Лиза впервые ехала по этому чертовому серпантину спокойно, почти расслабленно. Она его ненавидела и боялась, когда ехала одна, то кралась на своей Тойотке тихонько, затаив дыхание, стараясь не думать о том, что там, внизу под серыми скалами в неуемной свинцовой воде острыми клыками наизготовку оскалились острые камни. На всем побережье более сурового места не было, но Борис Михайлович умудрился построить свой дом именно здесь, как будто подбирал природу точно под свой норов. Миновать серпантин никак было нельзя, дом находился в конце этой дороги, притулился спиной к огромной и мрачноватой горе, спрятавшись в зарослях шикарных кипарисов, и каждый раз, когда Лиза миновала этот путь, то ей казалось, что свыше ей был дан еще один день жизни.
– Елизавета Андреевна, у вас все в порядке? Как вы себя чувствуете?
Лиза вынырнула из своих невеселых дум и поймала себя на том, что почти задремала, впав в нирвану покоя и тепла. Виктор уверенно и даже немного вальяжно вел машину, и только по слегка напрягшимся линиям четких бровей можно было угадать, что он напряженно всматривается в туманные изгибы дороги.
– Все в порядке, Виктор. Немного расслабилась, устала что-то. Мы уже съезжаем в долину, я даже не заметила пути, так быстро доехали. Вы мастер.
Виктор чуть кивнул, в улыбке дрогнул краешек губ, он красиво вывернул на широкую трассу, прибавил скорость и они понеслись, как будто за ними гнались черти.
…
– Ну вот вы опять! Я же вам объяснила, дорогая, что у нас карантин! Немного стоит подождать, как можно быть такой неразумно-настойчивой. Не ожидала от вас, всегда такой выдержанной.
Эльмира Леонидовна была не на шутку рассержена. У нее возмущенно шевелился кончик носа, он поднимался, как будто его за нитку дергали наверх и круглые крошечные ноздри с торчащими черными волосками раздувались от возмущения. Лиза даже растерялась, она вообще не очень умела вести себя с обслугой, даже такого уровня, она терялась даже перед горничной, а тут такой напор. Послушно кивнув, развернувшись на сто восемьдесят градусов Лиза было пошла прочь, но Виктор вышел из машины, быстро подошел в директрисе, твердо взял за локоть и что-то говорил тихо и настойчиво, а у Эльмиры в такт его словам мерно покачивалась голова. Наконец, они закончили свое странное общение, Виктор подошел, коротко сказал -”Идите”. Эльмира развернулась и, покачивая худой задницей, засеменила впереди, и вся ее щуплая фигура выражала несогласие, осуждение и странное удовольствие.
– Елизавета Андреевна, всего десять минут. Вам повезло, температуры у детей нет, они чувствуют себя неплохо. Но все равно, я ради вас нарушаю собственные правила. Десять минут, не больше!
Дети жили в отдельном блоке, состоящем из двух спален, небольшого зала и санузла. Обстановка в клинике, выдержанная в строгом, но совсем не больничном стиле, претендовала на домашнюю, но казенный запах равнодушия и лекарств сквозил, перебивая запах хороших отдушек и качественной пищи. Лиза прошла через зал в спальню Алисы и, как всегда, когда она приходила к дочери, почувствовала неприятный, колющий бег мурашек между лопатками, озноб и неуверенность. За эти десять лет милая, тепленькая дочурка со странным прозрачным взглядом недетских глаз исчезла, и на ее месте появилась чужая девушка, практически не подпускающая к себе. Алиса сидела спиной к дверям, что-то быстро писала в огромной, толстой тетради. Рядом лежал ноутбук и планшет, но дочь не любила гаджеты, почти ими не пользовалась, предпочитая бумагу и ручку. Узкие плечики, плотно обтянутые тонкой светлой водолазкой чуть подрагивали, волосы красивым узлом были собраны над длинной стройной шейкой, золотая цепочка змейкой скользила по высокому воротничку – девочка росла красивой и уже понимала это. Почувствовав мать за спиной, Алиса остановила бег своих ровных строчек, аккуратно положила ручку, захлопнула тетрадь и медленно повернулась. Бледное лицо, высокий лоб, который казался еще выше от туго стянутых к затылку волос, пушистые ресницы, чуть отсутствующий, немного безумный взгляд зеленых глаз – с каждой встречей дочь становилась все дальше и все неузнаваемей. Лиза подошла, коснулась губами прохладной щеки дочери, потянула ее за руку, приглашая встать. Алиса встала, отодвинула мать в сторону, пошла к дверям.
– Мама, ты опять не зашла к Руслану. Я тебя просила – сначала к нему. Он обижается.
Лиза, как привязанная пошла за дочерью. В комнате Руслана были плотно задернуты не пропускающие свет занавески, душный воздух можно было резать ножом. Лиза включила свет, подошла к сыну, сидящему в массивном мягком кресле, подвинула стул, села. Руслан мать не узнал, впрочем он никогда ее не узнавал, просто молча и бессмысленно смотрел ей в переносицу, мокрые губы чуть дергались от тика.
– Мама, он чувствует себя намного лучше. Он сегодня сам ел кашу, ложку даже держал сам, не поверишь. Они какое-то новое лекарство ему дают, эффект потрясающий. А на тебя он обижается, поэтому и молчит.
Алиса нежно наклонилась к брату, чмокнула его в затылок, и Лизе вдруг показалось, что в глазах парня метнулось и исчезло совершенно осмысленное выражение любви.
…
– Мария, почему в комнате у моего сына такая духота? Что, кондиционер нельзя включить, или хотя бы окно открыть? Я не понимаю, честное слово, вы что – сами не чувствуете, что там нечем дышать?
Красивая, полная, похожая статью на королеву крови старшая сестра виновато хлопала длинными ресницами, постепенно покрываясь пятнами от смущения. Лиза буйствовала, ей вдруг захотелось сорвать на ком-то зло, и тут подвернулась эта корова. Мария тихонько вякала что-то в ответ, Лиза не слушала, орала, и замолчала только тогда, когда прохладная цепкая рука дочери вцепилась в ее предплечье, чуть не проколов кожу острыми ногтями
– Мам! Он ненавидит сквозняки! Мария тут не причем, Руслан от движения воздуха становится неуправляемым. Мы с ним даже гуляем, когда нет ветра. Странно, ты мама – должна все это знать. Или, хотя бы, чувствовать.
…
В машину Лиза садилась абсолютно подавленной. Всю дорогу они с Виктором молчали, и только, когда показалась кипарисовая аллея, у Лизы чуть отлегло от сердца.
– Слушай, Вить! Что ты сказал этой мыши Эльмире? Как уломал?
Виктор улыбнулся хитро, как кот
–Не поверите! Я дал ей денег! Элементарно…
Дорога домой почему-то так вымотала Лизу, что из машины она еле вышла. Виктор открыв дверь, подал ей руку и она тяжело, как старуха, оперлась на нее, постояла, чувствуя, что еще секунда и она упадет, стечет к его ногам, как будто ее враз лишили костей. Виктор это понял, перехватил ее покрепче, взяв под локоть, и помог подняться по лестнице такой высокой и такой скользкой, что без него она точно бы ползла по ней на четвереньках.
– Елизавета Андреевна. Может быть доктора? Вы плохо себя чувствуете, мне вы не нравитесь, вы в таком состоянии целый день. Хотите я вызову врача?
Лиза немного перевела дух, села в холле на кресло, отрицательно помотала головой.
– Нет, не надо, Виктор. Мне уже лучше. Проводите меня в спальню, и не вызывайте горничную, я хочу побыть одна.
Виктор аккуратно, чуть приобняв ее за талию, потянул Лизу, помогая встать, подвел ее к лифту, нажал золотистый рычажок. И эти несколько секунд, пока лифт не открыл зеркальные двери слегка прижимал тоненькую руку к себе, ласково поглаживая пальцы.
…
В своей комнате Лиза окончательно пришла в себя. Ощущение безысходности и тоски, которое накатывало на нее всегда при встрече с детьми, чуть отступило, оставив горечь у горла, и, чтобы ослабить ее, она открыла крошечный бар, налила немного шоколадного ликера, махнула разом, как водку. Муж, запрещая ей почти все, что не укладывалось в его понятия правильного женского поведения, а спиртное жене, почему-то, не запрещал. Наоборот, покупал ей дорогие изысканные ликеры сам, иногда прикладывался к ним вместе с ней, и лишь, когда ощущал от нее запах, сам будучи трезвым, недовольно морщил нос. Но молчал, не укорял, позволял как будто. Закусив ликер долькой красного апельсина, Лиза легла прямо в одежде на кровать и закрыла глаза…
…
В этой больнице медики не носили специальную одежду, и даже больницей ее называть считалось дурным тоном – это был “Уютный дом для будущих мам”. Небольшой, похожий на избушку, срубленную из бревен вековых дубов, он прятался в можжевеловой роще, уникальной тем, что можжевельники здесь были высоки, как ели. Песчаную почву не закрывали камнем, она дышала, тихонько зарастала душистым мхом, и только редкие тропинки от основного здания к подсобным – к минеральному источнику, небольшой купальне, похожей на хрустальную чашу в зарослях дикого лотоса, к кафе-мороженому и к каким-то еще зданиям были вымощены камнями, красивыми, похоже полудрагоценными – то ли малахит, то ли нефрит, то ли еще что-то. Дом окружал огромный забор, вдоль которого густо росли барбарисы, подстриженные изысканно и экзотично, вот и вся территория, ненавязчивая, скромная даже. Когда Лизу привезли, а муж перестраховался, отправил ее туда дней за десять до родов, красивая, похожая на быструю хитрую ласку медсестра, которой необыкновенно шло нежно-голубое шифоновое платье, ласково улыбаясь теплой ручкой уцепилась в Лизину ладонь и, весело щебеча, утащила ее в Дом, даже не дав попрощаться с мужем. А потом, усадив на широкую, сделанную в деревенском стиле лавку, защелкала мышью тоненького ноутбука, не переставая щебетать. Не успев оглянуться, Лиза оказалась в очень уютной палате, а еще через восемь дней ее отвезли в родильный зал. Очнувшись от наркоза, она прямо перед своим лицом увидела крошечные личики двойняшек – их уложили в высокую кроватку, которая стояла точно напротив ее подушки. И этот момент был, наверное, самым счастливым, скорее, первым и последним счастливым в Лизиной жизни последних лет.
…
Лиза встала, чуть посидела на кровати, совершенно без всякого желания что-то делать торкнула звонок вызова горничной.
– Елена, ужин готов? Я хочу проверить все ли в порядке. Дайте одеваться, синий костюм, белый шарф, уложите волосы. Остался час до приезда гостьи, поторапливайтесь. И жемчужную заколку, ту парную – ландыши.
Постояв перед зеркалом, задумчиво рассматривая свою хрупкую фигурку, нежно обтекаемую темно-синим шелком, Лиза сама переколола заколку, приподняв шарфик так, чтобы он немного прикрыл узкий, но глубокий вырез на груди, потрогала шпильку в узле волос – тот же ландыш, но немного поменьше, по-девчачьи крутнулась на еле заметных каблучках и пошла в столовую. Горечь от прошедшего дня совсем прошла, а вот встреча с Ираидой почему-то вызывала в ней беспокойство, похожее на страх.
…
– Прикрывать неприлично обнаженную грудь не пришлось бы, если бы ты не выбирала подобные наряды. Замужняя женщина должна иметь мозги!
Лиза на секунду онемела. Тетка, влетевшая в холл, была не то что похожа – она была настоящей ведьмой. Фурией. Костлявая, длинная, как жердь, сутулая и вся черная – от гладко причесанной челки смоляных волос, до острых носов туфель, выглядывающих из-под чуть расклешенной юбки в пол. Виктор, открывший ей дверь, похоже тоже онемел, так и стоял вытянувшись, руки по швам. И только водитель, который ездил за гостьей в аэропорт, понимающе и сочувственно улыбался где-то на галерке этой мизансцены…
– Здравствуйте, Ираида. Я очень рада, что вы удачно добрались. Сейчас вас отведут…
Тетка подскочила ближе, и Лиза с изумлением увидела, что у нее совершенно не старое и даже красивое лицо. Тонкое, со смугловатой кожей, со слегка впалыми щеками, чуть тронутыми нервным румянцем, с большим чувственным темно-бордовым ртом и со странными, вытянутыми, как у египетской мумии, немного безумными глазами.
– Отведут? Меня? Ты и впрямь, красавица решила, что ты здесь хозяйка полная? Это тебя кто-то обманул. Ты здесь вещь, помни это. А свою спальню я без тебя найду как-нибудь. Вот ведь, говорила Борису, что больше здесь ноги моей не будет, а приехала. Повелась. Ладно, проехали, ты вроде и не виновата ни в чем. Это наши дела. Виктор!
Ираида каркнула это громко и скрипуче, как будто у нее в горле что-то треснуло, управляющий вздрогнул и подскочил, встал, вытянувшись во фрунт, как перед генералом.
– Вещи пусть несут аккуратно. В них есть хрупкое. А за мной не таскаться, я все сама найду. К ужину спущусь к восьми.
Через секунду фурии и след простыл, только метнулся черный подол и спрятался за высокой кадкой апельсинового дерева.
Лиза перевела дух, подошла к Виктору, коснулась пуговицы на его идеально-белой рубашке
– Отомри. Про вещи скажи, а то Федорович, медведь, все перемнет своими лапами.
Федорович – дворник, и правда, огромный, как медведь, мог не только передавить вещи к дамской дорожной сумке, но и выжать воду из камня, поэтому предупреждение Ираиды было актуальным. Лизе все больше казалось, что эта Ираида знает их быт до последней детали, и может быть, даже лучше, чем она.
Остаток времени до ужина Лиза провела на узком неудобном диванчике, пристроенном у каменной стенки комнатного фонтана. Он уютно журчал, навевая покой и сон, ароматы из столовой доносились умопомрачительные, и Лиза задремала, уютно уложив голову на бархатную подушку спинки.
…
– Что со мной, Борис? Я заболела? Почему ты меня сюда привез?
Сознание медленно возвращалось к Лизе, она беспокойно оглядывала палату, и страх не был бы настолько сильным, если бы не бегающие, скользкие глаза мужа. Он, вроде и смотрел на нее, но как-то мимо, чуть в сторону, куда-то на висок. Над кроватью, неприятно отсвечивая металлом в солнечном заблудившемся лучике, падающем из неплотно прикрытого окна, хищно нацелилась держателем прямо в грудь стойка для капельницы, и тоненький канал соединял набухшую вену Лизиной руки с огромной, страшной, чуть опалесцирующей бутылью. Вместе с сознанием возвращалась и память, и в ее туманных неверных глубинах проявился столик в уютном любимом кафе, огромная чашка капучино с корицей, пара миндальных пирожных на белоснежной тарелочке, блудливый взгляд Бориса, худую девицу в темном плаще, сидящую за дальним столиком и смолящую длинную черную сигарету…И дурноту…вместе с приторным вкусом миндальных сливок в пересохшем рту…
– Тебе стало плохо, Лиза. Ты потеряла сознание в кафе. Но сейчас все хорошо, нам помогли, тебе придется полежать здесь с недельку. Может, чуть больше, врачи посмотрят. Давай, не хмурься.
Борис (тогда Лиза еще называла его так про себя, что-то даже чувствовала к нему, это сейчас ее внутренний голос отказывается произносить это имя, только “Борис Михайлович”, да “муж”) смотрел напряженно и смутно, потом поднялся, ласково потрепал жену по плечу и вышел из палаты.
Через три дня Лиза уже скакала по коридору, строила глазки симпатичному интерну, поминутно вытаскивала из кармана пижамы телефон, тыркала в “домой” , но телефон молчал, как зарезанный, не звонила даже мама. Нет, конечно, они звонили, но четко. по расписанию – утро, вечер, коротко: ”Как дела, все ли хорошо, что давали на завтрак, гуляла ли во дворе”. Лизе этого было мало, она тосковала по любви, и каждый раз, когда звонил Борис, ждала чего-то. Но ничего не случалось… А в тот день к ней прислали Виктора…
Виктор тогда еще был простым шофером, даже не личным, возил продукты, выполнял поручения – “съезди туда”, “отвези то”. Лиза вообще на него не обращала внимания, так, бегает какой-то парнишка, правда высокий. стройный, широкоплечий и очень симпатичный, но ведь прислуга, что на него смотреть. А тут, когда он вошел в палату, аж присела – до чего хорош. Глянул шутливо и ласково, протянул букет, поставил на тумбу корзинку с фруктами.
О проекте
О подписке
Другие проекты