– А ты не можешь, – продолжаю я, не обращая внимания на его веселье. Отправляю в рот кусочек запеченного перца. – Потому что ты такой же холодный и бесчувственный, как твоя любимая тетушка.

– Наш разговор снова вернулся к Саре. Почему? Она ведь тебе не нравится.

– Мне и ты не нравишься, – пожимаю плечами. – Но я сижу здесь, ужинаю с тобой и сдерживаю себя от грубых колкостей в вашу с тетушкой сторону.

Он снова улыбается, а его манящий взгляд ускользает от меня, как песок сквозь пальцы.

– Я знаю, что это не так, Азалия, – говорит Максим, опустив вилку и нож на тарелку. – Я очень даже нравлюсь тебе.

– Очередная самонадеянность.

– Непоколебимая уверенность, – подмигивает он мне. – Не противься чувствам и желаниям.

– Ого! – смеюсь я. – Ты уже и о моих чувствах и желаниях знаешь!

– А что тут не знать? Я тебе нравлюсь, – повторяет он, глядя в мои глаза. – В этом причина твоего раздражения.

Единственное, что я умудряюсь сделать, так это издать короткий и полный накалившихся нервов смешок.

– Расскажи о своей жизни до смерти отца и сестры? – просит Максим после продолжительной паузы. – Пожалуйста.

Долго и упрямо смотрю на него, пытаясь понять, что скрывается за асфальтовыми глазами. И как только у него получается за секунды меняться в лице?

– Моя жизнь была беззаботной и счастливой, – коротко отвечаю я, пряча от него взгляд. – Это всё.

– В чем заключалось счастье?

Не сдерживаюсь. Издаю такой смешок, словно передо мной пятилетний мальчишка, задающий добрые и глупые вопросы.

– В том, что у меня есть семья. Большая, полноценная и тоже счастливая. У меня есть свое пространство для жизни и творчества. Мои мечты осуществимы. Реальность их исполнения – лишь вопрос времени. У меня есть машина, – невольно улыбаюсь я, вспоминая то самое чувство. – Если мне нужно проветрить мозги, я просто сажусь за руль и еду, куда глаза глядят. Никаких гонок и экстремального вождения, просто еду. Спокойно, уверенно и под хорошую музыку. И я позволяю себе быть наивной.

Посмеявшись сама с собой, поднимаю бокал и выпиваю остатки вина. Всего один вопрос, а я уже размякла под натиском добрых, но таких грустных воспоминаний.

– Почему ты сейчас запрещаешь себе быть наивной?

Поднимаю на Максима глаза. Его внимательный и искренне пытающийся понять меня взгляд… подкупает. Он не смеется надо мной, не веселится, не пытается сообразить колкую шуточку. Сейчас Максим будто обнажает передо мной себя. Настоящего. Неподдельного. Человека, умеющего чувствовать многое.

– Потому что с ней невозможно смотреть на мир трезвыми глазами и быть ко всему готовой. В нашем доме живут четыре женщины, – усмехаюсь я. – Кому-то нужно оставаться серьезнее и хотя бы стараться быть прагматичнее. С последним, правда, у меня беда.

– О чем ты мечтала?

– Запустить собственный бренд одежды, – улыбаюсь я. – Разработать коллекцию, устроить показ, гостями которого стали бы не последние люди в городе. Эту уверенность во мне подпитывал папа. Я знала, что он поможет. Как и то, что у меня получится удивить и завоевать публику.

– А что изменилось теперь? Помимо того, что твоего отца больше нет. Ты стала сомневаться в себе? Или дело в отсутствии материальной поддержки?

– Чтобы достичь цели, нужно хорошо заплатить за дорогу, – усмехаюсь я, глянув на него. – Уверенность в себе и финансы – вещи неразделимые, если стремишься к успеху.

– А если рассчитывать, что только финансы способны привести к успеху, непременно ждет провал.

– Точно, – улыбаюсь я.

– Вот видишь, мы всё же умеем думать одинаково. – Улыбаемся друг другу, Максим наполняет наши бокалы и поднимает свой. – За тебя. Твои мечты скоро сбудутся, ведь главное из двух составляющих у тебя уже есть. Осталось дело за малым.

Тихонько ударяемся бокалами и продолжаем смотреть друг друг в глаза, смакуя вино.

– Какая у тебя была машина? – спрашивает Максим, продолжая есть.

Поднимаю на него глаза, с трудом скрывая улыбку.

– Что? – улыбается он.

– Красивая, – уклончиво отвечаю я.

– В этом я ничуть не сомневаюсь, – смеется он. – Позволь, угадаю?

– Пожалуйста!

Максим смотрит на меня так, словно пытается подобрать подходящий к моей внешности автомобиль.

– Это Audi, – без толики сомнения заявляет он. – Наши вкусы совпадают.

– Единичный случай.

– Продала из-за долгов?

– Не совсем. Когда папа и Лиана погибли, у мамы была затяжная депрессия. Она во всем видела угрозу для жизни. Даже в садовой лопате, которая просто лежала на земле. Она возненавидела мою машину, потому что та казалась ей слишком мощной и опасной для меня и всех в принципе. Я продала её. Взяла на вырученные деньги то, на чем езжу сейчас, а другую её часть потратила на путешествие по Европе. Они с бабушкой развеялись. Чуть больше месяца провели за границей, а я осталась с Розой. Они вернулись отдохнувшими, как будто оставили всю боль и тяжесть утраты там, далеко-далеко. А в смешные кредиты я влезла, потому что боялась, что это их состояние может вернуться, если его… не отгонять отвлекающими маневрами.

– Подарками в виде вазы за двадцать девять тысяч? – предполагает Максим, заглядывая в мои глаза.

– Что-то типа того, – усмехаюсь я. – Это глупо, согласна. Но я не знала, как им помочь жить после этого всего и… Неважно.

Максим не поймет меня. Он лишился родителей, будучи слишком маленьким, чтобы понимать, насколько это больно и невыносимо. Мне, конечно, мало что известно о нем, но я не думаю, что он испытывает тоску по людям, которых не помнит.

– А ты? – Максим смотрит на меня. – Кто и что помогло тебе?

– Заботы, – отвечаю я полушепотом. – О Розе, о маме и бабушке. Когда хочешь, чтобы родным людям было хорошо и спокойно, ищешь пути и возможности. План выстраиваешь, – усмехаюсь я. – А с этими поисками собственные печали уходят на второй план.

– Значит, ты готова жертвовать собственными интересами ради других людей? – спрашивает Максим с таким видом, словно ему не до конца понятны мои мотивы.

– Не «других», а родных мне людей, – исправляю я, внимательно наблюдая за мужским лицом. Оно застывает в гримасе сомнений и непониманий, которые лично у меня вызывают слишком много вопросов. В мыслях молниеносно проносятся слова Маргариты о детстве Максима. – Людей, которых я люблю. Тебе ведь это не знакомо, верно?

– Само слово «жертва» несет в себе негатив и вынужденность. Обстоятельства принуждают тебя делать то, чего ты делать не хочешь.

– Да, я не хотела продавать свою машину, потому что это была память о моем двадцатилетии. Я не хотела уезжать из города, где у меня был свой угол и возможность не отвлекаться на разговоры, чаи, кофе, детский сад, а уверенно идти к своей мечте. Если бы я не умела чувствовать, у меня бы сейчас была другая жизнь. Я бы ездила на крутой тачке, жила в квартире с зеленой террасой и смотрела на вечерний сверкающий город, наслаждаясь гулом проезжающих машин. Меня это всегда вдохновляло. Я чувствовала себя свободной от забот, которых не знала. Но есть уважение, благодарность и любовь к людям, которые сделали меня и мое детство счастливым. Это есть во мне и оно никуда не денется. Никогда. Это вовсе не жертва и не долг. Это то, как я люблю их.

– Настолько, что даже не осознаешь, как много потеряла?

Максим определенно не понимает меня. И если бы я не знала о том, что случилось с его родителями, то наверняка не стала бы сейчас искать оправдание его словам, которые воспринимаю за сущий бред.

– Я ничего не потеряла, – произношу так, словно мне неловко. – Всегда можно вернуться к началу.

А ведь мне действительно неловко говорить об этом с человеком, который так далек от всего того, что дарит, вселяет и чему учит семья. До этой минуты я даже не осознавала насколько Максим одинок и пуст. В нем есть только внешняя оболочка и неудержимое стремление работать, а что за этим завидным фасадом… Нет, это не мое дело. И вообще я уже достаточно наговорила лишнего.

– Раньше ты жила в городе? – спрашивает Максим, сохраняя задумчивость.

– Да, – коротко отвечаю я и оглядываюсь в поиске официанта. – Если ты не против, я бы хотела уйти.

– Хорошо, – соглашается Максим без лишних вопросов, что очень удивительно для его командирской натуры.

Официант предлагает нам взять с собой вкуснейший десерт. Пока ждем, когда он принесет его, Максим отвечает на телефонный звонок и использует в своей речи замысловатые термины, смысл которых навсегда останется для меня тайной. Поймав себя на мысли, что даже это способно всколыхнуть мои облака, я начинаю раздумывать над тем, что скажу маме с бабушкой послезавтра. Нужно найти правдоподобное объяснение нашему с Максимом расставанию, чтобы у обеих не поднялось давление от переживаний. В конце концов, я упоминала, что у нас не серьезно и я не вижу дальнейшего развития этих отношений. Очень надеюсь, что очарование Максима не до конца затмило им разум и они ещё помнят о моих словах.

Когда нам приносят белую коробку, перевязанную синей лентой, мы, наконец, поднимаемся и выходим из небольшого цветущего сада, украшенного россыпью крошечных белых огоньков. Наши с Максимом плечи касаются друг друга, потому что идем мы по узкой шероховатой тропинке, а над головой по железной арке вьется дикий виноград. По правде говоря, я чувствую себя той самой Азалией, которая лет девять назад бегала на свидания и судорожно соображала в уме, о чем бы ещё таком интересном поговорить с парнем, который ей нравится?

Но сейчас-то всё иначе, напоминаю я себе. Во-первых, с парнем ты отлично покувыркалась несколько часов назад, причем трижды. Во-вторых, не парень он тебе вовсе, а так знакомый на пару ночей. А, в-третьих, он тебе совсем не нравится, так что не напрягайся и наслаждайся затянувшимся молчанием.

– Ты очень красивая, – произносит Максим совершенно другим голосом. То есть, он, конечно же его, но сам тон и звучание… Если бы я не знала, каким дерзким и требовательным бывает Максим, то решила бы, что он впервые говорит эти слова девушке. Или говорит их от сердца, а не потому что от них она точно растает и секс не заставит себя долго ждать. – Странная, смешная, строптивая, сумасшедшая, но… – хмыкнув, он поворачивает ко мне голову, – однозначно неповторимая.

– Комплименты на меня не действуют. – Очень даже действуют, черт возьми. – Какими бы расчудесными они не были.

Моя фальшивая улыбка остается незамеченной, потому что Максим продолжает смотреть себе под ноги. Мне тут же становится совестно, ведь я попыталась испортить минутку пробной и, честно говоря, до мурашек милейшей романтики. Но тут же, подобно рою обозлившихся на незваного гостя пчел, моя защита больно жалит, напоминая об опасности связи с мужчиной, от которого мне советуют держаться подальше, потому что он…

«Охотник» – слышу я голос Маргариты.

«В игре» – напоминает о себе Нелли.

«Поиграется, как со всеми предыдущими, и выбросит за ненадобность» – заключает голос Сары, который оказывается самым для меня отрезвляющим.

Я и без советчиков прекрасно знаю об этом, но почему-то последние слова Максима рискуют остаться во мне на весьма длительное время, потому что мне действительно приятно их слышать.