Трасса
По дороге мимо инспектора ДПС сержанта Нифонтова, как на параде мимо трибуны почётных гостей, едут автомобили, которые с таким блеском обгоняла девятка. Они едут почему-то ещё медленнее, чем тогда когда перед ними тащился рейсовый автобус.
И все смотрят в сторону инспектора, остановленной девятки, и патрульной машины.
Из окошка джипа – молодая женщина… блондинка крашенная, макияж… глаза туманные… вроде видит всё и видно, что не слепая, но в то же время она и ещё что-то видит… видит, как её видят… А рядом мужик…
Маршрутка. Лица сосредоточенные, но иногда сонливые. Друг на друга редко взглянут, а уж улыбнуться… и вовсе никогда.
Автобус двухэтажный. Пушистые белые головки женские на тоненьких шейках из огромных окон с высоты. Доброжелательные лица, улыбаются… У всех фотоаппараты, видео. Ни тени беспокойства, раздражения, никакой напряжённости, нервозности… Мило переговариваются о чем-то… Вежливо, друг друга не перебивают, внимательно ждут пока собеседник закончит фразу. И все время кивают поощрительно… да,… да, … да… как из мира иного планетного.
А за «инопланетянами» множество легковых машин сбившихся в кучку позади этой громадины, а ещё дальше тот самый рейсовый автобус, за автобусом Газель, а за ней…
Хорошая-удобная-просторная-иностранная машина. За рулём поп. Солидный, крупный, в чёрной шапочке с крестообразной верхушкой. Руки на руле – как две клешни омара, полруля закрывают. И голос у него под стать – сильный баритон. Звук энергичный, но не громко.
Рядом с ним мужчина почти такой же комплекции, и у него длинные светло-рыжие волосы и борода, на художника похож, да он и есть художник.
Священник то на обстановку на дороге бросит взгляд, то на рыжеволособородого посмотрит… Но тот молчит, потом повернул голову и улыбнулся.
Перед рейсовым автобусом остановилась маршрутка. Стоят они как раз перед знаком про обгон, и где берёт начало сплошная разделительная, а по встречной едут «встречные» автомобили… Их тоже много…
Поп перемещает руки в верхнюю точку руля, как бы обнимая его:
– Ну вот, затор – говорит он, не оборачиваясь к собеседнику.
– Может, по встречной обочине рвануть? – живо реагирует тот.
– Не по правилам… Да куда спешить? Вот едем мы со скоростью 100 км в час. Хорошая скорость, а нас обгоняют… ну максимум со скоростью 120. Вот мы едем так и едем… час едем… Мы спокойно, а они, обгоняющие, в напряжении, активны… И вот мы приехали. А они уже здесь. Но на сколько они быстрее приехали? Да на 14 минут примерно. То есть выигрыш ничтожный в сравнении с затратами сил и энергии, кстати и топлива больше уходит, поскольку расход его значительно увеличивается после скорости в 100 километров в час. И это при идеальных условиях, а ведь для поддержания такой высокой средней скорости иногда надо разгоняться до 140–150-ти…
Из маршрутки выскочили парень с девушкой, дверь хлопнула, и автобусик поехал,… а за ним и вся колонна
– О! Тронулись, – сказал о. Геннадий, – с Богом.
Передние машины начинают движение, но не все вдруг, а по очереди, и перед каждой образуется некоторое свободное пространство.
О. Геннадий замешкался, и перед ним тут же вскочил экскурсионный микроавтобус. Все те же девчушки снова показывают бумажку с надписью о том, что их захватили.
Художник улыбается, машет рукой девчонкам, и делает жест, как бы говоря: «Ну зачем»? Поп смотрит на художника, потом достаёт мобильник, набирает 112,… слушает,… нажимает клавишу с номером 2 и говорит:
– Здравствуйте, передо мной микроавтобус с детьми, на заднем стекле они держат лист бумаги с надписью «Нас захватили»… Что? Фамилия? Отец Геннадий. Да нет, я не отец, вернее я батюшка. Да нет, священнослужитель! Что? Ну да, я еду в автомобиле! Да, я водитель! Да почему не могу! Я с вами серьёзно, а вы что спрашиваете? Мой номер? Какой? Автомобиля? А… микроавтобуса…
– Да баловство это, – пытается вклиниться рыжебородый, но о. Геннадий останавливает его жестом – потом…
Сержант Нифонтов внимательно смотрит на дорогу… никто не нарушает… и он никому не машет палочкой полосатой, а просто поигрывает ею, поигрывает… и весьма затейливо поигрывает, мастерски, она так и летает, так и летает… а он стоит крутя палочкой, держа в зоне внимания обстановку на дороге, ситуацию в остановленном автомобиле и даже происходящее в патрульной машине… где майор сосредоточенно заполняет бланк протокола… Он пишет, пишет, пишет… поглядывая иногда в документы… По рации слышны какие-то переговоры…
– Вы знаете, – говорит водитель, – я и рад бы как-то сократить время нашей встречи путём немедленного реагирования на предложенную Вами сумму штрафа, но… сейчас такие времена… вот вдруг меня возьмут да и повяжут за дачу взятки…
– А вы не давайте, Вас и не повяжут…
– Боже избавь! Даже подумать об этом не смею…
Он даже отвернулся и демонстративно смотрит в другую строну, но долго молчать не может и спрашивает:
– А где ваши радары, телевизоры… приборы фотовидеофиксации. Теперь ведь так просто – не успеешь нарушить, уже всё зафиксировано…
– Не все машины оборудованы… спецтехникой…
– А… конечно, дело дорогое…
– Учитывая Ваше чистосердечное признание своей вины, я из всех нарушений оставляю… вот, штраф за … знак, то есть «Несоблюдение требований, предписанных дорожными знаками», а можно было и прав лишить до 4-х месяцев … Но только оплатите штраф побыстрей, а то через неделю номер расчётного счета изменится.… И счастливый путь. Гипертония коварная болезнь. Свадьба – это очень хорошо. Мы с женой вместе вот уже 20 лет…
– Большая радость… редкая!
Майор улыбается, отдаёт водителю протокол, показывает, где надо поставить подпись…
– Распишитесь вот здесь, здесь и здесь…
Водитель берёт бумаги, внимательно читает…
А по рации передают информацию: «сообщение по телефону, «В районе Пулково где совхоз Шушары микроавтобус Соболь синего цвета, на заднем стекле бумага с надписью «нас захватили», проверить информацию…»
Водитель радостно кричит:
– Да блин, я их только что обгонял! Точно, висела у них такая бумага! Но они её сняли. Девчонки, просто для прикола, скучно им. Сейчас модно это – школу заминировать, в заложники попасть, приметы времени.
Водитель, подписав, отдаёт бумаги, а взамен получает свои документы и копию постановления.
– Ну, спасибо, – говорит он вылезая.
– Ну, пожалуй… ста…, – бурчит майор, – Лучше бы «сто»…
Водитель подходит к своей машине.
– Ну что ж! – радостно восклицает он, занимая место за рулём, – Сегодня наш день! Сегодня у нас всё получится!
– Не каркай, – обрывает его пассажир на переднем сиденье.
– Наш, наш! – орёт водитель и … осторожненько, поглядывая через боковое зеркало на милиционеров, отъезжает, – они сейчас обратно в полицию перестраиваются, ласковые, что бы перестроили, а не на помойку бросили.
В зеркале он видит, как майор быстро выходит из патрульной машины и подходит к сержанту Нифонтову.
– Ты скажи этому водителю-весельчаку, что «Пулковское сейчас забито», нечего им там делать быстрогонам, пусть по Московскому едет и на Витебский сворачивает, – говорит майор сержанту, – они на поезд торопятся, могут не успеть.…
Майор внимательно смотрит на дорогу. Примерно метров 300 от него микроавтобус.
А сержант Нифонтов оборачивается в сторону отъезжающей девятки и машет своим жезлом, постойте… Но девятка не останавливается…
Водитель открывает окно, кричит:
– Что-то не так?…
В руках у женщины пистолет, она осторожно взводит курок…
Сержант, не доходя до машины, кричит:
– Да постой!
Подходит ближе.
– Поезжай по Витебскому, на Пулковском пробка, не успеете на поезд…
Машина не останавливается, но и едет не быстро. Сержант злится.
– Да остановись ты!
– Понял, понял, – кричит водитель, – опаздываем.
– Знаете, как по Витебскому проехать?
Водитель машет головой.
– Знаем, знаем, спасибо, – кричит он сержанту, – Ну, блин… Не «правильные» менты…
– А что, – отзывается один из пассажиров, – и среди них бывают нормальные люди…
– Люди – это мы, а мент – он просто мент, но бывают «правильные» и не правильные. эти не правильные.
– А чем они не правильные?
– Правильный мент – жадный, грубый и вонючий, а не правильный мент – спокоен, доброжелателен и взяток не берет… и подозреваю, что у них усиление…
– Они теперь не «мент», а «полицай»…
– Цай-цай-цай… да хоть менто-пол…
– Всем заткнуться!
Дом
Нынешняя комната Елизаветы Карповны образовалась из последовательного урезания и перекраивания спальной комнаты родителей, папиного кабинета и их туалетной комнаты. Когда-то из этого «родительского» блока был выход в хозяйственный двор, Ванда, будучи профессиональной революционеркой, задумывала его как запасной путь для внезапной эвакуации… Теперь это вход в отсек Елизаветы Карповны.
При последнем отсечении, которое происходило с целью увеличения комнаты любимой внучки, жилое пространство Елизаветы Карповны сократилось на 14 метров квадратных, образовался коридор как продолжение лестницы, старая дверь осталась за стеной, а на новый вход в комнату дверь почему-то так и не поставили…
Когда дом построили в нем было два этажа, два входа, тридцать два окна, три туалетных комнаты, в каждой ванна, дровяной водогрей, ватерклозет, умывальник, на первом этаже кухня и комнаты для прислуги, огромная гостиная, столовая, буфет, на втором этаже комнаты для гостей, родительский отсек, в котором размещался папин кабинет и спальня родителей с отдельным туалетом… Здесь же Еличкины апартаменты, где у неё была своя туалетная комната как у взрослых.
Родители строили дом с мечтой о дружной счастливой жизни, в которой будет много радостных встреч друзей, и потому в его центре располагалась гостиная-атриум в виде большого зала на два этажа со стеклянным потолком.
Радостных встреч, которые заняли бы все это пространство, так и не было, зато наличие атриума позволило обитателям дома долгие годы естественным образом противостоять «уплотнению» – вроде бы и много места, но оно бесполезно с точки зрения вселения дополнительных жильцов.
План 1-го этажа
План 2-го этажа
До ареста хозяина вообще никаких реальных уплотнительных действий со стороны большевиков не наблюдалось, поскольку Ванда достаточно известна среди революционеров, они знали и высоко ценили её «заслуги перед революцией». Родственники, которые приехали когда-то обживать дом, так и остались жить. Вначале приехала Надя с мужем, потом появились ещё двое, а уже перед самым папиным арестом весь первый этаж и гостевые комнаты на втором этаже были заселены роднёй… дальней и очень дальней, тем самым создав явновидимое естественное «уплотнение».
В доме был главный вход и был выход в хозяйственный двор, отделённый от сада, в него можно было попасть через калитку, выходящую на дорогу позади дома. Теперь дорога превратилась в улицу им. Розы Люксембург, сад исчез, а широкая, удобная для подъёма лестница в той гостиной, стала узкой, неудобной частью коридора идущего на второй этаж.
Со временем количество комнат увеличилось за счёт урезания площади имеющихся. Туалетные комнаты редуцировались до двух клетушек с унитазами, потом испортилась канализация и водопровод, исчезли унитазы, а во дворе возникло два пудр-клозета в виде скворечника, затем ещё один… но их не хватало, и в доме появились, пристроенные сразу к двум этажам, капитальные люфтклозеты…
Люфт-клозет – внутридомовая тёплая уборная с подземным выгребом, в который фекалии поступают через сточную (фановую) трубу. В люфт-клозете вентиляция осуществляется через специальный люфт-канал, примыкающий к обогревательным устройствам, а выгребной люк располагается снаружи.
Пудр-клозет – уборная, в которой фекальные отходы: – подвергаются обработке порошкообразным составом (пудрой) на основе торфа; и содержатся в сухом видев изолированной ёмкости до образования компоста
Но closed, т. е. замок, ударение на «о», что у «люфт», что у «пудр» слабоват, запах фекалий стойкий и постоянный… на многие годы…. почти вся жизнь… пудр-люфт-параша… Кстати! Отличный источник сырья!
Пудр-клозет
Кто-то из Игорёшиных приятелей недавно рассказывал, что сейчас в тюрьме давно уже нет таких «параш», везде унитазы и даже что-то вроде загородки сделано, как бы отсек такой туалетный, но всё равно при входе, всё равно, чтобы цирик (надзиратель) видел все детали процесса… и всё равно воняет, но теперь освежитель воздуха можно покупать…. правда, если спирта в составе нет.
Люфт-клозет
«Ну вот, и «Watterclosed» вернулся..», – удовлетворённо пробормотала Елизавета Карповна, разглядывая новый унитаз.
«Вернул» его последний муж Кати, успешный и удачливый мужчина. Врач.
Лерочкин отец, Катин дед, тоже врачом был.
Один акварельный портрет, сделанный его другом Файбисовичем и тетрадь записочек, которыми они обменивались. Всё что осталось. У неё школа в две смены, у него операции, дежурства…
«Лиска, сегодня дежурю, заболела Вера Петровна, я успел сварить для тебя картошку, а в ящике за окном сало. Вот, воистину «не знаешь, где найдёшь, где потеряешь» – сало принёс Файбисович, сославшись на то, что свинину есть нельзя, а ему этим заплатили за работу. Целую мою ненаглядную. Днём забегу на обед, может и тебя встречу»…
Еля так поначалу и подписала тетрадку «Встречи…», потом прибавила «… расставания». Восемь счастливейших месяцев… Единственный мужчина в её жизни… умер прямо на крыльце больницы, в которой работал…, а через полгода родилась Лерочка, мама Катюши…
Весна. Утро. Холодно. В одной руке тёмно-коричневый фанерный чемодан, в другой ладошка Лерочки, ей три годика.
Еля рассматривает дом… Потом покрепче сжимает ручку чемодана и делает шаг в сторону входа.
Лерочка закутана в огромный шерстяной серо-коричневый платок, на ногах валенки, руки в рукавичках, на один мамин шаг ей приходится делать почти четыре. Они подходят к входной двери, открывают, поднимаются на второй этаж, здесь Еля на секунду замерла, а потом повернула направо в сторону, где когда-то жили родители.
Дверь открылась, на пороге мужчина, Еля молча проходит мимо, входит в небольшую прихожую, из которой одна дверь когда-то вела в папин кабинет, а другая в спальню… Полупустой чемодан громко бьётся о дверные косяки. Мужчина спрашивает:
– Вы кого ищите?
На его голос отзываются за дверью:
– Кто там? Ты с кем разговариваешь?
– Да вот…
Еля входит в комнату бывшую когда-то спальней родителей… осматривается… Буфет из столовой, шкаф из папиного кабинета, этажерка мамина, кресло… стулья, круглый стол… Она ставит чемодан на пол, развязывает Лерочкин платок, снимает его, делает это молча, спокойно, как будто просто вернулась с прогулки…
За столом женщина, смотрит на Елю, на чемодан… ни о чём не спрашивает, встаёт, помогает ей и девочке раздеться, складывает вещи на кресло…
– Привет! – говорит женщина Лерочке, но Лерочка не отвечает, просто смотрит на неё.
Еля садится на стул возле стола, Лерочка забирается на колени к матери…
Мужчина так и стоит возле двери.
– Саша, они замёрзли, принеси кипятку, – говорит женщина мужчине.
Еля обнимает Лерочку, а та прильнула к маме и уткнулась лицом в складки её кофты…
Саша выходит из комнаты. Женщина сервирует… быстро, спокойно, ловко… вот уже всё на столе. Через некоторое время мужчина возвращается с чайником, из носика пар… Женщина заварила чай, достала из шкафа пряники, села напротив Ели с Лерочкой… улыбнулась.
– Зиночка, может я за конфетками сбегаю, для ребёнка? Или вот Маргарита Васильевна вчера варенья предлагала… – робко спрашивает мужчина.
– Ты сейчас на работу побежишь, а за вареньем мы и сами сходим, – сказала Зина и подмигнула Лерочке.
Лерочка в ответ ещё тесней прижалась к маме, а та вдруг начала плакать, слезы катятся по щекам, падают на голову Лерочки, она поднимает голову, смотрит на маму, слезы падают на её лицо, Лерочка их вытирает, слезы все равно капают, тогда Лерочка ладошками вытирает слезы на маминых щёках, а мама плачет… плачет, тихо, почти без звука… только плечи едва дрожат в такт негромких всхлипываний…
Зина машет на Сашу – «уходи, уходи», тот кивает, осторожно открывает дверь, выходит, осторожно закрывает.
Зина рассказывает о себе и обо всех обитателях дома.
Папин кабинет занимает семья Леманцевых – мама, папа и сынок Гарик. Зина с Сашей – это мы – живут здесь в бывшей спальне, а та, что была когда-то туалетной комнатой, ещё при Еле превратилась в большую кладовку, когда пристроили люфт-клозет, она так и осталась кладовкой. В левой гостевой комнате живут Гольцевы, мама с сыном, в правой гостевой Шикины, пожилая пара без детей, в Елиной комнате мама с сыном, её родители и брат, это второй этаж. На первом, в комнате для прислуги, где с самого начала жила тётя Надя, теперь участковый милиционер, кухня и столовая там же где и были, в буфетной сделали котельную и провели по всему дому отопление. Когда-то дом отапливался из подвала. Там стояла большая печь, ее топили один раз в день, а если холодно, то утром и вечером. От этой печи по всему дому шли воздуховоды, по которым распространялся тёплый воздух. В кухне тоже была печь. Сейчас, после войны, всё переделали, поскольку никто не мог разобраться, как устроена система воздушного отопления и вентиляции. Решили не мудрствовать, а просто провести трубы и повесить батареи. Кочегаром в котельной работает Семён Петрович, он же дворник и управдом. Живёт на первом этаже как раз налево.
Всё это Зина рассказала пока они выпили по чашке чая и съели пряники, потом Еличка и Лерочка были уложены отдохнуть с дороги, а сама Зинаида Васильевна, ушла вслед за мужем на работу, оставив им ключ от комнаты, на случай если захотят выйти на улицу погулять.
Еля так ничего и не рассказала о себе, а Зина… Зиночка, Зинаида Васильевна, «тё Зина»… никогда ни о чём никого не расспрашивала.
Ей, наверное, совсем не трудно было догадаться, глядя на скромно одетую женщину с фанерным чемоданом и ребёнком, кто она, откуда и что ей здесь надо.
Саму Зинаиду Васильевну сюда привела тётя Надя ещё во время блокады. Зина и Саша после первой блокадной зимы решили весной огород посадить, отправились пешком, по дороге Саше стало плохо… в общем Надя привела их в дом, Саша был совсем слаб, а Зина вернулась в город отоварить карточки, пришла к дому… снаряд попал как раз в их подъезд. До войны они жили на проспекте имени Кирова, Зина работала в детском саду, а Саша в том же саду был завхозом. На фронт его не брали, поскольку у него одна нога короче после ранения во время финской войны. К тому времени в доме жила одна тётя Надя. Таня умерла ещё в первую блокадную зиму, а Виктор весной того же года, сама Надя умерла в день окончательного снятия блокады.
Еля несколько дней жила с Лерочкой в комнате вместе с Зиной и Сашей, а потом Саша сделал небольшой косметический ремонт в бывшем родительском туалете, и Еля переселилась туда. А получилось это после того, как Еля показала Зине потайную дверь. Вот так у неё появилась своя комната с отдельным входом.
Лет через пять уехали Леманцевы и тогда Зина с Сашей переселились в их комнату, а Еля с Лерой заняли бывшую спальню, потом освободилась бывшая Елина комната и Зина переехала с Сашей в неё, а Лера переместилась в бывший папин кабинет. Потом, когда Лерочка уже сама стала мамой и родилась Катенька, освободилась правая гостевая комната, которая примыкала к папиному кабинету, и тогда произошёл первый ремонт с перестройкой и у них оказалась практически четырёхкомнатная квартира, правда без удобств, но все же… у каждого по комнате, столовая и кухня, которую сделали из бывшего туалета, где Еля прожила первые годы после возвращения.
«Блажен, кто посетил сей мир
в его минуты роковые»! Поэты умеют иногда…
Но жизнь… Такая ясная и простая, счастливая…
вот мама, папа… большая крепкая шершавая
ладонь, в которой укрывается маленькая
детская рука… «Еличка, иди сюда, милая…»…
тёплое ласковое прикосновение…
волосы щекочут щеку…
мамин запах…
Он долгое время был в шкафу…,
можно было залезть,
укутаться во всё…
убежать,
исчезнуть…
раствориться…»
– Бабуля, ты плачешь!?
– Да-а?…
– Вон слёзы по щеке текут…
– Как-то даже не заметила. У стариков бывает глаза слезятся, это физиология.
– Я тебя про эту жизнь проклятую спрашиваю, ты же должна знать, ты столько уже прожила…
– Катюша, почему «проклятую»? Жизнь как жизнь.
– И это говоришь ты?!
О проекте
О подписке