Вот именно случилась. Ничего не предвещало. У всех – активная жизнь, планы, дети, в конце концов. У Стаса жена беременная. Рассказывала Тимохину, как долго они ждали ребенка, какими радостными были, как готовились. А на завтра планировались его похороны…

Показания свидетелей, видео с камер наблюдения, заключения патологоанатомов – ничего не давало повода подозревать наличие злоумышленника. Тимохин надеялся на результаты более глубокой экспертизы, которая могла бы найти следы веществ, вызвавших остановку сердца. И тогда с высокой долей вероятности можно было бы подозревать, что жертвы были отравлены. Но на эти данные приходилось рассчитывать не раньше, чем через две-три недели.

Неприятный холодок прошел по спине Тимохина. А что если и он – в зоне риска? И хоть особой значимости своей жизни он не придавал – ничего не добился, жену счастливой не сделал – но оставлять детей сиротами не собирался. Да и кто заступится за одиноких бабулек и других страдающих от рук хулиганов? Пусть Марина подтрунивает над ним, называя грозой телефонных воришек, но у него в отделении самые высокие показатели раскрываемости. Преступления для Тимохина не различались по степени важности – поиском украденного телефона он занимался не менее скрупулезно, чем занимался бы поиском грабителя или убийцы.

Тимохин пришел в ресторан первым, уселся за длинный стол так, чтобы иметь возможность видеть всех входящих. С интересом заметил не свойственное ему волнение, и честно признался себе, что вызвано оно предстоящей встречей со Светланой. За последние годы он привык к «женщине-буке», как окрестил про себя супругу, и как будто спокойно обходился без интима. Общение со Светой возвращало в голову шальные фантазии на тему того, чем можно было бы заняться с женщиной в принципе, и с такой привлекательной, как Светлана, в частности. И как бы это могло быть. И где. И вообще…

Из центра зала донеслась тихая мелодия – начиналась музыкальная программа.

Тимохин зевнул, глянул на часы. Пятнадцать минут до восьми вечера. Перевел взгляд на вход и заметил её. Светлана сняла свой легкий плащ, отдала его гардеробщице, оставшись в темном обтягивающем платье. Красивая осанка, на длинных стройных ногах черные туфли на шпильках… Заметив Тимохина, приветливо улыбнулась и махнула ему клатчем, но к столу не пошла, а скрылась за углом. Хочет припудрить носик, констатировал Тимохин и немножко поерзал на стуле, гадая, в колготках Светлана или чулках.

Спустя полчаса за столом сидело пятнадцать человек, не считая Тимохина. Веселый тон задавал балагур Небосенко Юра, запомнившийся всем бесконечными двойками по поведению. Юра к текущему моменту изрядно поистрепался, превратившись из сердцееда, каким он был больше двадцати лет назад, в мужичка с опухшим лицом, лысиной и внушительным пузом.

– А что, жена мне уже троих родила, четвертого решил сам, – «оправдывался» он на недоумевающие взгляды одноклассников.

Юра периодически отвлекался на телефонные разговоры – работа требовала решения вопросов, но всегда быстро подхватывал нить разговора и возвращал себе всеобщее внимание. Он рассказывал о своем бизнесе – фуры под его началом возили строительные материалы по всей стране (тут же устроили мозговой штурм маркетинговых идей – «Фуры от Юры» и прочее). После школы он пошел в дальнобойщики, скрывался от армии до 27 лет, а потом рискнул взять кредит на собственный грузовик, и пошло-поехало. Хорошо поехало, судя по всему.

Отомстить лично Небосенко мечтали многие, рассуждал про себя Тимохин. Знатный был задира. Все игрался – кого подставить, над кем пошутить, просто так учиться ему было скучно. Чем старше становились, тем опаснее становились затеи – вынудить одноклассника на спор выпрыгнуть со второго этажа, распустить грязный слух про самую тихую девчонку в классе. Вот она, Тамара, сидит рядом – все такая же тихая, неприметная, без обручального кольца на пальце.

Все уже немного выпили, расслабились, и скованность, чувствовавшаяся в первые минуты встречи, исчезла. Фадин Егор, бывший отличник, вполголоса что-то обсуждал с Семеном Ивановым. Иванов обожал историю, восхищался классным руководителем Ириной Васильевной, которая преподавала этот предмет. Все были уверены, что он в нее влюблен. Теперь он – преподаватель истории в городском университете.

В разных уголках стола шептались девчонки. Ну, как «девчонки». Некоторые заметно «обабились», а кто-то выглядел приятнее, чем в юности.

Громко захохотала Светлана. Она сидела напротив. Рядом Небосенко, то и дело посматривающий на соседку маслеными глазками.

– Да ну какие дети, сама как ребенок еще, – Светлана отмахнулась от Юры. Неужели он уже предлагал ей свои услуги в качестве поставщика генетического материала? Можно подумать, у Светы бы возникли проблемы с поиском такового, пожелай она завести детей.

Что-то пробубнила сидевшая рядом Тамара.

– Что говоришь? – наклонился к ней Тимохин.

Тамара небрежно кивнула в сторону Светланы:

– Да басню вспомнила. Попрыгунья Стрекоза лето красное пропела…

Тимохин снова посмотрел на Светлану – она ему улыбалась. Он улыбнулся в ответ.

– Может, еще не пропела, а? – подмигнул Тимохин Тамаре.

Та скептически хмыкнула.

Продолжалась оживленная беседа, когда в помещение вошел служитель церкви – черная ряса до пят, скуфья, небольшая бородка не оставляли сомнений в профессиональной принадлежности вошедшего. Когда он подошел к столу, все замолчали и уставились на него.

– Да мы еще не успели нагрешить! – нашелся Небосенко.

Реплика разрядила ситуацию, над столом вновь раздался оживленный гомон.

Тимохин встал и протянул руку мужчине.

– Привет, Коля, – сказал он и спросил остальных:

– Что – только я узнал Коляна?

Что тут началось! Разгоряченные спиртными напитками, все зашумели, повскакивали со своих мест, окружили Николая. Каждый считал нужным выразить свой восторг либо недоумение.

Расталкивая остальных, то и дело повторяя «да ладно», к Николаю подошел Небосенко.

– Ну, привет, Колян, – он также протянул руку.

Николай с теплой улыбкой ответил.

– Пойдем за стол, – Юра обнял одноклассника за плечи и повел ближе к своему месту, – я готов исповедаться.

Под общий хохот и гам расселись обратно.

Откуда-то послышалось: «Опять за старое, Небосенко».

Налив Николаю водочки и жестом пригласив остальных наполнить рюмки, Юра встал с места для произнесения тоста.

Все притихли.

– Ну что, простишь, что докапывался до тебя всю школу, а? – спросил Небосенко.

– Бог простит, – кротко ответил Николай.

Возникла неловкая пауза, Небосенко, видимо, не мог с ходу придумать остроумного ответа.

– И меня заодно, – продолжил мысль Николай и взялся на рюмку.

Старые недруги чокнулись и выпили.

Загалдели с новой силой, Николай на полчаса стал центром всеобщего внимания. Его род занятий вызывал интерес у всех присутствующих, которые из первых рук желали узнать ответы на самые разные вопросы, начиная от «Как проходит обряд крещения?» до «Существует ли Бог на самом деле?».

Тимохин посмотрел на часы. Видимо, все, кто хотел, пришли. А кое-кто из женщин уже засобирался домой. Он встал и постучал вилкой о рюмку.

Присутствующие затихли, взялись за рюмки, ожидая тоста, но Тимохин рассказал им о другом. Он поведал о печальной статистике, стараясь отследить все грани эмоций на лицах одноклассников. Страх, тревога, паника, безразличие, и в то же время нескрываемый интерес. Никто из одноклассников, Тимохин готов был поклясться в этом, не продемонстрировал реакции, которая выдавала бы удовлетворение или радость от получения информации о произошедшем.

– И теперь, – подытожил Тимохин, – я призываю всех нас повспоминать подробности школьной жизни, все обиды, ситуации, и обсудить их здесь друг с другом. Искренне надеюсь, что случившееся – трагическая случайность, но статистика – вещь упрямая.

Все заметно приуныли.

– Ну, Тимохин, умеешь ты испортить праздник, – прокомментировал Небосенко. – Я думал, ты соскучился…

В этот раз никто не засмеялся. Несколько человек сразу засобирались домой под разными предлогами. Их побег Тимохин мог расценить, как проявление тревоги – людям захотелось убежать от неприятных новостей, дистанцироваться от коллектива, разрушить имеющуюся связь между покойными и самими собой.

Оставшиеся обсудили немного разных историй – смешных и не очень, но и они стали потихоньку расходиться по домам. Внимание Тимохина на себя обращал Егор Фадин. В школе его недолюбливали – всегда все зубрил, не имел своего мнения, жаловался маме по любому поводу, и та часто наведывалась на занятия, уличая возможность отругать кого-то из обидчиков сына.

Весь вечер Егор Юрьевич (не один раз подчеркнул, что для многих сегодня он именно Егор Юрьевич, а не какой-то там Егорка, как было в детстве, как будто у остальных, превратившихся из мальчиков и девочек в дядь и теть, другая ситуация) кичился своими успехами в бизнесе. Он поставлял продукты в рестораны города и считал нужным уточнять у официантов «анамнез» любого блюда, появляющегося на столе.

После новости о четырех смертях он нарочито громко иронизировал на тему заговора, пытался подкалывать Тимохина, «который обязательно найдет всех бандитов». С каждой новой рюмкой Егор становился все более злым, пока в конце вечера отказался со всеми чокаться, так как «все, похоже, помрем, а за умерших – не чокаясь». Наконец, Фадин засобирался домой и, посмеявшись напоследок над «сыщиками», покинул ресторан.

В итоге за столом остались пятеро, кроме Тимохина, готовые оказывать любую необходимую помощь в поиске потенциального преступника: Юра Небосенко («Ну, как вас оставишь?»), преподаватель истории Семен Иванов, библиотекарь Тамара Агеева, «серая мышка» класса, протодиакон Николай Печальный и сама Светлана, которая, как полагал Тимохин, еще и надеялась подготовить горячий материал для СМИ на тему случившихся смертей.

– Интересно, – произнесла Светлана, когда все молча вспоминали детские годы, – а как дела у Иваси?

И действительно, бывший классный руководитель мог припомнить много интересных подробностей школьных событий. Тимохин взял на заметку задачу связаться с Ириной Васильевной. Завтра же сходит в школу, и, если повезет, сразу и поговорит с бывшей учительницей.