. Думаю, точка невозврата была пройдена, еще когда я ушла от него во время своей первой мании. Но мы оба пытались. Мы много разговаривали, обсуждали наши ошибки и возможности за многочисленными ужинами и посиделками с вином.

Мы с Дэвидом часто обедали вместе в месяцы его работы в Калифорнийским университете, нередко в бота­нических сада

Его интересовала разница между британским и американским подходами в психиатрии. Я попросила его помощи с одним из самых трудных своих пациентов — девушкой с шизофренией, которая считала себя ведьмой. Он был с ней невероятно добр, не теряя при этом врачебной твердости. Девушка почувствовала, что может ему безоговорочно доверять. Его обращение было сдержанным, но теплым, и мне нравилось наблюдать, как он мягко формулировал вопросы и переспрашивал, чтобы завоевать доверие пациентки, пробившись через ее паранойю.

Я познакомилась с Дэвидом в свой первый год на факультете. Это было в начале 1975 года, спустя шесть месяцев после моей первой мании. Разум в ту пору постепенно восстанавливал хрупкое подобие прежнего равновесия. Мои мысли скользили по кромке тонкого льда, нервы были измотаны, жизнь ютилась в тесной и темной клетке. Но моя публичная жизнь почти укладывалась в консервативные рамки так называемого нормального человека, и по крайней мере в профессиональной сфере все казалось в порядке.

В какой-то момент благодаря литию, времени, которое лечит, и любви одного красивого высокого англичанина я вообразила, что вижу этот свет.