Изящество накрытого к ужину стола было непривычным, Борис Михайлович вообще-то изысков не любил, раздражался от сложностей сервировки, поэтому они всегда “принимали пищу” (любимое выражение мужа) просто, грубо и зримо. Борис ко всем кулинарным проискам повара относился скептически, предпочитал холодец и сало, а без борща и щей обеда не представлял. Чем вызывал тоску и депрессию у Марка, мужик учился поварскому делу во Франции, проработал у Бориса Михайловича много лет, считал себя почти гением, и борщи были просто ниже его профессионального достоинства.
И вот тут уж он оторвался. Белоснежный тончайший фарфор нежно гармонировал с богемским стеклом, почти незаметная золотая нитка-искра по краю посуды лишь угадывалась, но придавала всем приборам единство, гармонию и теплое солнечное свечение. У каждого прибора стояла широкая низкая золотистая вазочка с белой пышной розой, такая же роза была вышита на батистовой салфетке, все остальные штучки – солонки, перечницы, горчичницы тоже светились легкой позолотой, и казалось, что стол освещало солнце. Лиза, даже немного ошалев от этого великолепия (она так и не успела проверить готовность), пропустила гостью вперед. Андрей, официант, отодвинул стул и Ираида села. Лиза вдруг почувствовала, что она ждет ее разрешения и не садится, потом чуть потрясла головой, отгоняя наваждение, кивнула благодарно Андрею, села сама. Ираида чуть тронула губами соломенную гладкость вина, которое плеснул ей для пробы официант, согласно кивнула и отломила крошечный кусочек ржаной гренки. Потом с отвращением глянула на белоснежное блюдо, установленное в подносе со льдом, дернула плечом и хрипло каркнула
– Макар! Иди сюда ….
Неприличная фраза повисла в воздухе, вызвав столбняк у Андрея и Нелли, его помощницы, Марк пулей влетел в столовую и, побледнев, встал перед Ираидой.
– У тебя что? Склероз? Рано, вроде. Я что, должна есть эту пакость? Я ем устрицы только запеченные. С миньонетте. Идиот!
Марк одним прыжком подскочил к столу, схватил блюдо, да так, что прилипшие к его дну льдинки градом просыпались на стол и вылетел в кухню. Ираида насмешливо проводила его взглядом, положила себе на тарелку приличную порцию омара, хмыкнула.
– Мааарк… Ишь, матерый стал. А был-то щуплый мерзавец, Макарка сопливый. Борис его из дерьма достал, обмыл и к делу приставил. А служить не умеет, нет-нет, а напакостит. Хотя, куда тебе понять, вы ж одни щи хлебаете.
Закинув в рот кусок омара, хорошо вывалянный в икре, она подмигнула Лизе, кивнув на бокал.
– Ладно, дорогая. Не теряйся, давай выпьем что ли. Нам с тобой долго вместе куковать, надо общий язык находить. А ты изменилась, детка. Постарела прилично.
Она протянула бокал, приглашая чокнуться, потом залпом выпила вино, по-мужицки крякнув.
– Ты Лизавета, много не жри, дождись устриц. Он дурак-то дурак, а устрицы готовит, как Бог. Особо соус ему удается. мы с тобой шампанского под них хряпнем. Как тебе?
Лиза кивнула, улыбнулась. Тетка, несмотря на свое нахрапистое поведение, почему-то не вызывала у нее антипатии, а так – легкое беспокойство.
Устрицы, и правда, оказались волшебными. А вот шампанское это Лизе никогда не нравилось – слишком плотное, слишком много тела. Да и пьянела она от него как-то уж слишком быстро, а кайф был тяжелый и сонный. Вот и теперь после пары бокалов и приличной порции устриц она затяжелела, сонно поднимала падающие веки, и Ираида в ей казалась то маленькой, как птичка, то огромной, как слон.
– Ладно, племянница. Или кто ты там мне, не знаю. Иди-ка спи, что-то ты мутная какая-то. А завтра к деткам твоим поедем, навестим. Придешь, чаю попроси покрепче, с сахаром. А я тоже пойду, устала с дороги. Макар! Макарка!
Марк снова выскочил из кухни, как чертик из коробочки, как будто сидел под дверью и ждал
– Террин сделаешь без бекона, фисташек побольше. На десерт клубничное суфле. Иди. Марк…
Лиза поплелась к двери, и уже у выхода столкнулась с Виктором. Тот было посторонился, но властный окрик тетки его остановил
– Проводи хозяйку, да побережнее. Вишь, на ногах не стоит. Пьянчужка.
Лиза почти не помнила, как она дошла до своей спальни, в какой момент горячие руки Виктора сменились вечно ледяными ладонями, горничной, и только после второй чашки шикарного чая с лимоном и медом, опьянение прошло, и она немного вернулась к реальности…
…
– Дорогая Лизочка, беспокоится вам не стоит, но необходимо пройти в кабинет доктора, Владимир уже вас ждет. Поторопитесь, пожалуйста, это важно.
Елейное выражение лисьего личика медсестры, похожей на лису-карлика было скользко-лживым, но Лиза уже привыкла к увертливости местного персонала, не обратила внимания и, накинув свободную куртку больничного костюма пошла за сестрой. Владимир был не просто Владимир, он оказался целым профессором, невысоким, слегка сутулым, совершенно седым и, почему-то плохо выбритым. Кивнул Лизе на стул, он, почти не отрывая глаз от монитора, листал ее историю болезни, щелкая мышкой, потом, наконец, глянул, вздохнул, плотно прикрыл круглой ладонью мышь, как будто она хотела убежать.
– Вам нужна операция Елизавета Андреевна! Очень несложная, малотравматичная и совершенно безопасная. Почти амбулаторное вмешательство, но оно необходимо. С мужем вашим мы все обсудили, оплата уже проведена. Через недельку сделаем, и на следующий день, максимум через день вы будете совершенно свободны. Я вас не расстроил?
Лиза растерялась. Вроде ж здорова была и вот – нате! Но, раз доктор говорит, ничего не поделаешь, надо так надо.
– Нет, доктор. Я вам верю.
Ираида, слетевшая пулей с лестницы, выглядела лет на тридцать пять, не больше, Лизе даже показалась, что она моложе ее. Легкая, похожая на стрекозу, с высоко подвязанным хвостом темных, волнистых волос, в шелковом, летящем комбинезоне странного темного зелено-фиолетового цвета, если такой цвет бывает. Во всяком случае, пока тетка приближалась, ткань несколько раз поменяла оттенок, но при этом не блестела и не переливалась, выглядела матово-благородно. Сходство со стрекозой усиливали сильно подведенные, раскосые от природы глаза, впалые щеки и высокие скулы, умело подпудренные темным. А Лиза чувствовала себя тяжело и смутно, у нее от вчерашнего болела голова, подташнивало и настроение было ниже плинтуса.
– Привет, племяшка. Хоть ты мне никакая и не племяшка, но будем так считать. Что-то ты на бледную моль сегодня похожа, как ластиком тебя потерли. Ну-ка, взбодрись! К детям едем!
Она подошла вплотную, худыми, холодными пальцами взяла Лизу за подбородок, глянула цепко, и Лиза с удивлением разглядела удивительный цвет ее глаз. Совершенно не типичный для брюнетки, цвета изумруда – дорогого и редкого. И легкие завитки волос у висков тоже как выглядели странно, в ярком свете утреннего солнца отливали медью. Лиза чуть задохнулась от свежего, но терпкого аромата ее духов, кивнула, потрясла головой, улыбнулась.
– Шампанского мне нельзя. Врач еще говорил, в больнице. А я люблю. Прям вот очень, отказать себе не могу. Вот и получила.
Ираида мотнула головой, как лошадь, и, потеряв интерес к Лизе, крикнула в сторону дверей
– Витька! Ты где там, телишься, как всегда. Давай, быстрее.
Виктор, сохраняя на лице отчужденно-вежливое выражение, взял из рук Ираиды немаленькую корзинку, битком набитую чем-то ярким, тихонько сказал
– Вас повезет Петр на бордовом мерсе. Машинка новая, безопасная, лучше в гараже нет, если не считать хозяйских. Да и салон хорош, удобно будет.
Он коротко глянул в сторону Лизы, почти осязаемо провел взглядом по ее голым плечам, да так, что она почувствовала что-то сродни ожогу.
– Елизавета Андреевна, вам стоит взять с собой накидку. Ветер меняется, через пару часов пойдет дождь, давайте я распоряжусь, вам принесут.
Ираида внимательно и с интересом проследила направление взгляда Виктора, хмыкнула, скривив угол узкого рта, едко шипанула, как разъяренная гадюка.
– Чегоооо? На бордовом? Петр??? Витька, у тебя ранний альцгеймер! Ты что, забыл, я езжу только на черных, и только с тобой. Давай, шевелись,
Виктор вздохнул, растерянно развел руками
– Из черных у нас сейчас только мой Лексус. Пойдет?
– А то. Поехали.
Серпантин вился среди туманных склонов, Виктор молчал, напряженно вглядываясь в дорогу, да и вообще, в салоне стояла гнетущая тишина. Ираиде, видимо, надоела эта молчанка, она тихонько ткнула острым локотком Лизу в бок.
– Слушай. Знаешь, почему я к вам не приезжала никогда? Я ненавижу этот запах в доме Борьки! У вас пахнет мышастой соломой. Не замечала?
Лиза изумленно качнула головой, глянула тетке в лицо, утонув в сумасшедшем зеленом мареве
– Впрочем, пару раз я была. Это когда ты в роддоме лежала, а потом, когда ты родила. Помнишь меня?
Лиза не помнила. Тогда, после роддома, она неделю лежала с температурой, да такой, что собственным огнем ей даже глаза слепило, поэтому она не видела и не помнила ничего…
…
– Вот и все. Зря вы переживали, операция прошла замечательно, проблем никаких, вы абсолютно здоровы. Еще пару дней в клинике, под моим личным наблюдением и можно, я бы даже сказал – нужно ехать отдыхать. Думаю, ваш муж уже приготовил вам сюрприз.
Доктор смотрел ласково, но что-то было в его глазах песье. Так бездомная собака вертит задом, видя косточку в руках прохожего и смотрит – именно вот так. Лиза это почувствовала, но постаралась сразу забыть, портить себе настроение из-за какого-то взгляда, вот еще.
Лиза медленно брела по коридору клиники, ей хотелось, как в детстве вести пальчиком по стене, замедляя ход, а потом тихонько открыть дверь, ляпнуться всей спиной на кровать, ощутив приятную упругость матраса, и она бы сделала это, но в палате ее ждал муж. ласково улыбаясь, он разглядывал Лизу похотливо, как кот, потом подошел, с силой притянул ее к себе и впился мягкими влажными губами ей в рот. А потом, аккуратно развернув конверт, сунул ей в руки твердый атласный кусок картона. “Остров Мюстик” – место Лизиной мечты.
– Летим послезавтра в ночь. Завтра тебя заберут отсюда, дорогая. А пока отдыхай.
И всю ночь Лизе снилась лазурная вода с запахом арбуза и ландышей…
…
– Приехали, красота! Все мечтаешь, мечтаешь. Борис говорил, что ты чудная. А я думала придирается.
Ираида скакнула козой из машины, с силой выдернув свою корзину с заднего сиденья, схватила Лизу под локоток, шепнула.
– Иди вперед. Да помоги мне им подарки отдать, что-то я боюсь твоих детей, да и вообще не умею с ними. Там конфеты всякие, шоколадки. Все качественное. Да иди уж, говорю.
– Добрый день. Рада вас видеть, дорогие мои! Детки совсем здоровы, с удовольствием встретят гостей. Елизавета Андреевна, Алиса скучала эти дни. Мы немного поменяли ей терапию, чуть скорректировали депрессию, поэтому она слегка возбуждена. Но это пройдет.
Эльмира подпрыгивала на месте, как будто в ее крошечные туфельки на каблучках, похожие на копыта кто-то вставил пружины. Она как будто и не замечала Ираиду, а та постепенно набухала праведным гневом, тем более, что корзина ей совсем оттянула ее худосочные руки. Наконец, терпение ее лопнула, она фыркнула разьяренной кошкой
– Милочка! Вы бы заткнулись что-ли. Видите, люди ждут, дети соскучились. Ведите уже. А то вознаграждение уменьшится кратно вашей нерасторопности.
Эльмира совершенно без удивления глянула в сторону тетки, поджала губы, приподняла плечики, пропищала
– Конечно-конечно. Извините, старалась уделить вам побольше внимания. Идем-идем, скоренько.
Она по-птичьи попрыгала по дорожке куда-то вглубь территории. Лиза с Ираидой пошли за ней, с удивлением поглядывая вокруг. Лиза и не думала, что здесь такая красота – небольшой сосновый бор сменился крошечной дубравой, приютившейся на берегу круглого озера, похожего на зеркальце, брошенное в траву цветущего ромашками и васильками луга. Среди этого почти дикого шика в ровной, белой пене каких-то ароматных мелких цветов вилась и пряталась дорожка, ведущая к двухэтажному небольшому зданию, похожему на частную виллу. Лиза ничего не понимала, но послушно бежала следом, Ираида тоже пыхтела сзади. Наконец, Эльмира остановилась, оглянулась, мотнула подбородком в сторону дома.
– Мы вашим деткам поменяли жилье, с Борисом Михайловичем согласовали. Им здесь будет лучше, спокойнее, да и врачи в этой части живут. Сейчас войдете через главный вход, медсестра вас проводит. А я побежала, дела.
Эльмира мышиными глазками стрельнула в Лизину сумку, но справилась с собой, равнодушно отвела глаза, развернулась и упрыгала по дорожке в неизвестном направлении.
– Лиза, иди вперед. Что-то мне эти медицинские штуки на голову давят, как свинцом на виски. Черт его знает, чего я приперлась, десять лет не была и на тебе. Ну, давай.
Лиза обернулась, хотела фыркнуть в ответ, но опешила – Ираида враз постарела, графичное ее лицо посерело и этот цвет подчеркнул морщины, в глазах плескалась растерянность и страх. Горячая волна странной жалости подкатила Лизе к горлу, она сглотнула комок и толкнула дверь в палату.
Алиса стояла посреди комнаты и ножницами кромсала свои волнистые рыжие локоны. Ножницы были явно тупыми, получалось у нее плохо и уже остриженные пряди были неровными, страшными, торчали в разные стороны, как иголки дикобраза. Из глаз девушки сверкало разъяренное зеленое пламя, губы дрожали и было ощущение, что она вот-вот потеряет сознание. Лиза бросилась к дочери, вырвала у нее из рук ножницы, откинула их прочь, как ядовитую змею, заорала так, что у самой заложило уши.
– Кто!!! Что за идиот дал ей ножницы. Идиоты, всех нафиг, Борис приедет, всех к чертям!
Пока медсестры суетились, капали успокоительное, собирали рассыпанные везде волосы, Лиза подтащила дочь к кровати, усадила, села рядом.
– Что, девочка? Что случилось? Тебе плохо? А где Руслан?
О проекте
О подписке
Другие проекты