Глава 4

ЭФ

Каждый раз, стоило закрыть глаза, я видела белизну. Белый – это даже не цвет, а всего лишь его отсутствие. А главное, белый – это пустота.

Я ненавидела белый цвет, а он преследовал меня повсюду. Все вокруг опустело. В голове не осталось ничего, кроме собственных мыслей. В легких – ничего, кроме собственного дыхания. Под кожей билось только одно сердце. Мое тело стало подобным одинокой, заброшенной пещере. Все то, от чего я стремилась убежать, отдавалось в ней громогласным эхом.

Нет ничего ужаснее полного одиночества.

Одиночество заполонило мои сны. Я успела забыть, что такое сны, насколько они способны сводить с ума, когда приходится нести их бремя в одиночку. Обычно в снах возвращались худшие моменты прошлого.

Но иногда – очень редко – сны напоминали о связи.

Я всегда знала, когда получала весточки от них. От Тисааны и Максантариуса. Невозможно забыть черты разума, в котором провела столько времени.

Я помнила прагматизм и непреклонность Тисааны, скрывающееся за ними ранимое сердце. Поэтому я сразу поняла, что это она, когда увидела вспышки образов: стройное тело оседает на землю, на горле распахивается рана, грусть и сожаление уносят порывы свистящего ветра.

Я помнила острый ум Максантариуса и поэтому ни секунды не сомневалась, когда увидела белый потолок, покрытый круглыми отметинами, почувствовала всепоглощающую боль и сметающий с ног порыв ужасной силы.

И в эти прекрасные секунды одиночество уходило. Я пыталась уцепиться за нашу связь, но затем все поглощало прошлое.

Сон перенес меня в другое знакомое место. Я очутилась в странном круглом здании с каменными стенами, среди людей. Тело отказывалось слушаться, и я повалилась на землю. Я звала Ишку, но он, бросив на меня последний взгляд, отвернулся. Порыв ветра растрепал его золотистые волосы, и он исчез, оставив меня. Оставив в одиночестве на пятьсот лет мучений…

С криком я проснулась.

Тело подо мной издало сдавленный стон, но я не обратила на это внимания. Пальцы сами нащупали горло нападавшего. Тот забился, колотя руками. Один из взмахов пришелся мне в лицо, и я оскалилась, отвечая ударом на удар.

Впервые за долгое время я чувствовала, что ко мне вернулось былое могущество. Я любила гнев. Гнев – краснота и чернота, рев и крики. Противоположность пустоте. Противоположность белизне, белизне, белизне.

Перед глазами стояло лицо Ишки, скрытое копной светлых волос. Ишки, который предал и погубил меня.

Я схватила с подноса столовый нож, замахнулась и…

– Эф!

Крик заставил меня замереть.

Я ненавидела это имя. Меня звали иначе.

Меня с силой потянули назад. Я отбивалась и размахивала ножом, оскалив зубы. Ударялась обо что-то.

– Прекрати сейчас же.

Чем крепче становился захват, тем сильнее я сопротивлялась. Мощная рука вцепилась в мое запястье, безжалостно его вывернула, и нож со звоном полетел на пол. Но я не сдавалась, я продолжала яростно отбиваться зубами, ногтями…

С размаху я ударилась спиной об пол. Дыхание перехватило, и мир остановился.

Надо мной склонился Кадуан, крепко сжимая мои плечи. Его левую щеку рассекал лиловый порез, и кровь угрожала закапать мне лицо. Яркие, как переливы солнечного света в листве, глаза поймали мой взгляд и отказывались отпускать. Он был осязаемым. Настоящим.

Мое дыхание начало выравниваться.

– Она пыталась убить меня! – всхлипнула из дальнего угла служанка.

В ответ послышалось тихое перешептывание. Кто-то переступил с ноги на ногу. Оказывается, в комнате были и другие люди.

Кадуан не отводил взгляда. Обычно я не различала выражений лиц, не понимала то, что говорилось без слов. Большую часть времени и не пыталась. Но сейчас в глазах Кадуана я увидела нечто такое, отчего мне захотелось отпрянуть. Удару или окрику я бы даже обрадовалась, но проницательный взгляд напугал больше, чем любая грубость.

– Отпусти, – прорычала я.

– С удовольствием, но не раньше, чем ты мне позволишь. Это был всего лишь сон, – уже тише добавил он.

Я подалась к нему, вспыхнув гневом. Да как он смеет успокаивать меня?!

– Нет, – прошипела я. – Все происходило на самом деле, много дней подряд.

В глазах Кадуана мелькнуло какое-то чувство.

– Все закончилось. Ты в безопасности.

«Ты в безопасности», – шептала когда-то Тисаана в нашем общем разуме.

Разуме, который теперь безраздельно принадлежал мне одной.

– Это не так!

– Эф…

– Не называй меня так. Меня зовут Решайе.

– Ты больше, чем он, – пробормотал Кадуан.

– Отпусти меня!

В конце концов он подчинился. Я отползла подальше, вжалась в угол, судорожно оглядываясь вокруг.

Мне выделили просторную спальню с высоким стеклянным потолком, сквозь который лился рассеянный солнечный свет. Кое-кто из посещавших меня утверждал, что здесь красиво. Слуги с удивлением говорили, что меня поселили в прекрасном месте, на верхнем ярусе замка. Я не понимала, почему они находят это странным.

Впрочем, мне было все равно. Я ничего не чувствовала, когда оглядывала свою комнату. Красота ее убранства оставалась для меня абстрактным понятием, предназначенным для другой души.

Сейчас в комнате собралось пять-шесть человек, и все они таращились на меня. Двое советников Кадуана помогли белокурой служанке подняться, и стражник увел ее.

Мне не нравилось, как собравшиеся на меня смотрят.

– Как здесь оказалась служанка? – тихо, но грозно спросил Кадуан. – Я запретил ее будить. И особо приказал не присылать сюда блондинок.

Советники переглянулись. Невысокую хрупкую женщину с коротко подстриженными золотисто-рыжими волосами – главу армии – звали Луия. Широкоплечий мужчина с темными волосами и выступающей квадратной челюстью – Вифиан – был главным казначеем, хотя больше походил на завсегдатая бойцовского ринга.

– Ваше величество, – тихо произнесла Луия.

– Не сейчас.

Кадуан повернулся ко мне. Я уставилась в пол, но все равно чувствовала на себе его пристальный взгляд.

– Эф, я скоро вернусь. А ты пока отдохни.

«Отдохни». Я не хотела отдыхать.

Фейри вышли, в комнате осталась лишь я. Несколько секунд я не двигалась с места, тяжело дыша. Но затем бесшумно подошла к двери и прижалась к ней ухом.

– …позволить этому продолжаться, – шептала Луия.

– Прошло всего несколько месяцев, – ответил Кадуан.

– Вы уже много в нее вложили, – заговорил Вифиан. – Время играет против нас.

– Вы должны попросить Эф, – настаивала Луия. – Мы нуждаемся в ее помощи. Вчерашняя ночь показала это ясно, как никогда. Без нее нам не выиграть эту войну.

– С ней у нас тоже не получится выиграть. Пока, во всяком случае. Она еще не готова.

Пока.

От ответа Кадуана у меня в груди свернулся горячий клубок гнева. Гнева и… обиды?

Я сама не знала, чему удивляюсь. Ведь фейри не сказали ничего нового. Со мной так поступали всегда. В конце концов, чего еще можно от меня хотеть, кроме как обратить в оружие?

Кадуан сделал пару шагов, будто собрался уходить. Я плотнее прижалась к двери, напряженно вслушиваясь.

– Когда же она будет готова? – Голос Луии прозвучал громче и резче. – Когда аранская королева укрепит свой союз и пришлет к нашему порогу полумиллионную армию? Или после того, как ее опыты принесут успех и она…

– Достаточно.

Кадуан даже не повысил голос, но произнесенное им слово рассекло воздух, требуя тишины.

– Вы понимаете, через что пришлось пройти Эф? Понимаете, что с ней сделали? Пятьсот лет мучений. У нее забрали все: имя, тело. Все до последнего. Только ради того, чтобы превратить в оружие. Люди посчитали, что их желания важнее ее души… – Его голос сорвался, потом он сипло выдохнул. – А теперь вы просите меня поступить так же? Вы хотите, чтобы я принял такое же решение? Чтобы превратился в чудовище наподобие людей?

На несколько невыносимо долгих секунд воцарилась тишина.

– Конечно нет, ваше величество, – наконец ответила Луия.

Вифиан что-то невнятно пробормотал в знак согласия.

– Тогда не предлагайте больше ничего подобного. – С этими словами голос Кадуана затих вдали.

* * *

Потянулись долгие часы. Я лежала на полу и рассматривала звезды сквозь стеклянный потолок. Может, мне когда-то нравилось смотреть на звездное небо? Сейчас оно заставляло меня чувствовать себя маленькой и одинокой. Когда я жила внутри Тисааны и Максантариуса, мир окружал меня плотным коконом. Я была надежно укутана мыслями и разумом другого человека. Даже взаперти я не чувствовала себя одинокой.

По крайней мере, не так, как сейчас.

В замке воцарилась тишина, я отчаянно хваталась за любую возможность отвлечься. Закрыла глаза и попыталась снова поймать связь, которую чувствовала раньше. Как ни странно, мимолетное ощущение этой связи делало одиночество только острее. Я тянулась к другим сознаниям, но не чувствовала ничего, кроме собственного разума.

Я все еще лежала посреди комнаты с закрытыми глазами, когда Кадуан вернулся.

– Попробуй как-нибудь лечь на кровать, – посоветовал он. – Она очень удобная.

– Пробовала – не понравилось.

– Почему?

– Слишком…

Слишком много ощущений от разных фактур. Слишком мягко. Удушающе мягко.

Я оставила попытки подобрать правильные слова и вместо этого похлопала ладонью по полу:

– Здесь лучше.

– Как скажешь.

Король склонился надо мной и заглянул мне в лицо. Он переоделся в простую белую рубашку и штаны, скромные даже по крестьянским меркам. Не знаю почему, но я одобрила его выбор: что-то в нынешнем образе казалось обезоруживающим.

Но я сразу же заглушила эту мысль гневом. Кадуан просто использует меня. Для него я всего лишь орудие. Он вернул меня к жизни исключительно ради своих корыстных целей.

Он такой же, как и все остальные.

– Эф, пойдем со мной. – Он протянул руку.

Я не пошевелилась:

– Перестань называть меня этим именем. Оно мне ни о чем не говорит.

– Когда-то тебя так звали.

– Но сейчас все иначе.

– Хочешь выбрать себе другое?

Я скрипнула зубами. Он ничего не понял. Имена нужны живым существам, а я больше не принадлежу к ним.

– Пойдем, – повторил он.

– Куда?

– Тебе надо развеяться. Хочу тебе кое-что показать. – В ответ на мой непонимающий взгляд он добавил: – Конечно, если предпочитаешь сидеть здесь в одиночестве, настаивать не буду.

Тишина. Я снова прикрыла глаза. Кадуан медленно выдохнул.

– Ладно, – тихо произнес он и направился к двери. – Тогда продолжай сидеть здесь одна.

Одна.

Это слово пронзило меня словно нож. Я не хотела идти с Кадуаном. И все же мысль о том, чтобы лежать здесь в одиночестве еще несколько часов, казалась… невыносимой.

– Погоди. – Я распахнула глаза и села. – Я пойду с тобой.