Марина обедала с Олегом в кафе. Народу было немного, но она пару раз воровато оглядывалась – не наткнуться бы на общих знакомых.
– …а Сонька передала фотоаппарат Лене, уточнила у Натальи, что спросить, и подряд все три вопроса и задала, – рассказывал Олег о прошедшем вчера мероприятии.
– А, – задумчиво протянула Марина, – я думаю, почему шеф вдруг спросил про нее, боялась, что сделает замечание по внешнему виду.
– Не говори, это она еще половину пирсинга вытащила.
– А ты откуда знаешь? – прищурилась Марина.
– Сама сказала, – и бровью не повел Олег.
Марина задержала на Олеге строгий взгляд, немного его смутив.
– Марин, да ты что…
– Да шучу, Олег, ну ты свободный парень, что ты в самом деле, – рассмеялась Марина.
– Я не считаю себя свободным, – серьезно сказал Олег и положил свою руку на руку Марины.
– Ой, да прекрати, – она убрала свою руку, но слегка покраснела.
Марина переключила внимание на салфетку, которую расправляла на коленях. Олег лениво ковырял вилкой салат.
– Просто… Прошло почти четыре года, и я прикидывал. А Оле как раз три.
– Олег, к чему ты клонишь? – напряглась Марина, но тут же снова рассмеялась, излишне громко и неестественно. – Нет, что ты? Нет, о господи.
Олег опустил взгляд. Марина достала из сумочки зеркальце, проверила, не потекла ли тушь.
– Я думала, мы договорились не вспоминать, – сказала она.
– А я не хочу забывать. Что тебя смущает?
Марина убрала зеркальце в сумочку, достала кошелек.
– Да не хотелось бы за растление малолетних.
Олег в досаде бросил вилку на стол, она громко звякнула, привлекая внимание посетителей и официантов.
– Поехали, на работу пора, – Марина положила крупную купюру на стол и кивнула официанту.
– Да, моя королева, – быстро взял себя в руки Олег.
– Хорош стебаться.
Связь с Олегом была самым большим «скелетом в шкафу» Марины. Молодой выпускник вуза устроился в компанию и сразу расположил ее к себе. Она тогда переживала очередную депрессию, муж уговаривал на второго ребенка, а Марина раздумывала, не развестись ли с бесперспективным полицейским. Выходила замуж за подающего надежды молодого сыщика, которому вскоре включили красный сигнал светофора на пути по карьерной лестнице. Мутная история, которую Тимохин так и не рассказал. Сам надеялся, что это временные меры, был рад, что оставили в органах. Но время шло, рос Игорь, росло недовольство Марины: она-то вот-вот получит должность начальника отдела по пиару. Всегда в гуще событий, проектов, идей, Марина на работе отводила душу, зная, что наступит вечер, и ей опять придется возвращаться в унылое семейное гнездо, которое давно не хотелось вить.
С появлением в отделе Олега жизнь заиграла новыми красками. Огромное количество комплиментов, сюрпризов, намеков. Олег разгонял нерадостные мысли Марины о начинающемся старении. А после новогоднего корпоратива и случилась спонтанная близость.
Уже протрезвевшая, вернувшись домой, Марина устроила жаркую ночь любви Тимохину, перед которым чувствовала вину. Она продолжала ее активно заглаживать почти девять месяцев, но чувство гадливости по отношению к самой себе не проходило. Оля могла быть дочерью в равной степени как Олега, так и Алексея. Можно сделать генетический тест, но что потом? Если Оля – Олеговна, как жить дальше? Как ее любить – живой укор супружеской неверности? И надо будет однозначно бросать Тимохина. Если Оля – дочь Тимохина, то куда деть факт измены?
К черту все мысли. Марина принялась за отчет о проведенном мероприятии, и задач на работе, слава богу, всегда хватало. А тут еще наклевывался «калым», связанный с участием в предвыборной кампании лояльного предприятию Леонида Линника. Дополнительная нагрузка и дополнительные деньги, которые Марина вкладывала в «финансовую подушку», так как зарабатывала больше Тимохина, но не считала нужным ему об этом сообщать.
На скамьях у стадиона возле футбольного поля сидела компания подростков – Игорь со своими новыми друзьями. Белобрысого все звали Белый, лысого – Орёл – из-за татуировки. Ребята развлекались курением, пускали «паровозик» и громко ржали.
– Ты что, у нас дома такие батлы, – рассказывал Игорь. – Иногда кажется, мать для работы в полиции лучше подходит.
– Слышь, а отец-то не спалит тебя? – спросил Белый.
– Какой там. Мы только по утрам видимся минут пять.
Игорь помолчал.
– Не, бывают дни, конечно, иногда, мож, по праздникам, там, когда минут по шесть…
Секунду-две смысл шутки доходил до остальных, и над пустым стадионом снова послышался громкий ржач.
Грустная Светлана вышла из кабинета Тимохина, за ней – сам он.
– Свет, ты когда приглашать будешь всех, не говори им, ладно? Так нужно, чтобы отследить реакцию на новость. Ну, ты понимаешь…
– Сидоренко был такой счастливый, когда мы виделись в последний раз. Как же так?
Тимохин мягко взял Светлану под локоть и направился с ней к выходу.
– Светунь, это жизнь. Знаешь, сколько я тут этого насмотрелся?
– Леш, – остановилась Светлана, – а если всех нас кто-то хочет убить?
Её глаза выражали тревогу. Мимо проходили сослуживцы, задерживая взгляд на яркой женщине.
Тимохин снова направил Светлану к выходу.
– Я это и хочу выяснить. С твоей помощью. Посодействуешь полиции?
– Полиции – не знаю, тебе – посодействую.
Светлана снова остановилась, проводила взглядом буйного арестанта, которого удерживали трое, сопровождая, видимо, к месту заключения. Арестант громко присвистнул и сказал в адрес Светланы что-то пошлое.
– В общем, я все поняла, – подытожила встречу Светлана. – Созвонимся.
Она решительно вышла.
Тимохин, провожая ее взглядом, вспомнил свой первый поцелуй, случившийся в девятом классе, когда он провожал Светлану домой. На секунду в лицо ударил сырой мартовский ветер, всплыла в памяти Светкина улыбка, ее растрепанные длинные волосы, торчавшие из-под вязаной розовой шапочки. Заливисто смеясь, она закинула ему за шиворот мокрого весеннего снега, а он схватил ее за руки, притянул к себе и…
– А это кто была? – к Тимохину подошел Петров и задал вопрос, промелькнувший у доброй половины сослуживцев, заметивших Свету.
– Моя одноклассница и первая любовь, – мечтательно ответил Тимохин.
– Так ты бы не тупил. А то, знаешь, пойдет мусор выносить, сердечко-то и прихватит.
Петров громко рассмеялся.
– А ты не боишься так много ржать постоянно, мало ли что может стать причиной сердечного приступа? – Тимохин, расстроенный бесцеремонным прерыванием романтического флешбэка, вернулся в кабинет.
По пути домой он решил заглянуть по одному адресу.
Дверь открыла молодая женщина с плохо замазанным тональным кремом синяком на лице. Из глубины квартиры послышалось пьяное и борзое:
– Кто там приперся на ночь глядя?
– Мужа зови, – попросил Тимохин.
Женщина колебалась. Тимохин достал удостоверение и развернул.
– Позови мужа и не выходи, пока мы не закончим разговор.
Подбородок женщины затрясся, на глаза навернулись слезы.
– Коля! Выйди! – крикнул в квартиру Тимохин.
– Кого там черт принес, – пьяным басом произнес Коля.
На площадку вышел тощий мужичок с голым торсом. Хотя обозначить верхнюю часть его туловища торсом – это весьма польстить. Сколько повидал за службу Тимохин, но жизнь продолжала удивлять. Никогда бы он не подумал, что обладатель таких скромных физических характеристик может иметь столь грубый, внушающий опасение, голос.
Коля закрыл перед носом жены дверь, небрежно почесал пузо, рассматривая Тимохина.
– Чё надо? – спросил он.
Вместо ответа Тимохин от души ударил Колю под дых. Тот согнулся пополам и расширенными от удивления глазами уставился на обидчика.
Тимохин достал удостоверение и открыл его перед лицом Коли.
– Еще раз поднимешь руку на женщину, разговор будет другим.
Коля медленно выпрямился и вновь обрел способность дышать.
– Ты понял, страшилище?
Коля едва заметно кивнул.
– Отхватил нормальную бабу себе, так сиди и радуйся.
Коля кивнул более заметно. Дважды.
Тимохин ушел, искренне надеясь, что его визит не усугубит ситуацию. Ну не мог он спокойно переносить несправедливость. Особенно в отношении слабых. С детства такой.
Вечером, уже после душа, Тимохин, полулежа в кровати, вытирал мокрые волосы полотенцем. Марина лежала рядом и мазала руки кремом. По телевизору шел какой-то детективный сериал.
Закончив косметические процедуры, Марина выключила свет и повернулась набок, спиной к мужу. Тимохин бросил полотенце на спинку стула, бросил туда же халат и улегся, прижавшись сзади к Марине.
Она недовольно замычала.
– Ну, что на этот раз?
– Я устала.
– Мариш, ты что-то как Ольку родила, так и до сих пор уставшая.
– Да, мужикам не понять, как тяжело рожать детей. А некоторым не понять, как их тяжело растить, кормить и одевать.
– Ты сейчас о ком?
– Прекрасно понимаешь.
Тимохин развернул Марину к себе и улегся на нее сверху.
– Это ты от недотраха у меня такая злая? Надо это исправить.
– Отстань! – отвернула Марина лицо от поцелуя.
– Как скажешь, – расстроился Тимохин, встал, накинул халат и вышел из комнаты.
Марина тяжело вздохнула и, натянув одеяло на голову, снова развернулась на бок, подвинувшись на самый край кровати.
Тимохин устроился на кухне досматривать сериал. Достал начатый когда-то коньячок, поставил рюмку, по-быстрому нарезал колбасы и сыра.
В кухню зашел Игорь.
– О, бать, тема, – отреагировал сын на алкоголь. – И мне плесни.
Игорь уселся рядом.
– Куда шел-то?
– Да это, по нужде.
– Ну и иди, куда шел, – Тимохин легонько шлепнул Игоря по руке, тянувшейся за кусочком колбасы.
Игорь, зевая, ушел.
Запиликал сотовый – звонил Березин.
– Еще один из твоих, Тимохин, – сказал начальник без всяких предисловий. – Станислав Полежаев.
– Стасик… Тоже сердце?
– Выпал с балкона, шестой этаж. Машина к тебе выехала, подъезжай на место.
– Понял.
Когда Ира была маленькой, она долго думала, что ее зовут «Эта». Бабка напрямую обращалась к ней редко, и указания по поводу Ирины давала своему оставшемуся в единственном лице слуге Антипу. «Эту накорми», «Эту гулять не пускай», «Пусть эта посуду перемоет» и так далее. Посуду она мыла столько, сколько себя помнила – лет с четырех. И теперь, к своим девяти, делала это ловко и быстро, но главное – чисто, иначе Бабка бы ее прибила, видит бог.
Антип, суровый помятый мужик лет пятидесяти, свою хозяйку слушался безропотно. Редко когда напрямую что-то скажет, ведь Ирина слышала все указания сама, и после фраз типа «Эта пусть…», Антип глядел на Ирину, та кивала и приступала к выполнению задания. Ослушаться – даже не пыталась. Одного тяжелого взгляда Бабки хватало, чтобы почувствовать себя самым мелким микробом в мире, недостойным куска хлеба, которым ее здесь частенько попрекали.
Соседские дети, чьи родители служили господам, проживающим через улицу, спрашивали у нее про маму и папу, а она не знала, что ответить. Потом детей ругали за то, что они с ней играли, и Ира часто коротала время в одиночестве. Но и то было приятнее, чем общество хмурой, строгой и недовольной Бабки.
Часто в дом приходили гости, и Бабка закрывалась с ними в своей комнате. Это были хорошо одетые дамы с грустными лицами, реже – мужчины. Ирина не всегда успевала их разглядеть, тем более Бабка строго запрещала высовываться во время таких визитов. Зато она часто видела, как после проводов гостей Бабка прятала деньги куда-то в складки платья на груди. Предварительно могла часть из них сунуть Антипу со словами: «Этой завтра петушка купи». Это означало, что Бабка довольна «делом» и хорошо вознаграждена.
Какие это были дела, Ирина стала догадываться только недавно, и догадки пугали…
Раз-два в год Бабка уезжала в путешествия, и за Ириной присматривал Антип. Он предпочитал отдыхать в компании с веселыми настойками, и до девчонки ему не было дела. Зато Ирине в такие дни было вольготно. Она много гуляла, играла в свои игрушки не только у себя в комнате, но и в любом уголке дома. А однажды, когда громкий храп Антипа разносился по всему дому, Ирина решилась зайти в комнату к Бабке.
Кровать ее стояла в дальнем углу, на возвышении, украшенная балдахинами. У стены напротив – большой шкаф. Круглый стол со стульями вокруг стоял у единственного на такую большую комнату окна. А в другом углу – комод.
В комнате странно пахло – смесь затхлости, плесени и каких-то благовоний.
Прислушавшись к доносившемуся храпу и убедившись, таким образом, в безопасности, Ирина подошла к комоду. Дрожащими руками она потянулась к выдвижному ящику, взялась за ручку. Ящик с противным скрипом поддался, и Ирина заглянула внутрь. Книги, старые пожелтевшие бумаги с какими-то схемами и буквами. Читать она не умела – Бабка совсем недавно вскользь упомянула про необходимость образования («надо этой учителку нанять»), но книги были ей интересны. Ирина достала верхнее издание с потрепанной обложкой из телячьей кожи и начала листать. Почти на каждой странице был затейливый рисунок: то звезда, то луна и звезды, то глаз в треугольнике. Стрелки, пояснения, схемы. Чаще остальных попадалось изображение человека с расставленными в стороны руками и ногами, изображались внутренние органы, либо человек был окружен несколькими контурами рисованных оболочек, либо изображался в окружении зверей, от которых шли стрелочки к какому-либо внутреннему органу. Нередко на страницах мелькали рукописные подписи, сопровождавшиеся чернильными кляксами.
Взволнованная Ирина положила книгу обратно и задвинула ящик на место.
Осознав, что она больше не слышит храпа Антипа, мигом выбежала из комнаты и успела проскочить на кухню, куда минуту спустя тот зашел попить воды.
– Почто дома сидишь, вон погода какая? – спросил он. Ирина выглянула в окно и увидела тетю Настю, повариху из дома на конце улицы, иногда забегавшую к ним занять соли или яиц.
– Можешь и на речку сходить, а то хозяйка вернется через пару дней, не нагуляешься.
Ирина поняла, что Антип ее спроваживает, кивнула и молча пошла из дома. Действительно, погода была чудесная, теплая, хотя многие деревья уже стояли желтыми, и вот-вот должны были наступить холода. А зимой и на улицу лишний раз не выйдешь.
Ирина с удовольствием вдыхала свежий воздух, сидя на берегу реки. Потом улеглась на траву, смотрела на облака в небе и улыбалась. В тот день ей впервые показалось, что впереди ее ждет много интересного, только надо научиться читать и дождаться взросления, чтобы можно было оставить неприветливый дом.
Итак, четверо погибших за две недели. Тимохин решил пойти на встречу одноклассников пешком, чтобы спокойно поразмышлять. Накануне он вспомнил всех одноклассников, пересмотрел школьные фотографии, что-то переснял на телефон.
Конечно, конфликтов в школе хватало, но настолько серьезных, чтобы кто-то желал мстить всему классу, Тимохин не припомнил. Он аккуратно выписал в свой блокнот двадцать шесть имен, обвел жирной черной линией имена четырех умерших, и прикинул, что надо рисовать на листе ватмана большого формата что-то вроде ментальной карты со стрелочками связей между всеми (прямо как в американских детективах). Пока же не получалось найти ничего общего между смертями, кроме самой причины – остановки сердца. И даже выпавший позавчера с шестого этажа Стасик, собственно, падал уже мертвым. Вскрытие подтвердило: смерть случилась до момента удара о землю.
О проекте
О подписке