– Будь ты алкашом или наркоманом, это было бы понятно и простительно. Но в здравом уме и трезвой памяти утопить робота… – он задумчиво и устало посмотрел на имперца и покачал головой.

И приказал прапорщику:

– Выпороть.

Дэки обомлел.

– У вас тут что, суд шариата? – возмутился он. – Между прочим, я гражданин Парадизской Империи, а не вашей республики.

– Вы находитесь на нашей территории, а нас законы для всех одинаковы, а по условиям договора вы должны подчиняться уставу. Вы подпадаете под статью об умышленной порче и уничтожении военного имущества, а по этой статье предусматривается именно такое наказание. Уж так в уставе написано, – полковник с деланным сочувствием развел руками.

…Будь Дэки постарше и поопытнее, он для начала обложил бы зарвавшегося полковника изощренным матом для духовного отрезвления, а затем объяснил бы, что, во-первых, неважно, что в уставе написано, вот на заборе тоже много чего написано, но это еще ничего не значит, а во-вторых, в развитых цивилизованных странах дурные законы компенсируются необязательностью их исполнения… Однако Дэки был слишком молод и неопытен в словесных баталиях, к тому же от потрясения потерял дар речи и не мог выдавить из себя ни слова. Но даже если бы и мог говорить, то не знал бы, что вообще можно сказать в столь дикой ситуации. Ну, в самом деле: в конце уютного 21 века вдруг оказаться в роли крепостного холопа жестокого барина! В Империи подобная ситуации была бы просто немыслима!

Дэки вспомнил, что в сети периодически мелькали упоминания о том, что в некоторых государствах в воинских частях применяются телесные наказания, и еще ходили слухи, что даже в Империи в некоторых негосударственных военизированных объединениях практикуются, хоть и совершенно незаконно, различные меры физического воздействия, но Дэки считал это байками и страшилками вроде городских легенд, иначе такие случаи, имей они место на территории Империи, непременно попали бы в полицейские сводки, но ничего подобного в сводках не было. Хотя, конечно, это еще ничего не значило: многие дела, связанные с той или иной формой насилия над личностью, рассматривала не полиция, а Храм Немезис… А из Храма утечек информации не бывает, там строго соблюдают секретность…

В голову не приходило ничего кроме: «Это не наш метод, это непедагогично!» Но Дэки чувствовал, что на полковника этот аргумент не подействует. У него явно свои представления о педагогике!

– Вы подписали контракт, вы находитесь на территории нашей страны, так что вы знали, на что шли, -жестко заявил полковник.

– Знал бы, ноги бы моей тут не было, – честно признался Дэки.

Не то чтобы Дэки очень боялся боли от ударов кнута: для того, чтобы заранее бояться того, чего никогда не испытывал, нужно иметь очень развитое воображение, а он таким воображением не обладал, к тому же сильную боль он и раньше испытывал и не настолько ее боялся, чтобы всерьез переживать по этому поводу, но вот предстоящее унижение… Мысль об этом была настолько невыносима, что в груди как будто сжалась тугая пружина, но сердце при этом билось частыми сильными толчками.

«Сколько оно еще так выдержит?» – отвлеченно подумал Дэки.

За семнадцать лет своей жизни Дэки уже бывал и в смертельно опасных ситуациях, и чудом выживал после серьезных ранений, но вот к подобному унижению не был готов морально. Просто он был из тех людей, которые по своей душевной организации совершенно не выносят такого насилия над собственной личностью. Дэки относился к людям такого типа, которые готовы скорее умереть, чем пережить нечто подобное. Пожалуй, даже если бы его приговорили к расстрелу, он был бы потрясен куда меньше. Кровь бросилась ему в лицо, в голове мутилось от гнева и ярости.

Гордый, самолюбивый парень не мог смириться с мыслью, что люди, которых он уже начинал считать своими боевыми товарищами, могут поступить с ним подобным образом. Ощущение было такое, словно ему на голову рухнул потолок вместе со стенами.

Если бы это были враги, а он был бы пленным, дело другое. От врагов ждешь любой подлости, на то они и враги, и их жестокость не вызывает удивления… Но чтобы так поступали свои, которым доверяешь! Приговорить к унизительному наказанию своего! Да кем он себя возомнил, этот полковник? Это просто не укладывалось у Дэки в голове! Так поступить могли только враги. А он по глупости принимал врагов за своих! Догадался бы сразу, и вел бы себя на базе совершенно иначе… И особо он злился на себя из-за этой своей фатальной ошибки.

В глазах Дэки приказ полковника выглядел настоящим предательством, а предателей Дэки ненавидел особо. Предатели – они ведь как оборотни! Дэки был потрясен и возмущен. Вся его сущность идеалиста восставала против такого поворота событий.

Воспитанный на имперской системе ценностей, вполне совпадающей с системой ценностей Лачры, Дэки считал высшей ценностью вовсе не жизнь, а человеческое достоинство. И с этим был согласен и его отец, который, кстати, никогда не поднимал на него руку, даже когда Дэки этого явно заслуживал.

А в данном случае, по мнению Дэки, он порку вообще не заслужил, и это возмущало его сильнее всего. А ведь он пытался все объяснить…

– Что это за метод починки техники? – спрашивали его.

– Метод самый действенный в полевых условиях, -отвечал он. —Особенно если у техники просто какой-то контакт нарушен.

А что ему было делать, разбирать робота прямо посреди дороги, тем самым надолго заблокировав целую колонну техники? А так он хотя бы сдвинул робота с места, открыв остальным проход. Да, в результате робот отклонился от намеченного маршрута, ну и что? Дэки решительно не понимал, за что на него так взъелись. Хотя нет, понимал… Просто на базе его невзлюбили с самого начала. Ну, подумаешь, искупал робота… Делов-то!

Да и вообще, что это за метод наказания?! Средневековье какое-то! В Империи сама мысль об официальном применении телесных наказаний казалась дикостью, не совместимой ни с законом, ни с моралью, а любое унижение человеческого достоинства считалось серьезным уголовным преступлением.

Если бы Дэки знал заранее, какие на этой базе порядки, он бы носу не сунул на территорию этой республики просто из принципа. Но времени на ознакомление с законами у него просто не было. Надо было, конечно, внимательно почитать устав, но очень уж не хотелось тратить время на столь скучное чтиво! Детективы-то интереснее! И вот теперь он влип! Так вот почему тот сотрудник выдумал уважительную причину, только чтобы не ездить в эту командировку: должно быть, он читал устав, а не всякие развлекательные книжонки… И что ж теперь делать?

По поведению полковника Дэки понял, что качать права бесполезно: либо тот не знает, что он сын владельца завода, либо считает, что перед законом все равны. И перед уставом тоже. И, хотя полковник Новик и его офицеры не походили ни на казаков, ни на приверженцев законов Шариата, но, видимо, все равно считали физические наказания наиболее доходчивой мерой воздействия.

Дэки понимал, что имеет дело с сумасшедшими, а у них извращенная логика. Больше всего его возмущало даже не то, что полковник назначил ему именно физическое наказание, а то, что назначил согласно уставу. Вот если бы это была инициатива самого полковника Новика, вот если бы лично полковник считал, что такое наказание является единственно правильным в данной ситуации, Дэки еще мог бы это понять и списать на дикость местных нравов… Но назначать наказание не по собственному разумению, не по логике и здравому смыслу, а согласно уставу… А если бы в уставе было написано, что провинившегося нужно десять раз макнуть головой в унитаз, вояки и это бы выполнили?

Ну и как взаимодействовать с такими людьми?

Можно, конечно, встать в позу и заявить: «А вы знаете, кто я такой?» Нет, бесполезно, делать громкие заявления надо было раньше, а теперь уже слишком поздно: такие, как полковник, просто из принципа не пойдут на попятную. Такие типы не отменяют своих решений только потому, что считают, что от этого может пострадать их авторитет. Поэтому Дэки промолчал: выставлять себя в смешном и дурацком виде он не хотел.

А полковник, уже мягче, добавил:

– К тому же это тебе, дураку, на пользу пойдет. Мы ж из тебя еще человека сделаем!

«Если такого человека, как вы, полковник, то лучше не надо,» – едва не ляпнул Дэки, но вовремя сдержался. Он задыхался от возмущения. Бывало, конечно, что его называли и полукровкой, и метисом, и еще по-всякому, но чтобы усомниться в том, что он принадлежит к роду человеческому! Он уже открыл рот, чтобы высказать этому расисту в военной форме все, что он о нем думает, но не успел.

Полковник только поморщился и, не вступая в дискуссию, сделал знак рукой: увести.

Конвой вывел осужденного из кабинета.

– Найдется и на вас, полковник, Вера Засулич! – с чувством успел-таки выкрикнуть Дэки, когда дверь кабинета уже закрывалась за ним.

На лице американца появилась широкая улыбка: похоже, ситуация его забавляла. Новообразованные государства, гордо именовавшие себя республиками, повсеместно вводили свои законы, словно соревнуясь между собой в их дикости и нелепости. И вот надо же, чтобы именно в этой республике в армии ввели телесные наказания! Редчайший случай. Правда, американец ничего не слышал об этом нововведении, но вообще-то такое было неудивительно для только-только образовавшихся республик: в армию шли и алкоголики, и наркоманы. И справиться с такой публикой простым словесным внушением было невозможно.

Дэки не мог сообразить, как ему найти выход из этой экстремальной ситуации. Он и опомниться не успел, как оказался на плацу в наручниках и без рубашки.

Его до сих пор трясло от дикой злости: в помещении караулки при гауптвахте прапорщик Дубарь попытался сорвать с него рубашку, резко рванув подол кверху, задирая его на голову.

– Сволочи, – вывернувшись, прошипел Дэки, адресуя это определение прапорщику и охранникам, – я что, сам не могу ее снять?

Он терпеть не мог, когда чужие люди к нему прикасались, и уж тем более пытались его раздеть.

Прапорщик пожал плечами – ну, сам так сам, – и послушно убрал руки. Он даже не догадывался, как близок был к тому, чтобы остаться без пальцев.

Дэки через голову стянул рубашку, скомкал ее и со злостью швырнул в угол, где в простенке между окном и шкафом стояла мусорная корзина, а высоко над ней висел портрет президента Свободной Народной республики и государственный флаг. Прапорщик удивленно поднял брови, а потом усмехнулся и издевательски заявил:

– Ну, наконец-то дождался я момента, когда ты сам добровольно снимешь свою рубашку!

Стиснув зубы и прищурившись, юноша презрительно посмотрел на прапорщика: этот Дубарь постоянно придирался к его одежде: Дэки, видите ли, обязательно должен был носить форменную футболку защитного цвета! Это по такой жаре! А если ему удобней в своей собственной светлой рубашке с накладными карманами, куда так удобно складывать разные мелочи, необходимые для работы? И он упорно игнорировал пожелания прапорщика и, пользуясь правами гражданского специалиста, продолжал носить свою собственную рубашку. Вплоть до сего момента… Да, у прапорщика сегодня праздник!

Дэки был уверен, что экзекуция состоится тут же, в караулке на гауптвахте, под бдительным взором президента, и быстрым взглядом окинул помещение, с тоской понимая, что отсюда ему не вырваться: слишком тесно, чтобы задействовать кнопку экстренной эвакуации, но его под конвоем вывели на плац. Склонность к публичным мероприятиям, по-видимому, являлась отличительной чертой военных.

– Да, тем, которые под кайфом, не так больно, – сочувственно заметил самый молодой из конвоиров, обращаясь к Дэки. —Если б я знал заранее, к чему тебя приговорят, дал бы тебе дозу.

– Опоздал ты, Герка, – насмешливо оскалился конвоир постарше. —Не обломился тебе сегодня клиент…

Темкин пожал плечами, давая понять, что это его не особенно беспокоит. Ну, не сегодня, так завтра…

Дэки насторожился. Опять они про дозу? Он это уже слышал от полковника. Они что, сговорились? А ведь так и становятся наркоманами, подумал он. Первая доза – бесплатно. Сперва – как анестезия, потом – для поднятия тонуса… Оно и понятно, при жизни такой. То-то у них в армии такой высокий процент наркоманов. А этот вот молодой конвойный, Герка Темкин, стало быть, толкает дурь сослуживцам? Интересно, а полковник в курсе?

По-видимому, от этой мысли он переменился в лице, потому что старший из конвойных, истолковав это по-своему, насмешливо заметил:

– Да не психуй ты так, не ты первый, не ты последний… Переживешь!

Переживешь! Конечно, им не впервой издеваться над мальчишками-контрактниками… А ведь не все их жертвы такие выносливые, как Дэки, и не у всех высокий болевой порог! Просто ему достался счастливый билетик в генетической лотерее, а вот другим… От этих мыслей он испытал к воякам такую ненависть, что у него буквально потемнело в глазах, но усилием воли он тут же взял себя в руки. Дэки принадлежал к тому типу людей, которые в экстремальной ситуации в первый момент теряются, но потом начинают искать пути к спасению. Он знал, что очень часто люди не могут найти выход из сложной ситуации только потому, что теряют голову от страха или безудержной ярости. А вот если не отвлекаться на эмоции… И почти сразу же на смену ярости и негодованию пришла спокойная холодная ненависть, совершенно не мешавшая отвлеченным размышлениям. Несмотря на испытанное им потрясение, Дэки не потерял способности к хладнокровному анализу ситуации. Он заставил себя сконцентрироваться на путях решения проблемы.

Дэки лихорадочно размышлял: как выкрутиться? Кто же знал, что он попадет в такую ситуацию! А ведь должен был предположить подобное, видно же было, что прапорщик его сразу невзлюбил! Вот, например, прапорщик был уверен в том, что Дэки не слушает его объяснений, просто потому, что Дэки всегда стоял дальше от него, чем другие военнослужащие. Ну почему он должен был объяснять этому Дубарю, что лачры слышат на большем расстоянии, чем люди? А эти допотопные автоматы Калашникова, неизвестно в каком музее выкопанные! Прапорщик постоянно заставлял рядовых снаряжать магазин на время, так вот Дэки в отведенное время никогда не укладывался. И что, он должен был объяснять Дубарю, при каких обстоятельствах получил проблемы с мелкой моторикой? А если это военная тайна плюс тайна врачебная?

А еще прапорщика бесило, что Дэки одет не по уставу. Ну, не хотел Дэки носить форменную футболку и кепи! Это чертово кепи, как оно его раздражало! Лачры вообще не носили головных уборов, а защитой от солнца им служили собственные густые волосы, тем более что у Дэки они были густые, светлые, прекрасно отражающие солнечные лучи! Так вот Дубарь постоянно придирался к его прическе и выражал желание остричь его чуть ли не наголо, а то, мол, стрижка не по уставу! Дэки, конечно, отбрыкивался от настырного прапорщика, как мог, объясняя ему, что гражданский специалист все-таки не военнослужащий, и таким образом сумел отстоять свое право ходить с такой прической, которая нравилась ему, а не прапорщику, и носить не форменную, а свою собственную рубашку, ту самую, которая теперь валяется в углу возле шкафа. Наверняка с самого начала прапорщик капал на него полковнику, и вот чем все закончилось…

Чуть в стороне от конвойных Дэки заметил прапорщика Дубаря.

– Всыпь ему еще и за выходку с плакатом! – крикнул прапорщику полковник, высунувшись из окна своего кабинета.

…Несколько дней назад Дэки потихоньку вывесил на двери казармы плакат с надписью «Все ушли на фронт» и бутафорский амбарный замок. Он думал, что его не вычислят, но полковник, видимо, догадался, и вот теперь…

– Будет исполнено! – рявкнул прапорщик.

Дэки не сомневался, что будет… Он заметил в руке у прапорщика кнут.

На секунду сердце сжалось от страха, потом забилось частыми упругими толчками, но почти сразу на смену страху опять пришла спокойная холодная ненависть. Дэки посмотрел на происходящее отстраненно, как будто со стороны – именно так его учили действовать в экстремальных ситуациях, и, несмотря на весь драматизм ситуации, ему почему-то стало смешно. Возможно, потому, что происходящее казалось ему каким-то нереальным, как сцена из спектакля. Дэки так и тянуло спросить прапорщика: «Инструмент, поди, приобрели в салоне интим-услуг?», но он сдержался. Эти люди шуток явно не понимают…

А прапорщик Дубарь искоса поглядывал на Дэки, размышляя, не слишком ли жестоко они поступают с парнишкой, ведь он явно не от мира сего, больной на всю голову: мало того, что не курит, так еще и не пьет – это ребята рассказывали, которые с ним ходили в увольнение! Ну, в баре ему бы и так не налили – несовершеннолетний, – так можно ж спиртное купить навынос и устроиться в скверике… Он, Дубарь, так бы и сделал, а этот!… Да еще и девку продажную шуганул, а она ведь недорого брала! А может, у него с деньгами проблемы? Это возможно… Так обратил бы внимание, как на него некоторые офицерские жены поглядывают! При его-то внешности… И вправду, зачем ему шлюхам платить, если приличные женщины и так согласны?

Так нет, в свободное время сидит, журналы читает, Дубарь это сам видел! Ну, «Физкультура и спорт» еще ладно, журнал полезный, но вот «Здоровье»! Вот тут прапорщику и пришло в голову, что у парня, может быть, определенного рода проблемы… Эта езда верхом на роботах! Долго ли до травмы! Вот Дубарь как-то в юности решил на лошади прокатиться, и в результате навернулся о переднюю луку седла как раз этим самым местом! До сих пор вспоминать страшно! Может, и парень тоже …? Тогда понятно, что ему пока не до девок! А теперь еще это…

Угораздило же парня так влипнуть! Но к этому все и шло! С самого начала парень держался подчеркнуто независимо и порой даже своенравно, нарушал воинскую субординацию, и это всегда раздражало прапорщика, однако в парне чувствовался твердый характер, а таких людей прапорщик уважал, даже если не разделял их убеждений. Да, парень был с закидонами, однако свои профессиональные обязанности выполнял безупречно, придраться было не к чему. До того, последнего случая… Интересно, насколько хватит его характера: выдержит ли он до конца или все же сломается?

Дэки с досадой огляделся. Ишь, как косится на него прапорщик! Небось, припоминает все мелкие каверзы, которые до сего момента Дэки творил безнаказанно. Конечно, с плакатом он переборщил, хватило бы и предыдущей выходки, с той табличкой… Тогда ему все сошло с рук. Но не могло же ему везти вечно!

…Решив, что, раз уж американцы прислали им инструктора, то надписи кириллицей на дверях должны быть продублированы еще и на английском языке, Новик поручил прапорщику Дубарю напечатать красивые таблички. Прапорщик Дубарь поинтересовался у американца-инструктора, как по-английски будет «Штаб». Тот сказал, что в обиходе для обозначения штаба применяются две буквы: H.Q. Сказал он это по-английски.

Прапорщик не обладал художественными талантами и к тому же не знал английского языка, хотя и стеснялся в этом признаться. Правда, он знал большое количество английских слов и фраз и даже умел произносить их к месту, что создавало иллюзию того, что он, хоть и на примитивном уровне, но все же владеет языком, однако читать по-английски он не умел и алфавита не знал. Поэтому он записал названия английских букв кириллицей, так, как услышал – эйч кью. И пришел с этим листком с записью к Дэки, решив переложить на того нудную работу по распечатке табличек.

– Это еще что такое? – удивился Дэки. Он тоже не знал английского алфавита и тоже не торопился в этом признаваться.