Глава X

Но сегодня… Сегодня был особый случай. Несчастье с Ксенией, неясные перспективы ее выздоровления и более чем ясные перспективы моих дополнительных хлопот. Я пыталась набросать хоть примерный алгоритм действий: нужно выяснить у Сережи телефон его мамы, позвонить Ксениной родне, сообщить о случившемся несчастье, договориться, что кто-нибудь из них подъедет, чтобы забрать Сережу. Хороший план, но почему-то была у меня абсолютная уверенность в том, что никто за ним не приедет, и в ближайшие несколько недель, а то и месяцев, я буду отвечать за чужого, да к тому же странного ребенка. Я представила, что каждое утро теперь придется вставать ни свет ни заря, чтобы отвести его в садик и затосковала.

Не подумайте, что я злой человек. Я человек совершенно обычный, как и подавляющее большинство, я не люблю лишние напряги. Тоска, как это обычно бывает, перешла в раздражение, а тут еще болтовня женщины Зинаиды. Чтобы успокоиться, я сделала несколько глубоких вдохов, но это не помогло. Очень уж она была говорлива, и все не по делу. Я подошла к ней вплотную, внимательно посмотрела в глаза и мысленно выбросила гневный клубок, нацелившись прямо в лоб. Зинаида растерянно замолчала. Я, не давая ей опомниться, резко спросила:

– Где Сережа?

Зинаида запнулась, бросила взгляд в сторону сотрудников полиции, ища у них поддержку. Максим Максимыч отвел глаза в сторону. Зинаида сообразила, что поддержки не будет. Я сделала шаг в ее сторону, она инстинктивно отшатнулась и, чтобы отвязаться от меня, ткнула пальцем в сторону маленького коридорчика.

– Там он, в игровой.

Я быстро прошла по коридору и толкнула дверь с табличкой «игровая».

Сережа был там, как и сказала Зинаида. Он тихо сидел на маленьком стульчике, сложив руки на коленях. Когда я вошла, он даже не повернул головы. Все-таки он очень, очень странный. И вот с этим человеком в ближайшие несколько недель мне предстоит тесно общаться, жить в одной квартире и как-то налаживать отношения. Пока не приедут его родственники… Если они вообще приедут. Я собралась с духом и приступила к налаживанию отношений:

– Привет, ты меня помнишь? Я вчера была у вас в гостях. Меня Ирина зовут.

Сережа молчал. Я попыталась зайти с другой стороны:

– Мы сейчас домой поедем. Ксения не придет сегодня, она заболела. Ты готов идти домой?

Сережа угрюмо кивнул головой, но по-прежнему не произнес ни слова.

– Тогда пошли, – нарочито бодро закончила я разговор.

Сережа молча встал и, не поднимая головы, направился к выходу. Мне ничего не оставалось, как пойти за ним. Похоже, что первая попытка установить контакт не увенчалась успехом.

Мы вышли в коридор, где Зинаида продолжала что-то говорить изрядно уставшему Максим Максимычу. Увидев меня, она недовольно поморщилась и замолчала, я проигнорировала столь откровенно выказываемые признаки неприязни и поставила ее в известность, что забираю Сережу.

– А кто вам это разрешил? – пошла в наступление Зинаида. – Не имею права отдать вам ребенка. Я вас впервые вижу, а за него я несу ответственность.

Выпалив все это на одном дыхании, она нагло, но все же с опаской посмотрела на меня. Я повернулась к Максим Максимычу:

– Послушайте, вы можете мне объяснить, зачем я сюда приехала? Мне казалось, речь шла о том, что я занимаюсь мальчиком, пока Ксении не станет лучше. Или пока не приедут родственники. Видимо, за те пять минут, что я отсутствовала, концепция поменялась. Так и скажите, я поеду домой.

Дальше все произошло именно так, как я и предполагала. Молчавший до этой минуты Сережа неожиданно вцепился мне в руку и отчетливо произнес:

– Я поеду с тобой.

Зинаида, задетая неожиданным демаршем воспитанника, наклонилась к нему и противно засюсюкала:

– Сереженька, ты же не знаешь эту тетю.

Мальчик густо покраснел, еще крепче сжал мою руку и упрямо повторил:

– Я поеду с ней.

Зинаида разозлилась:

– Официально заявляю, – взвизгнула она, обращаясь к Максим Максимычу, – что не могу отпустить ребенка с человеком, которого вижу в первый раз жизни.

Максимыч посмотрел на меня, на Сережу, потом на Зинаиду:

– Под мою ответственность, – ответил он, и Зинаида захлебнулась от бессильной ярости.

– Ну, мы пошли? – спросила я у Максимыча, – ключи от Ксениной квартиры у кого.

Он вытащил из кармана хорошо знакомую мне связку.

– Держите. Только вам нужно написать расписку.

Еще минут двадцать ушло, пока Зинаида крайне неохотно принесла лист бумаги и ручку. Я написала расписку на имя Максим Максимычевого начальника, что получила ключи от квартиры пострадавшей Ксении Владимировны Федосеевой, а также расписку с указанием моих паспортных данных на имя заведующей детским садиком, что я принимаю на себя ответственность за несовершеннолетнего Сергея Федосеева.

– Теперь все? – спросила я, поставив подпись под документом.

– Да, можете идти, – разрешил Максим Максимыч, аккуратно засовывая бумагу в файлик. Зинаида тоже взяла расписку, было видно, что ей хочется еще повыпендриваться, но Максимыч уже дал добро, и она воздержалась.

– Пойдем, – я взяла Сережу за руку.

Мальчик уже понял, что его не оставят с Зинаидой, и немного успокоился.

– Там мои работы, – сказал он.

– Что? – не поняла я.

– Работы мои, мы лепили… Вчера и сегодня.

В разговор вмешалась Зинаида, никак не желавшая смириться с тем, что ее партия закончилась. Невероятное приключение, самое яркое в ее жизни, подходило к концу, завтра начнутся монотонные будни с манной кашей, запахом кипяченого молока и сопливыми носами.

– Мы детей развиваем, – заметила она, обращаясь к Максим Максимычу, – работы наших ребят вот на том столике. Дощечки, на каждой написана фамилия и имя. Родители обычно забирают…

Она поджала губы и закончила:

– А Сережины работы уже два дня никто не забирал. Не до того ей было.

Я с трудом подавила вновь проснувшийся гнев, молча подошла к столику, нашла дощечку, на которой черным фломастером было написано «Сережа Федосеев». Интересно, как это забирают? Кладут в пакет или можно взять с собой дощечку? Мои сомнения разрешил автор пластилиновых скульптур.

– Дощечку можно взять с собой, но завтра надо принести.

– Хорошо, – я протянула ему дощечку, – сегодня заберем или завтра?

– Сегодня, завтра мы еще лепить будем, – коротко ответил Сережа.

Я попрощалась с Максим Максимычем, который обнадежил меня тем, что в ближайшие дни, скорее всего, прямо завтра, меня непременно вызовут для дополнительной беседы. Женщина Зинаида смотрела волком, в ответ я мило улыбнулась и приветливо помахала ей рукой. Она демонстративно отвернулась. Мальчик Сережа не выразил ни малейшего желания сказать кому-либо до свидания, а я не стала настаивать, памятуя, как в детстве меня сильно доставали правилами этикета, заставляя при встрече здороваться с многочисленными знакомыми и родственниками.

Я не здоровалась, меня наказывали, в отместку я еще больше не здоровалась. Из моего отказа здороваться многочисленные знакомые и родственники делали далеко идущие и крайне нелицеприятные для меня выводы. По их мнению, ребенок, которому не привили в детстве привычку здороваться, вырастет хамом и тунеядцем и, как следствие, обязательно закончит свою жизнь плохо. В тюрьме, например.

Я обманула их ожидания. На последнем семейном мероприятии папин сводный брат, с трудом скрывая раздражение, заявил:

– Ирка, даром, что невоспитанная в детстве была, никогда не здоровалась, а, смотри-ка, выбилась в люди.

Остальные родственники нахмурились и дружно закивали, соглашаясь с определением моей невоспитанности, и нехотя признавая мои жизненные успехи.

В общем, я с пониманием отношусь к тому, что люди в возрасте до шести лет могут со мной не поздороваться. Это не означает, что я им активно не нравлюсь, и из этого совершенно не следует, что из них потом не вырастет полезный член общества.

Мы вышли на улицу, день потихоньку клонился к вечеру. Было то невнятное время суток, когда солнце еще не окончательно ушло за горизонт, и последние на сегодня лучи освещают проступивший на небе блин луны. В этот час городские фонари начинают слабо мигать, вроде как раздумывают, дать ли свет этому городу или погрузить его во тьму.

Пока мы ждали, когда поредеет сплошной поток машин, солнце окончательно закатилось, нехотя зажглись фонари, воздух стал сиреневым и зыбким.

Как отсюда добраться до Ксениного дома я представляла очень смутно, поэтому решила попросить помощи у своего молчаливого спутника.

– Ты дорогу домой знаешь?

Сережа продолжал идти, крепко прижимая к груди дощечку с пластилиновыми фигурками. Мой вопрос он проигнорировал.

– Эй, парень, – окликнула я его, – может, я тебе и не очень нравлюсь, но придется потерпеть.

– Через парк мы вечером не ходим, страшно, – жалобно произнес он, – там черный дядька. Он утром там стоит… А вечером мы не ходим. Боимся, что он там стоит.

Новые вводные заставили меня изменить маршрут. Вообще-то через парк было намного короче, мы срезали, как минимум, километр. Конечно, «черного дядьку» можно было бы отнести на счет буйной фантазии специфического ребенка, если бы не два но… Во-первых, Сережа говорил о «черном дядьке» и раньше, во время первого нашего телефонного разговора, а во вторых… А во вторых, моя подруга Ксения сейчас находится в реанимации, потому что сегодня утром именно в этом парке кто-то проломил ей голову. Я не утверждаю, что этим «кто-то» был «черный дядька», но совсем исключать такую возможность тоже неразумно.

Мы быстро, но не суетливо, свернули на освещенную дорожку, огибающую лесопарковую зону слева. Здесь было довольно многолюдно, народ из стоящего чуть далее супермаркета спешил на автобусную остановку. Ксенькин двор также был неплохо освещен. Маргинальных жильцов здесь нет, никто не распивает горячительные напитки на детской площадке, и даже собак большая часть владельцев выгуливает строго на поводках. В подъезде чисто, стены лифта не украшены надписями, чисто даже на лестничных клетках, два раза в неделю подъезд моет специально обученный человек.

Когда мы вышли из лифта, я поняла, что перехвалила Ксенькин дом. То ли специально обученный человек ушел в отпуск и не оставил замену, то ли незадолго до нашего прихода кто-то потоптался здесь в грязной обуви, на полу около ее квартиры была насыпана земля.

Я открыла дверь и щелкнула выключателем. Странно, пол в прихожей тоже был не очень чистым, та же самая грязь. Двор заасфальтирован, газоны уже подмерзли, снега нет. Земля может быть только из парка, там незамерзающий ручей… «Черный дядька»!!! Ну, конечно же, это может быть только он! Он давно наметил Ксению в качестве жертвы, а сегодня утром, дождавшись, пока она отведет в садик Сережу, ударил ее трубой по голове, обшарил сумку, забрал ключи и теперь сидит в ее квартире. Я замерла в ужасе и почти сразу мысленно отругала себя. Какая глупость лезет в голову после тяжелого дня. Какие ключи, когда ключи, вот они, у меня. Я минуту назад открыла ими дверь. И грязь, скорее всего, притащили на своих ботинках Ксения с Сережей, они ведь каждый день ходят через парк.

– Где у вас веник? – спросила я у Сережи. – Надо подмести, а то видишь, как здесь грязно.

Он, конечно, не знал. Да я на это и не рассчитывала, мне нужно было хоть как-то отвлечь мальчика от грустных мыслей. Веник нашелся в шкафу, в коридоре, потом мы тщательно подмели пол в квартире и на лестничной клетке. Я держала совок, а Сережа старательно заметал в него землю. Убравшись, мы провели ревизию холодильника, выяснили, что на ужин сможем приготовить только яичницу. Ее и приготовили, а заодно составили на завтра список продуктов, которые необходимо купить. После ужина Сережа несколько подобрел и сам, по собственной инициативе, предложил показать его комнату.

У меня есть знакомые, у которых есть дети. Поэтому я в курсе, что основным украшением любой детской комнаты являются постеры. По тому, какие постеры висят в комнате ребенка, вы, даже не встречаясь с ним ни разу, смело можете делать вывод о его возрасте. У большинства моих знакомых дети находятся в периоде «первого подросткового возраста», соответственно, стены их комнат завешены «Хеллбоями», «Бэтменами», реже – человеками пауками. В Сережиной комнате, учитывая, что ему до «первого подросткового» оставалось еще лет шесть, я ожидала увидеть Микки Мауса, Дональда Дака, может быть, кого-нибудь из современных мультяшных персонажей. Я настроилась похвалить подборку постеров, что бы там ни было… Но когда мы вошли, я поняла, что оказалась не готова к такому зрелищу. Прямо напротив входной двери висел огромный плакат с изображением Хита Леджера в его последней роли Джокера в фильме «Темный рыцарь». Черная нелепая и страшная фигура на заднем плане и нарисованная кровью улыбка на стекле. Под большим висело пять плакатов поменьше, на трех из них все тот же Джокер, на двух – прокурор Харви Дент, когда он уже стал «двуликим Харви» и приобрел сходство с полуразобранным Терминатором. Маловероятно, что постеры выбирала Ксения, но я, на всякий случай, уточнила.

– Э… Ты сам картинки подбирал?

Сережа кивнул.

– И… – продолжала мямлить я, – Чем же тебе эти персонажи так нравятся?

– Они ничего не боятся, – очень серьезно ответил мальчик, – я бы хотел иметь такого друга как он.

Тут он ткнул пальцем в Джокера.

– А ты фильм видел?

– Ну, да, – Сережа удивился моему вопросу, – у Ксении диск есть. Когда она работает допоздна, я сижу и смотрю фильмы. А потом уже попросил купить мне постеры.

Я подумала, что фильм, вообще-то, имеет категорию PG 13. Это означает, что решение, – смотреть или не смотреть, – принимают родители. Вопрос стоило прояснить, поэтому я поинтересовалась:

– Это Ксения тебе такой диск оставила?

Сережа не заподозрил подвоха и честно ответил, что нет, он сам покопался в видеотеке.