Мне было особенно неприятно видеть, как пациенты получают электрошоковую терапию. Эти жестокие, вызванные врачом травмы, похоже, нарушали дисфункциональные модели мышления, такие как импульс к самоубийству, но после этого жертва не могла вспомнить большую часть своей жизни или даже вспомнить, кем она была. Как и многие другие опасные медицинские методы лечения, электрошок может спасти жизнь, но он также может отнять жизнь, стирая личность.
Согласно клятве Гиппократа, первым критерием лечения является то, что оно не должно причинять вреда. Я снова оказалась в ловушке системы, которая заставила меня почувствовать резкий протест. Однако ни один из этих специалистов, или университетских профессоров, или академических библиотек не имел никакой информации об альтернативах. Хуже того, никто из этих богов-врачей разума даже не искал лучшего лечения.
Хотя мой опыт работы психологом в психиатрической больнице был неприятным и глубоко разочаровывающим, он был, как и обучение в школе медсестер, также очень ценным. Я не только научилась диагностировать и оценивать тяжесть психических заболеваний и опасность психически больных, я научилась понимать их, чувствовать себя комфортно с ними и обнаружила, что никогда их не боялась. Бесстрашие – огромное преимущество. Психически больные, похоже, обладают повышенной способностью замечать страх у других. Если они чувствуют, что вы боитесь, им часто нравится вас терроризировать. Когда психотические люди знают, что вы чувствуете себя комфортно с ними, и, вероятно, понимаете большую часть того, что они переживают, когда они знают, что вы можете и намерены их контролировать, они испытывают огромное чувство облегчения. Я всегда могла заставить психически больных людей рассказать мне, что на самом деле происходит у них в голове, когда никто другой не мог заставить их общаться.
Несколько лет спустя я вышла замуж за американца и стала координатором по вопросам психического здоровья в округе Уотком, северо-западном углу штата Вашингтон. Я занималась всеми судебными разбирательствами в округе для психически больных людей. После лечения в государственной психиатрической больнице я наблюдала за их возвращением в общество и пыталась обеспечить некоторое последующее наблюдение. Эта работа еще раз подтвердила мои выводы о том, что в большинстве случаев психически больным не помогало традиционное лечение. Большинство из них быстро становились социальными проблемами после выписки. Казалось, что единственной этически оправданной функцией психиатрической больницы было заключение под стражу – предоставление временного облегчения семье и обществу от разрушительного воздействия психически больного человека.
Я видела, как несколько человек выздоравливали в системе психического здоровья. Неизбежно, это были молодые люди, и их еще не поместили в лечебницу, термин, описывающий человека, которому нравится находиться в больнице, потому что заключение кажется безопасным. Госпитализация может означать трехразовое питание и постель. Часто это означает возможность вести половую жизнь (многие женщины-заключенные крайне беспорядочны). Многие психотики также являются преступниками. Больница кажется им гораздо лучше тюрьмы. Многие хронически психически больные также являются экспертами в манипулировании системой. Когда они становятся бездомными, их намеренно госпитализируют за какой-нибудь возмутительный поступок перед самой зимой. Затем они «выздоравливают», когда возвращается хорошая погода весны.
После года работы координатором по вопросам психического здоровья, я устала от «системы» и решила, что сейчас самое время вернуться в школу и получить докторскую степень, на этот раз в Университете Орегона, где я изучала клиническую и консультативную психологию и геронтологию. Во время учебы в аспирантуре я забеременела и родила своего первого ребенка. Неудивительно, что этот опыт глубоко изменил мое сознание. Я поняла, что, возможно, было бы неплохо быть несколько безответственной в отношении собственного питания и здоровья, но было бы неправильно навязывать плохое питание своему будущему ребенку. В то время я пристрастилась к соленым, жареным во фритюре кукурузным чипсам и диетическим леденцам. Я думала, что должна есть эти так называемые продукты каждый день. Я была склонна есть ради вкуса, другими словами, то, что мне нравилось, а не то, что давало бы мне наилучшее питание. Я также ела много того, что большинство людей посчитали бы здоровой пищей: мясо, сыр, молоко, цельное зерно, орехи, овощи и фрукты.
Моя конституция казалась достаточно сильной и жизнеспособной в двадцатилетнем возрасте, чтобы позволить себе такой уровень безответственности в питании. В начале двадцатилетия я даже вылечилась от рака груди исключительно силой воли. (Я расскажу об этом позже.) Поэтому до беременности я не подвергала сомнению свои привычки в еде.
По мере того, как мое тело менялось и приспосабливалось к своему новому предназначению, я начал посещать библиотеки и жадно читать все, что можно было найти по теме питания – все тексты, текущие журналы, журналы по питанию и информационные бюллетени о здоровье. Моя детская привычка к самостоятельному изучению окупилась. Я открыла для себя альтернативные журналы о здоровье, такие как Let's Live, Prevention, Organic Gardening и Best Ways, и быстро получила все предыдущие выпуски с момента их первой публикации. По пути я наткнулась на статьи Лайнуса Полинга о витамине С и заказал все его книги, одна из которых была написана в соавторстве с Дэвидом Хокинсом и называлась «Ортомолекулярный подход к психическим расстройствам».
Эта книга оказала на меня глубокое воздействие. Я сразу поняла, что это Истина с большой буквы «И», хотя ортомолекулярный подход явно противоречил устоявшейся медицинской модели и всему, чему я когда-либо училась как студент или профессионал. Вот наконец-то был захватывающий альтернативный подход к лечению психических расстройств, который я так долго искал. Я отложила эту информацию, ожидая возможности ее использовать. И я начала изучать все ссылки в «Ортомолекулярном подходе к психическим расстройствам», посвященные коррекции перцептивного функционирования психотических людей с использованием природных веществ.
В ходе рыскания по библиотекам и книжным магазинам я также наткнулась на издательство Mokelumne Hill Publishing Company (ныне несуществующее). Это малоизвестное издательство переиздало множество необычных и в целом грубо воспроизведенных вышедших из печати книг о сыроедении, гигиенической медицине, фрукторианстве, голодании, бретарианстве, а также несколько работ, в которых обсуждались духовные аспекты жизни, которые были гораздо более эзотерическими, чем я когда-либо думала. Я решила, что странно это или нет, но я должен узнать все потенциально полезное. Поэтому я потратила кучу денег, заказывая их книги. Некоторые материалы Mokelumne Hill действительно расширили мои мысли. Хотя многое из этого казалось совершенно возмутительным, в каждой книге обычно была одна строка, один абзац или, если мне везло, одна целая глава, которая звучала для меня правдой.
Распознавание истины, когда ее видишь, является одной из самых важных способностей человека. К сожалению, каждый аспект нашей массовой образовательной системы пытается обесценить этот навык. Студентам постоянно говорят, что вывод из признанного авторитета и/или научный метод являются единственными допустимыми средствами оценки достоверности данных. Но есть еще один параллельный метод определения истинности или ложности информации: Знание. Мы знаем простым методом, глядя на что-то и признавая его правильность. Это духовная способность. Я верю, что она есть у всех нас. Но в моем случае я никогда не терял способность Знать, потому что я почти никогда не ходил в школу.
Таким образом, я абсолютно уверена, что «Как и когда быть своим собственным врачом» будет признано Истиной некоторыми моими читателями и отвергнуто как ненаучная, необоснованная или анекдотическая информация другими. Я принимаю это ограничение моей способности обучать. Если то, что вы прочтете на следующих страницах, покажется вам Истиной, отлично! Если нет, то я мало что могу сделать или вообще ничего не могу сделать, чтобы убедить вас еще больше.
Теперь я возвращаюсь к своей первой беременности. Перед лицом всех этих новых истин, которые я открывала для себя относительно здоровья и питания, я немедленно внесла изменения в свой рацион. Я резко сократила потребление животного белка и ограничила приготовленную пищу в целом. Я начала принимать витаминные и минеральные добавки. Я также выбрала крайне нетипичную тему докторской диссертации: «Ортомолекулярное лечение психических расстройств». Это пятидесятицентовое слово, ортомолекулярный, в основном означает перестройку химии тела путем предоставления необычно большого количества определенных питательных веществ, которые обычно содержатся в организме человека (витамины и минералы). Ортомолекулярная терапия психических расстройств поддерживается хорошей диетой, удалением веществ, вызывающих аллергию, контролем гипогликемии, а также консультированием и предоставлением терапевтической среды.
Моя предложенная тема диссертации не встретила ничего, кроме сопротивления. Профессора в моем докторском комитете никогда не слышали слова «ортомолекулярный», и все они были уверены, что это не общепринятая, традиционная область исследований. Исследования в академической среде должны основываться на работах предыдущих исследователей, которые пришли к гипотезе на основе данных, полученных путем строгого следования научной методологии. «Научные» данные требуют контрольных групп, соответствующих популяций, статистического анализа и т. д. В моем случае не было предыдущей работы, которую мой диссертационный комитет принял бы, потому что доступные данные не исходили из медицинской школы или факультета психологии, которые они признавали.
Благодаря большой решимости и упорству мне наконец удалось добиться принятия моей диссертации и одержать победу над докторской комиссией. И я получила двойную докторскую степень по консультативной психологии и геронтологии. Моей целью было внедрить ортомолекулярный подход на западном побережье. В то время я знала только о двух клиниках в мире, активно использующих диетотерапию. Одна была в Нью-Йорке, а другая была русской экспериментальной программой голодания для шизофреников. Доктора Хоффер и Осмонд использовали ортомолекулярную терапию в канадской психиатрической больнице еще в 1950 году, но они оба перешли к другим вещам.
Недавно получившая диплом доктор Изабель Мозер, доктор философии, в тот момент фактически была безработной матерью, снимавшей старый фермерский дом на краю дороги, вдали от цивилизации. К тому времени у меня уже было две маленькие дочери. Я решительно предпочитала заботиться о своих детях сама, а не отдавать их няне. Мое местоположение и мои дети не позволяли мне работать где-либо, кроме дома. Поэтому, естественно, я превратила свой семейный дом в больницу для психотических людей. Я начинала с одного постоянного пациента за раз, не используя никаких психиатрических препаратов. Я достигла очень хороших результатов и многому научилась с каждым клиентом, потому что каждый был разным, и каждый был моим первым клиентом каждого типа.
Если в вашем доме живет психотик (примечание переводчика: человек, страдающий психотическим расстройством. Психотическое расстройство характеризуется клинически значимым нарушением когнитивной функции, эмоциональной регуляции или поведения человека) безрассудно становиться невнимательным даже на один час, включая те, которые обычно считаются часами сна. Я обнаружила, что даже самые глубоко больные психически больные люди все еще очень хитры и сознательны, даже если они кажутся бессознательными или невосприимчивыми. Психотики также, как правило, очень интуитивны, используя способности, которые большинство из нас используют очень мало или вообще не используют. Например, одна из моих первых пациенток, Кристина, считала, что я пытаюсь убить ее током. Хотя она не говорила, она неоднократно рисовала картины, изображающие это. Она, вполне логично в своей собственной реальности, решила убить меня мясницким ножом в целях самообороны, прежде чем мне удалось убить ее. Мне пришлось несколько раз разоружать Кристину, прятать все домашние ножи, часто менять место для сна и, как правило, оставаться достаточно бодрым ночью, чтобы реагировать на легкие скрипучие звуки, которые могли указывать на приближение скрытно поставленных маленьких босых ножек.
С ортомолекулярной терапией Кристине стало лучше, но и жить с ней стало труднее по мере того, как ей становилось лучше. Например, когда она вышла из состояния кататонической неподвижности, она стала крайне беспорядочной и была полна решимости спать с моим мужем. Фактически, она продолжала заползать к нему в постель без одежды. Либо нам приходилось силой вытаскивать ее, либо кровать отдавали ей – без постоянного мужчины. Тогда Кристина решила (логично), что я была ого препятствием для ее сексуальной жизни, и снова вознамерилась убить меня. Эта стадия также прошла, и Кристина в конце концов стала более-менее здорова.
Процесс исцеления Кристины довольно типичен и демонстрирует, почему ортомолекулярная терапия непопулярна. Когда психотик действительно выздоравливает, его аберрированное поведение (примечание переводчика: неправильное поведение или поведение, не основанное на разуме) часто становится изначально более агрессивным и, таким образом, его труднее контролировать. Кажется, всем заинтересованным лицам гораздо удобнее подавлять психотическое поведение с помощью одурманивающих препаратов. Человека под воздействием наркотиков можно контролировать, когда он находится в состоянии своего рода постоянной седации, но тогда он также никогда не выздоравливает по-настоящему.
Другая ранняя пациентка, Элизабет, дала мне особенно ценный урок, который изменил направление моей карьеры от лечения безумия к обычной медицине. Элизабет была кататонической шизофреничкой, которая не говорила и не двигалась, за исключением некоторых восковых поз. Ее нужно было кормить, одевать и сажать на горшок. Элизабет была симпатичной маленькой брюнеткой, которая проучилась пару лет в колледже, а затем провела несколько лет в государственной психиатрической больнице. Недавно она сбежала из больницы, и ее нашли бесцельно бродящей или стоящей неподвижно, по-видимому, пристально смотрящей в никуда. Мне позвонили из отделения неотложной психиатрической помощи в небольшом городе неподалеку и спросили, не заберу ли я ее. Я сказала, что заберу, и поехала в город, чтобы забрать ее. Я нашла Элизабет на чьем-то заднем дворе, уставившейся на куст. Мне потребовалось три часа, чтобы уговорить ее сесть в мою машину, но эти усилия оказались самой легкой частью следующих месяцев.
Элизабет ничего не делала для себя, даже не ходила сама в туалет. Мне удалось накормить ее и переодеть, но это было все, что я могла сделать. В конце концов она меня измотала. Я задремала на часок вместо того, чтобы присматривать за ней всю ночь. Элизабет ускользнула в осеннюю темноту и исчезла. Излишне говорить, что когда наступил день, я отчаянно обыскала здания, двор, сады, леса и даже близлежащую реку. Я позвонила в полицию и тоже поискала. Мы прекратили поиски через неделю, потому что больше искать было просто негде. Затем ко мне на кухню, прямо перед нашими круглыми глазами и разинутыми ртами, вошла улыбающаяся, приятная, разговорчивая молодая женщина, которая была вполне вменяемой.
Она сказала: «Привет, я Элизабет! Мне жаль, что я была такой надоедливой на прошлой неделе, и спасибо, что вы так хорошо обо мне заботились. Я была слишком больна, чтобы знать что-то лучше». Она сказала, что на прошлой неделе вышла из нашей задней двери и заползла под кучу опавших листьев на земле на нашем заднем дворе, накрытых черным брезентом. Мы заглядывали под брезент по меньшей мере пятьдесят раз за последние дни, но никогда не думали заглянуть и под листья.
Это удивительное событие заставило мою голову, мягко говоря, пойти вразнос; было очевидно, что Элизабет была «шизофреничкой» не из-за своей генетики, не из-за стресса, не из-за недоедания, не из-за гипогликемии, не из-за какой-либо из причин психического заболевания, которые я ранее научился определять и устранять, а из-за пищевой аллергии. Элизабет спонтанно вылечилась, потому что она ничего не ела в течение недели. Компостная куча листьев, укрывающая ее, вырабатывала достаточно тепла, чтобы согревать ее ночью, а куча содержала достаточно влаги, чтобы не допустить ее чрезмерного обезвоживания. Она выглядела замечательно, с ясными блестящими голубыми глазами, чистой кожей с хорошим цветом, хотя она была немного стройнее, чем когда я видела ее в последний раз.
Затем я провела тест Coca's Pulse Test (см. Приложение) и быстро обнаружила, что у Элизабет была дикая непереносимость пшеницы и молочных продуктов. Следуя известным гуру здоровья того времени, таким как Адель Дэвис, я самодовольно кормила ее домашним цельнозерновым хлебом из органической пшеницы, перемолотой вручную, и домашним йогуртом из наших собственных коз, выкормленных органическими продуктами. Но делая это, я только поддерживал ее безумие. Элизабет была умной молодой женщиной, и как только она поняла, что является причиной ее проблем, у нее не возникло проблем с полным исключением определенных продуктов из своего рациона. Она содрогнулась при мысли, что если бы она не пришла ко мне и не обнаружила проблему, она бы, вероятно, умерла в задней палате какого-нибудь учреждения для хронически психически больных.
Что касается меня, я всегда буду благодарна ей за то, что она открыла мне глаза и разум немного шире. Случай Элизабет показал мне, почему русские шизофреники, которые придерживались 30-дневного голодания на воде, имели такой высокий процент выздоровления. Я вспомнила все эзотерические книги, которые я читал, восхваляющие пользу голодания. Я также вспомнила два случая в своей юности, когда я ела мало или вообще ничего примерно месяц каждый, не осознавая, что я «гощу». И это не принесло мне ничего, кроме пользы.
О проекте
О подписке