Платонов немного растерялся. Он не очень представлял, как ему поступить. Между сыном и матерью явно была какая-то странная история, что-то непонятное и мрачное. Виктор уже пожалел, что не вызвал полицию сразу, когда Беляков попытался проявить агрессию.

Внезапно в коридоре раздался стук каблуков. Все одновременно взглянули на дверь – и к ним вошла та самая доктор Кравец, которую уже давно здесь ждали.

Платонов оценил стремительность походки и ритмику движений – в четыре утра далеко не все дежуранты сохраняли бодрость духа. Халат доктора был расстёгнут, полы его развевались на ходу. Рыжеволосая длинноногая красавица вошла – и тут же замерла в дверях, увидев, что на неё все смотрят.

Диспозиция была тоже неоднозначная – пожилая женщина на каталке, упавшая ширма, странный парень в углу комнаты, Эльвира с бланком отказа в руках. И дежурный хирург – его она сегодня видела впервые.

Впрочем, Виктор доктора Кравец тоже особо не разглядывал, – ситуация пока к этому не располагала, – а только шепнул Эльвире:

– Как её зовут?

– Полина Аркадьевна, – так же тихо ответила медсестра.

Тем временем Кравец, оценив обстановку, подошла к столу и спросила:

– И у кого здесь криз?

– Да, собственно, уже ни у кого. Но проблема, как выяснилось, от этого не решается.

– Коротко изложите, – Полина Аркадьевна взяла со стола сопроводительный лист «Скорой», бегло просмотрела его, еле заметно шевеля губами. Платонов почувствовал в этом что-то армейское – так обычно общались госпитальные врачи с фельдшерами частей, когда те имели неосторожность привезти кого-нибудь ночью из медпункта. Кравец не смотрела на него; Платонова словно и не было здесь – лишь голос, звучащий из ниоткуда, давал ответы на её вопросы.

– Криз у пациентки купирован, – пояснил Виктор, – но при осмотре выявлено наличие осложнённого онкологического заболевания. Предположительно – саркомы бедра.

Платонов старался говорить максимально тихо, для чего приблизился к Полине Аркадьевне на расстояние, которое ей явно показалось недопустимым. Тряхнув рыжими сияющими волосами, она резко посмотрела на Виктора – мол, лучше бы тебе отодвинуться. Платонов ощутил манкий запах духов, волной пришедший от неё – и шагнул назад.

Кравец почти незаметным жестом указательного пальца зафиксировала эту дистанцию и уточнила:

– Осложнённого – чем?

– Распадом и нагноением, – пояснил Платонов. – Не исключено, что кровотечением.

– И? – Полина Аркадьевна пристально посмотрела ему в глаза как-то снизу вверх, хотя и была на каблуках.

– Давайте выйдем, – сделав небольшую паузу и кивнув в сторону Вадима, предложил Платонов. Кравец приподняла брови, но согласилась. Виктор пропустил её вперёд и вышел следом. Цоканье каблуков по кафелю отвлекало его и этим – раздражало.

– Дело в том, – начал своё объяснение Виктор, – что у нас тут с этой саркомой какая-то детективная история. Сын привозит маму с кризом. Привозит сам. Требует, чтобы осмотрели. А когда я начинаю, ожидая вас…

– Я была занята, – перебила его Кравец. – Четыре пневмонии – не шутки.

– Никто никого не винит, – развёл руками Платонов. – Просто поясняю ход событий. Вас не было, парень немного психовал из-за этого. Я решил принять огонь на себя, вызвался пообщаться – и вдруг понял, что под одеялом от нас что-то прячут. А когда обнаружил саркому – сын отказался от госпитализации, мотивируя тем, что мама получает лечение. Потом и сама пациентка написала отказ…

– Тогда в чем проблема? Чемодан, такси, домой, – Полина Аркадьевна хмыкнула и непонимающе пожала плечами. – Мы здесь никого не держим.

В ответ Платонов протянул ей бланк. Кравец взяла его, прочитала, перевела взгляд на Виктора.

– Я думаю, там что-то происходит, – ответил на незаданный вопрос Платонов. – Там – это в семье.

– То есть она пишет отказ – а сама хочет остаться? – Кравец прислонилась спиной к стене и задала вопрос куда-то в потолок. – Я правильно понимаю? А она в курсе, что я могу вот тот листик с просьбой в урну выкинуть, а отказ в журнал вложить и не госпитализировать её?

Платонов подтвердил это, молча разведя руки.

– Что вы думаете как дежурный хирург?

– Как минимум, она к нам относится по прописке, – задумчиво проговорил Платонов. – Опухоль есть. Распад идёт – там рядом стоять от запаха невозможно. С её слов все это продолжается семь месяцев. Возможно, больше. Случиться может что угодно. Включая аррозивное кровотечение.

– Если забыть про эту странную историю с отказами – вы бы госпитализировали её? Только честно.

Она встала перед Платоновым, сложив руки на груди. Виктор не очень понимал, к чему она клонит, но от Кравец в эту секунду повеяло какой-то уж очень хирургической решимостью.

– Конечно, – ответил Платонов. – Правда, утром будут недовольные…

– К чёрту утро, – коротко кинула Кравец, проходя обратно в кабинет и оставляя его за спиной. – Значит, так, – услышал Платонов её голос. – Я дежурный врач и дежурный администратор. Зовут меня Кравец Полина Аркадьевна. В отсутствие заведующей стационаром я исполняю её обязанности и принимаю решения, связанные с госпитализацией или отказами в ней…

Виктор вошёл следом и встал у двери.

– …Исходя из того, что у вашей мамы обнаружено тяжёлое заболевание в осложнённой форме, никакие отказы я принимать не собираюсь. Эльвира Михайловна, оформляйте историю болезни пациентки. В гнойную хирургию. Я правильно все поняла?

Вопрос был обращён к Платонову. Кравец повернулась к нему вполоборота, в очередной раз встряхнув рыжей гривой и едва заметно приподняв одну бровь.

Виктор не смог сразу ответить – все эти взгляды, жесты, позы вышибали из-под него почву. Он разозлился на самого себя – безразличный к желаниям Платонова, вдруг происходящий сам по себе внезапный ночной флирт с дежурным терапевтом в его планы не входил. У него хватило сил лишь согласно кивнуть, подойти к Эльвире и попросить её оформить историю максимально быстро.

Но они забыли об одном.

О Вадиме.

А зря.

– Этого не будет, – громко сказал он из своего угла. Виктор и Полина Аркадьевна синхронно посмотрели на него и увидели, что он медленно приближается к ним. – Я заберу маму. Я вылечу её сам.

Он говорил вполне спокойно, взвешенно – как если бы к ним на консультацию приехал знакомый врач, знающий, что делает, и готовый заниматься своей матерью самостоятельно.

– Вы не сможете, – машинально ответила Кравец, правильно оценив все перспективы диагноза «саркома». – Онкология – это не дома на диване травками…

Но она не успела договорить.

– Не смейте так со мной! – вдруг взвился Беляков. – Разговаривать так – не смейте!

Эту трансформацию никто не мог предвидеть. В одно мгновенье заторможенный сын директора школы вновь превратился в разъярённое чудовище с жутким оскалом и совершенно непонятной, какой-то почти абстрактной жестикуляцией. Он бросился на замершую соляным столбом Полину Аркадьевну – но Платонов, хоть и не предугадал такое развитие событий, успел чуть раньше. Короткий тычок в грудину ладонью остановил Белякова на бегу. В глазах у него что-то выключилось – будто погас свет. Он схватился одной рукой за грудь, другой за лицо, закрывая пальцами сразу и нос, и глаза, отвернулся в сторону и наклонился. Виктор слышал, как часто и шумно дышит Вадим.

При помощи этого приёма, подглядев его как-то у одного из начальников отделения, Платонов в недалёком прошлом общался с особо наглыми солдатами из команды выздоравливающих. Получив неожиданный болезненный и одновременно с этим практически не травмирующий удар, они быстро становились покладистыми, переставали хамить медсёстрам и врачам, курить в палатах, разговаривать по телефонам после отбоя – да и вообще – старались не нарушать режим.

– … Остыл? – спросил Платонов спустя пару секунд. – Добавлять не надо?

Беляков замотал головой.

– Я подойду и посмотрю, – сказал Виктор, с одной стороны утверждая это, а с другой – будто спрашивая разрешения. Вадим немного успокоил дыхание и, почти разогнувшись, сделал короткий шаг навстречу. Платонов расценил это как приглашение к осмотру, после чего проверил у парня пульс и на всякий случай грудную клетку по осям, чтобы исключить перелом грудины или рёбер.

– Всё в порядке, – сказал он, закончив осмотр. – Эльвира, я думаю, полицию мы зря не вызвали сразу. Давай сейчас. Не хватало тут ещё влипнуть в драку.

И только потом он посмотрел на Кравец, ожидая чего угодно, от осуждения до полного благодарности восхищённого взгляда. Но она просто стояла к нему спиной возле Лидии Григорьевны с фонендоскопом в ушах и измеряла давление. Это было даже неожиданнее эмоционального взрыва у Вадима Белякова. Платонов сам смутился собственных ожиданий, повернулся к Вадиму и приказал:

– На кушетку сядь. И больше не дёргайся.

Беляков послушно присел, время от времени щупая место удара и морщась. Эльвира тем временем разговаривала с дежурным из местного РОВД, кивая невидимому собеседнику.

Наряд приехал быстро. Эльвира показала на Белякова; сержант жёстко взял Вадима за локоть и увёл в дальнюю комнату. Тем временем каталку с Лидией Григорьевной повезли в сторону лифта. Вадим на секунду попытался остановиться – но цепкая рука увлекла его за собой.

Двое рядовых, оставшись на время без старшего, с молчаливого согласия разделили обязанности – один вышел на улицу курить, второй же принялся флиртовать с Эльвирой, впрочем, тупо и бесперспективно. Кравец, проводив каталку до дверей, внезапно вернулась и подошла к Виктору.

– Это было неожиданно…

И Платонов вдруг понял, что она сейчас

(спасибо, но нет, не зачтётся тебе этот подвиг, не надейся)

просто должна сказать то, что он уже слышал однажды от другой женщины.

– …К сожалению, я ещё не знаю вашего имени, – виновато и как-то по-детски улыбнулась Полина Аркадьевна. – Я здесь не так давно и ещё…

– Виктор Сергеевич, – представился Платонов. – Виктор, если хотите.

– Полина Аркадьевна, – внезапно сделала намёк на книксен Кравец. – Если хотите – Полина…

Она неожиданно потянулась к нему поближе, почти к самому уху, и тихо сказала:

– Спасибо вам.

Платонов почувствовал, как она подышала на него чем-то клубнично-ароматным. Виктор скосил глаза в сторону поста – Эльвира была занята полицейским и не смотрела в их сторону.

– Пациентку эту я чуть позже посмотрю на предмет сопутствующих заболеваний, распишу лечение, – Кравец проследила его взгляд и загадочно улыбнулась. – У меня ещё одна пневмония неописанная осталась. Захотите кофе – поднимайтесь, я пока отдыхать не собираюсь.

Она развернулась и вышла. Виктор стоял и слушал стук каблуков; он сквозь стену видел, как она идёт вдоль дверей кабинетов в полумраке коридора, не вынимая рук из карманов халата. Сердце застучало, он на секунду крепко зажмурился.

(захотите кофе – поднимайтесь)

– … Доктор, можно вас? – со второй попытки сержанту удалось докричаться до Платонова. – Несколько вопросов…

Виктор с сожалением открыл глаза и прошёл в дальнюю комнату.