– Тут всё так же, как у меня, очень похоже на мою квартиру, – произнесла девушка и подошла к окну: – Только у тебя дальше – пустота… У меня во дворе садик с яблонями, сиренью и облепихой. Весной очень вкусный запах. Летом – аромат скошенной травы. А осенью прелыми листьями пахнет.

– А я не знаю, что значит «запах».

Это была Эль – та самая звезда, у которой я вымаливал счастье. Почему-то я сразу понял, что она серьёзная и, вместе с тем, неуёмная. Моя Эль…

Я вспомнил, что люди любят кофе, и побрёл на кухню, робко позвав Эль. Она побежала, крутанулась вокруг себя три раза, чуть не сбив меня с ног, и по-хозяйски уселась, положив ноги на стол.

– Точно, это мой домик, – она рассматривала всё вдоль и поперёк. – Не думала, что живу с привидением. Мне казалось, привидений не существует.

– Это людей не существует, – сипло выдал я, пытаясь сообразить, сколько ложек кофе нужно Эль – и положил десять на всякий случай. – Скорее всего, я тебя просто выдумал из-за скуки.

Я напряжённо чиркал спичку о коробок. Ничего не получалось.

– О, вот как? – Эль рассмеялась, подошла ко мне, обхватила мои руки своими, и-таки огонь зажёгся. – Мы с тобой похожи. Думаю, я тебя тоже выдумала.

Я наполнил чайник водой из-под крана, поставил на плиту (надеясь, что всё сделал верно) и стал вертеться возле полок на противоположной стороне кухни, лишь бы не встретиться с её пристальным взглядом.

– Не думала, что привидения пьют кофе, – усмехнулась за спиной Эль.

Мне казалось, я упустил что-то важное, что навсегда терял, когда встречался с этим взглядом, и это чувство мне не нравилось.

– Не пьют и не едят. Нет смысла. Я пробовал, у этих штук нет никакого вкуса.

– А зачем вы храните продукты? – искреннее изумление. – И вообще, заколотили бы тогда кухню и всё.

– Потому что мы ни чёрта ни на что не можем повлиять! Стоит хоть кружку переставить – она обязательно через какое-то время вернётся на место! И только книги, только они вне правил. Призраки говорят, все эти ерундовины: кровать, ванна, продукты – нужны «исключительно для эстетического удовольствия». Какая эстетика, им наплевать на красоту! На всё наплевать, кроме стабильности.

– Я думала, ты веселее, – грустно сказала за спиной Эль, но я не обернулся. Чайник кричал, но я стоял, уткнувшись в дверцу тумбочки, а плиту, судя по шагам и резкой тишине, она выключила сама. Зазвенели кружки, ложки, Эль что-то ставила на стол, подвинула стул.

– Хочешь, я расскажу тебе про солнце? Ты говорил, тебе его не хватает и больше всего на свете ты хотел бы увидеть настоящее солнце, – она шумно размешивала сахар в чае (эх, ей не понравился мой напиток): – Оно огромное, оранжевое и жаркое. На него нельзя нормально смотреть без тёмных очков, потому что глаза слезятся, а ещё чихать хочется. Прямо как на тебя. Стой-стой-стой, не обижайся, я же пошутила! Знаешь, дома частенько не понимают моих шуток, хотя я вроде ничего такого не говорю. Нас много, но я одна. Даже не знаю, что хуже – настоящее одиночество или такое: одиночество среди людей. Ты меня понимаешь?

Она шумно отхлебнула чай. Я повернулся, и увидел, что у неё красные глаза, влажные щёки и скорбь на губах. Она приготовила чай и для меня, отыскала конфеты, печенье. Мне стало обидно за Эль, и я присел напротив, хотя и не притронулся к угощениям.

– Ты – моя мечта, – ответил я, и Эль, смутившись, поперхнулась: – И я тебя понимаю. Никто, кроме меня и моего друга, не верил, что бывают люди. И тут ты. Сириус думает, что если докажет, что ты – настоящая, то нас будут любить, уважать, и вообще солнце появится. Я волнуюсь, что тебе не дадут покоя, что ещё чуть-чуть – и ворвутся сюда, в квартиру, заберут тебя, чтобы проверить на «подлинность». А как они будут тебя проверять? Я боюсь за тебя и хочу, чтобы ты вернулась невредимой. Жаль, что Сириус надеется на других призраков.

Эль вздохнула, ссутулилась и отвернулась. Я сказал что-то не так. Она разочарована. Наверное, думала, что я окажусь другим – открытым и дружелюбным. Но я не умею быть таким.

– Антарес, ты удивительный. Грущу я не потому, что ты мне не понравился – наоборот, слишком понравился. Я грущу потому, что мы не можем вот так разговаривать на самом деле. Если бы мы были знакомы наяву, я бы в тебя влюбилась. Но я не могу влюбиться в человека из сна. И мне кажется, что я тебя давно знаю. Опасно это, как бы для меня, фантазёрки, всё плохо не закончилось. Прости, но мне хочется проснуться. Лучше бы мне снились кошмары, чем ты.

Она поднялась из-за стола, а я переваривал услышанное – тугодум… Эль отвернулась к окну, и появился Сириус.

Он вихрем ворвался в комнату и опрокинул на себя чайник с кипятком. Эль вскрикнула и подбежала к нему, собралась помочь встать, но он увернулся от её протянутых рук. Она посмотрела на меня с растерянностью, когда Сириус, как ни в чём ни бывало, встал и пошёл, она села на корточки, а потом – на пол. Эль определённо не понимала, что происходит.

– Это человек? Это человек, Антарес, самый настоящий? Антарес, это же революция!

Странно, но Сириус, хоть и приятно удивился гостье, не обратил на неё особого внимания. Он ни разу не заговорил с ней, только пожирал взглядом, а потом переспрашивал у меня, как она тут очутилась. Сириус меня пугал, и как только я рассказал всё, затряс меня за плечи:

– Сегодня, когда будет моя смена, мы выведем этого человека, эту девушку, на крышу. Пусть все её увидят!

– Э-э-э… А почему не вывести её сейчас, раз на то пошло?

– Так никакой эффектности же. Нужно, чтобы такой момент помнили. Чтобы то, что призрак Сириус, будущий мэр, нашёл человека, вошло в историю.

Сириус больше всего хотел, чтобы окружающие воспринимали его всерьёз. Я его понимаю: вечному чудаку не светит ничего, кроме одиночества. Да, мы друзья, но друг на друге мир не заканчивается. В конце концов, нужно же показываться на призраках хоть иногда – и желательно, чтобы в это время тебя не обзывали и не тыкали в тебя пальцами, перешёптываясь.

Я не знаю, почему призраки злые. Может, потому что городок слишком мал и всем тут душно. Но, скорее всего, оттого, что мы не представляем, в чём смысл нашего существования, мы никому не нужны – даже себе.

Короче говоря, мне не понравилось, что задумал Сириус, но я возражать не стал. Сглупил. Мне нужно было поговорить, объяснить всё, он же не телепат, чтобы по взгляду читать мысли вроде: «Это некрасиво по отношению к человеку, да и есть вероятность, что нас выставят ещё большими идиотами». Но я промолчал…

***

Свисток звал Сириуса занять вахту.

Я оторопел: друг схватил человека за шкирку и без лишних слов потащил к выходу. Отправившись за ними, я утешал себя мыслью, что он же не со злости, просто дико устал от того, что его не понимают. Бедная Эль не знала этого – и я видел, что в одно мгновение она его возненавидела. Она пыталась отбиться, он заламывал ей руки, и она кричала, искривив лицо. Она была уязвима от боли, и это давало Сириусу преимущество. Сириус даже оттолкнул меня ногой, когда я попытался её защитить. Я отстал.

Когда я поднялся за ними на крышу, то понял, что мы влипли. На крыше уже столпилось столько призраков, что негде было протиснуться. Они смотрели на нас исподлобья, а чёрное небо свистело, как вскипевший чайник. Звёзд не было, и мы бы стояли в кромешной темноте, если бы не Эль.

Она сияла белым светом.

Живая и задорная, сейчас она поникла, сжалась, стала не-собой. Губы дрожали, кожа побледнела, взгляд похолодел, – она стала похожа на нас. Она бормотала: «Что со мной, Антарес?» – и вздрагивала сильнее.

Сириус поднял её за воротник и крикнул:

– Смотрите, призраки! Вот – главное доказательство, люди существуют. Это – человек! Пора признать правду!

Толпа шумела.

– Люди существуют, смотрите, – холодно провозгласил Сириус, и ропот прошёлся по толпе: – Этот человек – настоящий. Мы можем у него выведать секреты параллельного нам мира, узнать, как перемещаться между мирами. Нам больше не придётся вымаливать у звёзд хоть немного света! Мы заберём их солнце. И луну! Мы сможем жить, как захочется! Свободно!

Воротник сдавливал шею Эль, она задыхалась. Я знал, что люди любят воздух и что без него им смертельно плохо, и, растолкав призраков, с силой опустил руку Сириуса, ударил его. Он ведь тоже это знал!

Эль беспомощно упала на меня. У неё были закрыты глаза, но она дышала.

– Нет-нет, это не человек, – нелепо пытался разубедить я призраков. – Это ростовая кукла со светодиодами, – я сам лишь отдалённо понимал значение своих слов: – Иллюзия… Мы решили вас разыграть.

Реакция призраков не заставила себя ждать: «Идиоты!»; «Только время зря потратили!»; «Ни минуты покоя из-за вас двоих!»; «Валите отсюда и больше никогда не появляйтесь!»

Но самое страшное: «О книжках своих можете забыть. Мы вынесем дверь в ваши квартиры и сожжём все книжки, даже пепла не оставим».

– Стойте! – я осторожно положил Эль на бетон и устремился за ускользающей толпой. Меня толкнули, отвесили пару тумаков – так что я упал. Лязгнул засов – они заперли чердак с той стороны.

Я прижался к железу двери и, запустив пальцы в волосы, представил, как призраки врываются в наши с Сириусом дома, переворачивают всё вверх дном, злобно хохочут, кидают книги в кучу на лестничной клетке, обливают бензином и сжигают.

– Ты предал меня, – это был Сириус, и настроен он был враждебно. – Всё бы получилось, не путайся ты под ногами!

Мой друг принял меня за врага.

– Неужели ты не понимаешь? Они охотно поверили в бред, что я им наплёл, потому что ничего не хотят менять. Они погубили бы Эль, а потом выставили бы тебя дураком.

– Дураком меня выставил лучший друг. Я ненавижу тебя за это, Антарес. Ты мне сделал очень, очень больно. У меня ноет в груди.

Сириус опустился передо мной на колени и поднял мокрое лицо:

– Это слёзы, Антарес. Ты заставил призрака плакать.

– Сириус, прости меня, я ведь…

– Кажется, ты придумал способ убийства призраков. Убийства разочарованием… Я умираю, Рес.

– Что за глупости…

Странный золотой свет ослепил меня. На месте Сириуса остались сияющие пылинки, медленно оседающие вниз.

Разочарование расщепило его.

Я вспомнил, как когда нам попадались совместные смены на крыше, мы приносили плед, фонари, книги, и читали звёздам истории о людях. Тогда у Сириуса и появилась мечта стать главным в городе, чтобы пробудить призраков к жизни. Сделать так, чтобы они захотели счастья.

– Сириус… Я не хотел, чтобы ты вредил человеку, – пробормотал я.

И остался один в кромешной тьме. Эль тоже исчезла, но от неё и пылинки не осталось.

Стоит ли говорить, что дальнейшее моё существование, и раньше лишённое смысла, стало бесполезным вконец?

***

Говорят, наши воспоминания – в тёмном, тёмном страшном подвале. Это метафора, а ведь меня, и правда, словно чей-то голос зовёт в подвал, обещает рассказать правду. Я его не слушаю, потому что так не бывает.

Призраки одиноки, в этом их судьба. Они не должны ни на что надеяться и, когда приходит их черёд, им следует покорно вымаливать у звёзд сияние: может быть, они когда-нибудь простят и вернутся на чёрные пустые небеса.

Всё в доме после погрома на своих местах: время навело порядок. Но на полках чего-то не хватает: волшебного, бумажного. Книг не вернуть. Во всём городе больше нет ни одной.

А были ли они?

Было ли вообще это всё? Хочется, чтобы не было – Сириуса, моего бедного наивного друга с красивой улыбкой, которого я предал, и зеленоглазой Эль, человека, которого я смертельно обидел.

– Эль, я подарю тебе своё имя, – говорю я, обращаясь к потолку. Из квартиры выходить страшно, да и звёзд больше нет. Горло стягивает невидимая цепь, потому что призраки за стенами слушают меня: – Имя – самое дорогое, что у меня есть, и оно больше не нужно. Нужно только твоё прощение. И доказательство, что ты – есть. Ты – не плод больного воображения. Пусть я сгорю от вины! Зато у меня было такое приключение! О чём ещё может мечтать призрак?

Я ещё раз осматриваюсь: ничего не напоминает о её появлении. Выбиваю из подушки пух, рву обои, бью посуду на кухне. Вижу кружку, из которой пила Эль, и её тронуть не решаюсь.

Когда поднимаю голову, всё на прежних местах. Всё в порядке. Как будто я ничего не делал.

Не наплевать ли на то, что со мной будет?

Мне нечего терять.

***

Они бегут за мной – призраки. Тыкают в меня пальцами и издеваются. Они твердят, что я сумасшедший, толкают меня в мусорные баки, вытаскивают, а потом снова бросают. Они мешают меня с грязью, но я слышу, как голос Эль зовёт меня. Я представляю лестницу, ведущую далеко-далеко вниз, во тьму, представляю во тьме дверь, а за ней – белый свет, представляю, как вхожу, а меня ждёт Эль, обнимает… Я хочу чувствовать присутствие Сириуса и знать, что он не сгинул навек.

«Я не сгинул, Рес, – слышу его голос. Будто он говорит с провинившимся ребёнком, которого любит: – Я проснулся. И ты проснись. Тебе не место в городе призраков. Не обижайся».

Не обижаться? Мне? Сириус, даже если ты глюк – я счастлив тебя слышать. Всё равно, что в этот момент призраки со мной делают.

«Рес, у тебя ещё есть шанс выбраться. Жаль, что другие призраки не знают, что с ними на самом деле. Мне хотелось помочь всем».

Призраки кричат, издеваются:

– Ты лишний, Антарес!

– Зря мы тебя сразу не разорвали, позволили передохнуть в квартире. Мы надеялись, звёзды вернутся. Они не вернулись. Из-за тебя мы навеки застряли во тьме.

– Придурок, я же говорил, из-за тебя не видать покоя!

– Ну ничего, впереди вечность. Мы оторвёмся на тебе, Антарес!

Я понимаю, что кто-то тянет меня наверх, но ещё я понимаю, что лежу в противной жиже, избитый, не двигаясь, и никто не поможет подняться. Они раздирают меня на части.

«Рес, реши, веришь ли ты в людей, в себя, в меня. Это всё изменит. Мы ждём тебя».

Это Сириус. Он по ту сторону. Я верю. Кто ещё может быть так крут? Моё воображение на это неспособно. И люди точно-точно есть. И Эль есть. И я справлюсь. Вытерплю. Сколько угодно. Лишь бы её ещё раз увидеть – и Сириуса.

Я отвечаю обидчикам, распадаясь на атомы:

– У меня нет имени. Меня… зовут… не Антарес…

***

Я хочу увидеть осень. Чтобы падали алые, жёлтые листья, а мы с Эль сидели в парке. Я – в чёрном пальто, и она – в красном, с букетом рябины в руках. Я хочу, чтобы она положила голову на моё плечо, а я читал ей книгу… о призраках, которые не верят в людей.

Сириус, почему я тебя больше не слышу? И почему мне… тепло? Игла в вене, трубочки какие-то, пищалки. Не могу пошевелиться. На меня смотрит девушка в белом халате и маске. У неё тёмные волосы и зелёные глаза.

Эль?

Она зовёт кого-то. Прибегают ещё в белых халатах. Суетятся. Эль роняет что-то на пол. Получается повернуть голову.

Сириус, это ты. Тоже с иглой в вене, в трубочках. Ты меня узнал. Улыбаешься мне. И я улыбаюсь.

Сириус, кажется…

Мы – люди.