Аля Кружинина
Я украла конфету в магазине

– Я украла конфету в магазине.

Конечно, я долго готовилась, чтобы это прозвучало так просто, как будто шутка, ничего серьезного, но сказать надо было, повиниться, вроде. Муж отнял взгляд от телефона. Он пришел поздно, и сейчас сидел за столом и ужинал.

– Что?

– Я украла конфету. Даже две.

Он отрезал ножом мясо, отправил в рот, разжевал и снова посмотрел на меня в ожидании продолжения, наверное.

Как и хотела, привлекла его внимание.

– Зачем?

– Сначала взяла маленькую барбариску и положила ее в карман. Потом выбрала шоколадные – мне надо на работу в вазочку для клиентов, стала рукой зачерпывать и в мешок опускать – такие в фантиках. И там лежала одна голая.

– Голая? – он ухмыльнулся.

– Без обертки. Я ее съела.

Муж засмеялся. Наверное, на это можно реагировать только так.

– А на улице съела и вторую, – произнесла я вдогонку его смеху.

– Ну и ладно. Грязная только, – отсмеявшись, произнес муж.

Я пробежала мыслями по нашему диалогу – как будто чего-то не хватало для признания. Да, вот:

– Я, конечно, больше не буду воровать. Просто одна знакомая сказала, что все в детстве воровали в магазине.

– Какая знакомая?

– Неважно, новая. И я возмутилась и сказала: «возможно, не все»? Но сама стала вспоминать, может, я и правда воровала. А потом пришла в магазин.

– А никто не говорил из твоих новых знакомых, что-то типа: «Все мы в детстве убивали?»

– Нет. И знаешь, я ничего не почувствовала в тот момент. Просто увидела ее – без фантика. И подумала, она все равно никому не нужна такая – грязная, то да се, – мысли об этой злополучной конфете переплетались в словах с мыслями о сегодняшней встрече, не спрашивая разрешения, – вряд ли кто-то нашел бы ее, потом искал бы фантик, аккуратно обернул и забрал себе.

– То есть ты украла никому не нужную?

Муж как будто поддержал идею, доведя ее до смешного легкого бреда и мне стало легче. Ну пусть так. Это не его история. Пусть посмеется над ней и забудет.

– Да, именно, – я выдохнула и улыбнулась ему в ответ.

Он доел, убрал за собой и пошел смотреть недосмотренный вчера фильм. А я продолжила читать. Но в голове все крутилось, как я захожу после работы в магазин у нашего дома, как вспоминаю, что надо купить, пытаясь воскресить в памяти полупустые полки холодильника, какими я запечатлела их утром. Думаю, брать ли яблоки и какие лучше – зеленые или красные, касаюсь тех и других, выбираю зеленые и кладу в корзину. Туда же кладу сыр, молоко, останавливаюсь у чая, кажется, он на исходе, и захожу в ряд конфет. А дальше все быстро: прямо напротив лица любимые папины барбариски – он носил их в кармане и угощал всех. Я беру с полки одну и только потом оглядываюсь – в магазине почти никого. Наверное, можно съесть прямо сейчас – хочется чего-то вкусненького, но не ем и кладу в карман. Вспоминаю, что мне и правда нужны конфеты, что-то вроде шоколадных, я радую ими клиентов, оставляя в вазочке в приемной. Взгляд останавливается на тех, что похожи на «Ласточку», в блестящих обертках. Наклоняюсь к нижней полке, начинаю зачерпывать их в заранее приготовленный пакет и тут вижу ту самую – развернутую, шоколадное полешко, столбик с палец. Через секунду конфета уже у меня во рту. Целиком. И я сразу отхожу от полок. Как вор. Но конфета не вкусная, приторная. Тогда я сразу возвращаюсь, вытряхиваю их обратно на полку, вижу те, которые беру обычно, набираю, завязываю пакет узелком, кидаю в корзину и ухожу – и так слишком долго задержалась.

***

Дверь открылась и вошла она. Высокая, в ярком мягком кашемировом пальто и платке, намотанном вокруг шеи и покрывающем плечи. И в запахе духов. Не часто запах духов так активно овладевает клиентами. За всю практику может пару раз я отмечала, как тонкие ароматы бежали следом за своими хозяйками, ни разу за хозяевами. Чаще клиенты пахли ничем, кроме свежести с улицы, дождем, ветром – в зависимости от времени года. Как будто прятались, не выдавали свои предпочтения. Так мастерски скрываться тоже надо уметь. Иногда в след за мужчинами, особенно если встреча проходила в воскресенье, стесняясь, просачивался запах выпитого вчера алкоголя, уже поутихшего и, поэтому, робкого. Но сейчас запах был ярким, оранжевым, искрящимся. Клиентка как будто заявляла о себе с порога: «Да, я такая, а это мой платок, а это красивое пальто и духи. Прошу принять нас всех».

Женщина повесила на вешалку пальто, платок быстро перекочевал на плечи ее тонкого нежного светло-лилового свитера.

– Где можно помыть руки?

Обычно я первая успевала показать, где тут туалет и уйти в кабинет, чтобы клиент мог немного побыть наедине с собой, собраться, вернуть себе свои границы, поймать разлетевшиеся при входе в новое для него пространство мысли. Но сейчас потерялась, или эта женщина сама бежала вперед, заполняя все собой и не оставляя места для кого-то еще.

И тут я вспомнила, что ждала семью. Одиночки на сегодня закончились, оставалась семья и домой. Я заглянула в телефон. Да, на аватарке была моя клиентка и, кажется, даже в этом же платке. Мария. Мы списались с ней несколько дней назад. Я еще предупредила, что на первую встречу желательно прийти не только подростку, о котором шла речь, а всем, кто проживает на данный момент в квартире. Мне, как психологу, важно погрузиться в атмосферу семьи, не просто услышать историю, но и постараться почувствовать, уловить то, что может нечаянно или намеренно скрываться за словами. Взгляды, интонации, жесты, даже одежда и запах, как сейчас. Клиентка ответила, что все поняла и постарается привести не только виновника – так сказала она, но и участников их общей жизни. Сказала, разделив этим НО семью на части, поставив грань между кем-то пока неозвученным во главе с собой и мальчиком четырнадцати лет, с которым «стало невозможно жить», который «переходит всякие границы», но которого «она очень любит» и «с этим надо что-то делать, и я верю, вы сможете нам что-то подсказать».

Так куда делся подросток? Я еще раз посмотрела на переписку. Да, вот: «Хорошо, договорились, будем вместе», время и дата.

Я отошла в сторону, когда за дверью раздался шум спускаемой воды, а потом загудел кран над раковиной. Вопрос был наготове, и, как только она вышла, стряхивая с рук воду, я задала его:

– Вы планировали прийти всей семьей, Мария? Я же ничего не путаю? Где мальчик? Где муж – отец?

Она улыбнулась невозмутимой давно отрепетированной улыбкой, выражающей одновременно уверенность и смущение:

– Они опаздывают. У нас же полтора часа. Мы договорились приехать вместе, но они задержались в музее, а я из дома, поэтому успела вовремя. Мы же можем начать без них? Я пока все расскажу.

– Хорошо, пойдемте.

Воскресенье, вторая половина, вечные пробки, а кто-то вообще хронически не может прийти вовремя. Делать было нечего, время действительно шло, время, которое принадлежало мне и этой не полностью дошедшей семье и можно было начинать. Возможно, мне бы все равно пришлось задать несколько вопросов ей наедине. Так почему не сделать это сейчас.

Мария пошуршала в сумке, достала бутылку воды, и мы пошли.

Войдя в комнату, она решила оглядеться. Пока запах ее духов обживал кабинет, она разглядывала мои сертификаты на стенах, полочки с игрушками, книги, картину с изображением молодой длинноволосой женщины, которую подарила мне одна клиентка. Она была спокойна или тщательно скрывала волнение. Я села.

– Это вы рисовали?

– Нет, я не умею.

– Понятно. А я рисую иногда. Это же по номерам?

– Да, кажется.

– Точно по номерам, – она оглянулась еще раз, как будто проверяя, не забыла ли она чего рассмотреть и села в кресло передо мной.

Помимо двух кресел у журнального столика, в углу стояла кушетка для постоянных клиентов и два стула-кресла с высокими спинками и подлокотниками, приготовленные для приема большой семьи.

– Начнем?

– Да. Нашему младшему пятнадцать лет. Есть еще старший, ему двадцать. Иногда он живет у нас с девушкой. После школы он поступил в Герцена на кафедру математического анализа. Хочет дальше там в магистратуру. Он вообще молодец. Добрый, отзывчивый. Всегда помогает, если мы с отцом просим. Мы вообще очень дружные, – она замолчала и посмотрела на меня.

– Что же заставило вас прийти ко мне?

Она отвернула крышку у бутылки и глотнула воды. Пластик громко щелкнул стенками.

– Извините.

– Ничего страшного.

– Да, ничего страшного. На чем я остановилась?

– Вы говорили о старшем сыне, но, как я помню, в сообщении речь шла о младшем, о подростке, правильно?

– Да, вы правы. Дело все в младшем. Вообще они у меня оба молодцы. Младший – чудо. Очень красивый. Даже когда родился. Знаете, некоторые дети вначале похожи на червячков, морщинистые, розовые. Но в нашей семье не так. Оба сына родились красивыми и умными. Не умными прямо, но осмысленными. Врачи приходили на него смотреть. На младшего. У него была такая шевелюра! И губки бантиком, помните, как у Орбакайте: «Губки-бантиком, бровки-домиком». Волосы четырех оттенков, и я сразу сказала Диме (Дима – это мой муж). Я сказала ему: «Это на счастье».

Взболтнув бутылкой, которую по-прежнему держала в руках, Мария начала откручивать пробку, но задумалась, закрутила ее обратно и поставила на стол, повернув к себе этикеткой. Потом протянула руку и повернула этикетку наполовину ко мне. «Evi» – прочитала я про себя.

– Вы что-то спросили. Я путаюсь. Можете напомнить?

– Почему вы решили обратиться к психологу.

– Точно!

В сумке, стоящей на полу рядом с креслом, зажужжало и Мария наклонилась и не глядя, достала телефон.

– Специально не выключила, – пояснила она мне и обратилась к телефону – Да? – посмотрела на меня и закивала, прикрыв микрофон рукой: – Дом пятьдесят три, правильно! Да, корпус два. Алло. Да, пятьдесят три – два. Да. Сколько? А быстрее? Ладно.

Она отключила телефон и положила его на стол перед собой экраном вверх:

– Пусть пока полежит, чтобы не пропустить – потом уберу.

Я кивнула.

– Еще десять минут, ничего?

– Это ваше время, Мария.

– Да, конечно.

– Вы уже были когда-то у психолога?

– Нет, никогда. Все было хорошо. Почему вы спросили?

– Решила уточнить.

– Нет, никогда. Так вот. Младший всегда был любимчиком. Красивый, умница. Со старшим разница в три… Нет, в пять лет. Точно. А сейчас – то ли период такой подростковый, то ли с ним что-то не так. Вы просто должны его увидеть, и нам сказать, что не так.

– А что не так? Можете предположить?

– А всё не так. Он на нас кидаться стал.

– Кидаться?

– Да. Ничего не скажи. Против не скажи. В комнату к нему не зайди. Он сразу злится, дверями хлопает.

Мария заерзала в кресле.

– Или это нормально для подростка?

– Злиться? Для подростков более чем. Подростки – отдельный народ. Они говорят на своем языке, глядят на все…

– Вот-вот, на своем! И на нашем не понимает! Брат тут к нему в комнату зашел, так он заорал, а потом еще в след стулом в дверь кинул! Хорошо, не ножом. А если бы в Сеню стулом попал? А если бы в голову?

– Сеня это…

– Сеня – это старший, который с Ирой.

– Сеня придет?

– Нет, еще не хватало. А младший Вова.