– Наблюдая Вас, несравненная Лидия Петровна, я представляю гордую чёрную пантеру, прекрасную королеву джунглей.
– Браво! – воскликнула Оленька, – Какое меткое сравнение.
– Браво, господин Аладьин! – подхватили все гости.
Туркина осталась довольна и гордо задрала подбородок:
– Учитесь, господин Весновский!
Уязвлённый редактор молчаливо стиснул зубы.
– Господа, я решительно желаю узнать, что за образы были придуманы Георгию Михайловичу и Анне Яковлевне, – желая разрядить обстановку, сказал Василий.
– Извольте, – тут же откликнулась Исупова, – Я – «ловкая белка».
И в подтверждение слов Анна подняла с плеч и приставила к макушке два тёмных локона, имитируя беличьи ушки.
– Позвольте, Анна Яковлевна, – вмешался Весновский, – Я сказал «Грациозная, ловкая белка. Самая драгоценная из всех беличьих пород».
Аладьин краем глаза заметил, как Лидия поджала губы. «Ну, ещё бы! Теперь ясно, почему она так злилась, что для неё у Весновского не нашлось слов».
– А я – «неторопливый сло-о-он», – растягивая слова, произнёс Георгий Дядин.
Все вновь взорвались от смеха.
– Ну, тогда я желаю, чтобы и мне было придумано прозвище! – заявил Василий, – Уважаемый Виктор Александрович, пожалуйста!
– Извольте! – язвительно прищурив глаза, охотно согласился Весновский, – Вы, господин Аладьин, «кичливый павлин»!
– Как Вам не стыдно, Виктор Александрович? – упрекнула его Оленька.
– Успокойтесь, Ольга Александровна, – остановил её Василий, – Это всего лишь игра. И господин Весновский честно выполняет её правила. Осталось последнее прозвище – Ваше, Виктор Александрович.
– Да! Верно! – подхватили гости, – Иначе будет не честно!
– Я не могу говорить про себя, – заартачился тот. И неожиданно «перевёл стрелки», – Пусть скажет Василий Кириллович; у него это так метко выходит!
И он, в ожидании реванша, уставился на Аладьина так, словно они стояли с пистолетами у барьера. Василий не заставил себя ждать:
– Господа. Виктор Александрович проявил блистательные способности ума и воображения. Поэтому, я полагаю, он с честью заслужил звание «мудрый ворон»!
– Ах, как это точно! – восхитилась Оленька и захлопала в ладоши.
Весновский, внутренне приготовившись к расплате за «павлина», был приятно удивлён. И, сбросив спесь, протянул Аладьину руку:
– Благодарю за плодотворное сотрудничество.
– Всегда к Вашим услугам, – ответил тот, – Будем считать, господа, что мы заново познакомились!
– У нас закончился морс, – сообщила Тата, демонстрируя пустой кувшин.
– Я принесу! – откликнулся Георгий, и вперевалочку направился по лестнице вниз.
– Это было опрометчивое решение – отправить за морсом «неторопливого слона», – смеясь, подметила Анна Яковлевна, – Думаю, он вернётся не раньше, чем через час.
Все рассмеялись.
– А давайте пока попросим господина Аладьина рассказать что-нибудь интересное о столице, – предложила Тата.
Василий подарил ей душевную улыбку:
– Очаровательная Татьяна Михайловна, я с удовольствием расскажу что-нибудь, но в другой раз. Давайте не будем забывать, что сегодня день рождение, и всё внимание должно быть обращено к имениннице. Ольга Александровна, я, к сожалению лишь за час до моего визита узнал о том, что приглашён на это торжество. И не успел приготовить для Вас подарок.
– Ну что Вы…, – скромно улыбнулась она.
– Но я, пока одевался, сочинил стихотворение. Я тогда ещё не знал, как Вы выглядите, и позволил себе пофантазировать. Разрешите, в качестве подарка, я Вам его прочту.
– Прошу Вас, – замирая от восторга, прошептала Оленька.
Аладьин приосанился и, бросая изредка взгляды в сторону Анны Яковлевны, начал:
– Сквозь талый лёд из серых туч
Мелькнёт улыбкой солнца луч.
Ваш дивный взор, он добрый свет,
Растопит этот вечный снег!
И, пробудившись ото сна,
Вы в мир шагнёте, как Весна.
Походкой лёгкой, неземной,
Заполните весь свет собой.
Я бросить к Вашему окну
Готов и солнце и луну!
Пренебрегая сотней роз,
Сплести для Вас венок из звёзд…
В зале повисла тишина.
– Как красиво! – тихо и вдохновенно сказала Анна, нарушая всеобщее молчание.
«Если бы она знала, что на самом деле я читал их для неё, а не для Чикиной», – вздохнул про себя Василий.
– Вы, действительно, сочинили это сами, только что? – усомнился Весновский.
– Виктор Александрович, – одёрнула его Оленька и трогательно заломила руки, – Ах, Василий Кириллович! Как это прекрасно! Мне никогда никто не посвящал стихов. Спасибо!
Лидия Туркина завистливо прикусила губу.
– Браво, господин Аладьин, – констатировал Крашенинников, – Вы нынче всех затмили своими способностями.
– Я что-то пропустил? – появился Георгий с кувшином клюквенного морса.
Весновский поправил очки и двинулся прочь из гостиной.
– Куда Вы, Виктор Александрович? – окликнула его Лидия.
– Мне захотелось выкурить сигарету, – пояснил тот.
– Курение – пагубная привычка. Вам, как доктору, это должно быть известно, – поддела его Лидия.
– Я знаю, – сдержанно ответил он и ушёл.
Лидия скучающим взглядом окинула гостиную. Заметила, что Николай Чикин шепчется о чём-то с Анной Яковлевной у рояля, и тут же окликнула его:
– Николай Александрович! Будьте любезны. Налейте мне морса.
Тот послушно пошёл исполнять просьбу. Исупова с Туркиной обменялись натянутыми улыбками.
– Василий Кириллович, – Ольга уставилась на Аладьина умоляющими глазами, – Я буду просить Вас об одном одолжении.
– Ольга Александровна, голубушка! Любое Ваше желание сегодня – закон.
– Вы должны непременно написать это чудное стихотворение в мой альбом. Пожалуйста!
– Извольте, я готов, – согласился он.
– Ах! – обрадовалась именинница, – Вы – просто чудо!… Мой альбом. Он в спальне.
Возникла пауза.
– Я принесу, – вдруг вызвалась Анна и бросила в сторону Лидии надменный взгляд, – Я – «ловкая белка», я принесу альбом.
И она ушла, покачивая бёдрами.
В гостиную вернулись мужчины.
– Не пора ли выпить чаю? – потирая руки, предложил хозяин.
– Подождите, папенька! Василий Кириллович ещё обещал написать мне в альбом стихи, которые он сам сочинил, – сообщила Ольга.
– Ах, он ещё и стихи пишет? – поразился Новоселецкий.
– Да, он у Вас мастер на все руки, – это появился Весновский.
– Виктор Александрович, – переметнулся на него исправник, – Отчего Вы не играли с нами в покер? Рассказали бы, какие новости нас ждут в завтрашнем выпуске газеты, анонсом, так сказать.
– На масленицу к нам приедет цирк, – любезно сообщил тот.
– Да, это важно, – фыркнул Новоселецкий.
– Ах, как я люблю цирк! – захлопала в ладоши Тата.
– Гвоздём программы будет известный фокусник, – продолжал Весновский.
– Я обожаю фокусы! – заявила Оленька.
– Я возьму билеты в первый ряд, – вдруг заявил Владимир Крашенинников, – Ольга Александровна, хотите, я и для Вас возьму?
– Как Вы любезны, Владимир, – растаяла Оленька и метнула взгляд в отца – Папенька, Вы позволите мне сходить с Владимиром Михайловичем на цирковое представление?
– Хорошо, только возьмёте с собой Машеньку.
– Ну, папа! Зачем же Машеньку? – расстроилась Ольга.
– Василий Кириллович, а Вы любите фокусы? – спросила Тата.
– Я люблю их разгадывать, – признался он.
– Так, может быть, и показывать их умеете? – язвительно заметил Весновский.
– Вы правы. Я могу показать Вам фокус с летающей монетой, – сказал Аладьин.
– Ой, покажите! Покажите! – наперебой загалдели гости.
– Ну, знаете, Василий Кириллович, – развёл руками Весновский, – Если Вы и вправду сейчас покажете фокус, то получите звание «почётного гражданина этого вечера».
– Господа, мне только нужно немного времени, чтобы подготовиться, – предупредил Аладьин, – Я сейчас.
И он спустился по лестнице в прихожую.
Достал из кармана пальто монету и платок. Вытянул из платка несколько тонких невидимых нитей. Огляделся в поисках места поукромней, чтобы протянуть нить под рубашкой, а монету спрятать за манжетой.
По коридору справа, по характерным звукам и запахам, была кухня. Слева – комнаты. Аладьин пошёл налево, в надежде сыскать тихий уголок. Но вдруг из глубины комнат до его уха долетел короткий женский вскрик. Василий насторожился. Следом прозвучал окрик:
– Куда ты?!… Стой оглашенная! Эй!
Аладьин определил, из-за какой двери доносится голос, и направился туда. Рванул на себя дверь.
Это оказалась спальная комната. У распахнутого окна стояла Анна Яковлевна, облокотившись на подоконник и высунувшись наружу почти до пояса. Услышав, что кто-то вошёл, она выпрямилась:
– Ах, Оля, что за дикая у вас прислу…, – осеклась на полуслове и рассмеялась, – Ой, это Вы, Василий Кириллович?
– Что случилось? Я услышал, что Вы кричали.
– Вообразите себе, она выпрыгнула в окошко! – в удивлении пожимая плечами, сообщила Анна.
– Кто?
– Девчонка.
– Что за девчонка?
– Не знаю. Прислуга, должно быть, – Анна поёжилась от холодного ветра и закрыла окно на шпингалет, – Признаться, я и не сразу её заметила. Даже вскрикнула от испуга. А она тут же – шасть! И – в окно! Я кричу ей: «Стой!» Да куда там! Она – за угол, и след простыл.
Анна Яковлевна подняла с прикроватного столика альбом и заметила:
– Покрывало примято; небось, спала на хозяйской кровати? Надо пожаловаться Оленьке.
Она столкнулась взглядом с Василием и с трудом подавила невольную улыбку.
– Чему Вы смеётесь? – озадачился Аладьин.
– Стыдно сказать, но, когда я впервые услышала Вашу фамилию, я подумала, что Вас зовут Аладдин. Ну, это такой герой из восточной сказки; мне мама в детстве читала, – Анна коротко рассмеялась и тут же спохватилась, – Только не говорите никому, ладно?
Василий смотрел на неё, слушал, как она говорит, как смеётся… И душа его тихо пела.
– А я видел Вас нынче утром, – вдруг признался он.
– Где?
– Вы стояли на крыльце дома Ахметова возле моста.
– Ничего удивительного, – повела плечами она, – Шакир Ахметов – мой дядя. Я у него живу. Идёмте, нас, должно быть, заждались?
Неожиданно Аладьина точно током ударило:
– Анна Яковлевна, а какого возраста была девочка?
– Лет десяти-двенадцати.
У Василия защекотало в носу:
– А в руках у неё ничего не было?
Анна задумалась:
– Вроде, нет. Я как-то не заприметила. А что такое?
– Вот что, ступайте-ка в гостиную и приведите сюда Ольгу Александровну. Но ничего ей пока не рассказывайте.
– Хорошо. Вы такой смешной, – Анна удивлённо пожала плечами и ушла.
Она вернулись с Ольгой.
– Ольга Александровна, – вкрадчиво произнёс Аладьин, – Взгляните, пожалуйста, всё ли на месте в Вашей спальне? Ничего не пропало?
– А-а, я знаю эту игру! – весело погрозила им пальцем Оленька, – Вы с Анной тут что-то спрятали, и я теперь должна найти. Да?
– Не совсем, – разочаровал её Василий, – Скажите мне, Ольга Александровна, держите ли Вы в этой комнате ценные вещи; украшения или деньги?
– Да, – кивнула она.
– Будьте любезны, проверьте прямо сейчас, на месте ли они?
Ольга в недоумении посмотрела на Аладьина, затем на Анну. И полезла в комод. Достала квадратную шкатулку:
– Вот. Тут все мои драгоценности, которые мне дарили папенька и…, – она приподняла крышку и удивилась, – Но тут ничего нет!
Ольга продемонстрировала пустую шкатулку. Анна побледнела, прижав к груди альбом, и метнула испуганный взгляд на Аладьина.
– А что это значит? – спросила у них Ольга.
– Это значит, – строгим холодным голосом ответил Василий, – Что в Вашем доме только что побывал вор. Вас ограбили.
Ольга выронила шкатулку на ковёр.
– Спокойно, господа! – скомандовал Новоселецкий, – Я прошу всех остаться в гостиной. А Александр Адрианович с Еленой Аркадьевной обойдут все комнаты и проверят, не пропало ли ещё что-нибудь?
– Митрофан Иванович, – зашептал Аладьин, – Это «Оборотень». Я чувствую, это он!
– Тише ты! – шикнул сердито исправник, – Держи язык за зубами.
Спустя четверть часа Чикин вернулся в гостиную встревоженным. Протянул Новоселецкому другую шкатулку:
– Вот. Здесь были Леночкины фамильные драгоценности. Теперь их нет.
Гости ахнули и заволновались ещё больше.
– Покажите мне, где была шкатулка? – попросил Новоселецкий.
Как выяснилось, вторая шкатулка была в спальне хозяев, расположенной рядом со спальней дочери. Никаких следов ни на полу, ни на окне не было.
– Аладьин. Идёмте в комнату Ольги, – распорядился Митрофан Иванович, – И приведете госпожу Исупову.
Анна стояла у порога, бледная и напуганная. Новоселецкий погладил её по плечу:
– Анна Яковлевна, душенька-голубушка. Я Вас очень прошу, соберитесь и всё с самого начала с того момента, как Вы вошли в комнату.
– Я вошла в комнату, – повторила Анна, переступая порог, – И сразу посмотрела на туалетный столик; там лежал альбом, за которым я пришла.
– Стоп, – скомандовал Новоселецкий, – Свет в комнате был включен? Или Вы его включили, когда вошли.
– Включен, – уверено сказала она, – Горел ночник.
– И Вас это не удивило?
– А-а…, – Анна растерянно заморгала, – Я не придала этому значения.
– Дальше, – велел Митрофан Иванович.
– Я потянулась за альбомом, – Анна наклонилась над туалетным столиком, – А в это время шторка балдахина дёрнулась, и оттуда кто-то выскочил. Я от неожиданности вскрикнула!
– Я слышал, – подтвердил Аладьин.
– Подождите, – осадил его Новоселецкий, – А Вы продолжайте, Анна Яковлевна.
– Она очень быстро бросилась к окну, распахнула раму, взобралась на подоконник и… спрыгнула.
– Как она выглядела? Во что одета?
Анна озадаченно развела руками:
– Я не разглядывала её. Понимаете, я ведь решила, что это кто-то из прислуги…
– Ну, постарайтесь. Хоть что-нибудь. Это очень важно.
Исупова прижала пальцы к вискам:
– На голове у неё был платок, – сказала она, – Да. Иначе я бы увидела, какие у неё волосы… Одета. Во что одета?… Во что-то тёмное. Наверное, это была кофточка или пальто. Я не знаю. Это всё.
– Покажите, как она взобралась на подоконник, – попросил Новоселецкий.
Анна подошла к окну, взялась за ручку.
– Значит, окно было уже открыто? – остановил её Митрофан Иванович.
– Нет, прикрыто.
– Но она дёрнула шпингалет?
– Нет, – Анна задумалась, – Или да. Я не помню. Кажется, нет.
– Дальше, – вздохнул Новоселецкий.
Анна Яковлевна приподняла подол юбки и взобралась коленями на подоконник:
– Вот так. Затем она крутанулась и спрыгнула спиной вниз.
– Теперь понятно, почему на подоконнике нет следов, – проворчал Митрофан Иванович, – И не понятно, почему их нет на полу! Анна Яковлевна, во что девочка была обута? Что у неё было на ногах? Носки? Ботинки? Галоши?… Босая?
– Ботинки, кажется…, – неуверенно кивнула Исупова и взмолилась, – Митрофан Иванович, можно я домой пойду? Дядя будет сердиться.
– Ступайте, – махнул рукой исправник.
– Я провожу! – вызвался Аладьин.
В прихожей, помогая Анне надеть шубку, Василий не удержался:
– Анна Яковлевна, я хотел бы задать Вам ещё несколько вопросов. Это очень важно.
– Я устала, – пожаловалась она.
– Тогда я буду вынужден пригласить Вас завтра в полицейское управление.
– Нет-нет. Только не в управление! – испугалась она, – Если дядя узнает, что меня вызывали в полицию, он будет очень зол и отправит меня к отцу!
– А, если я приглашу Вас к себе в гости? – спросил Василий, – Как к этому отнесётся Ваш дядя?
– В гости – это совсем другое дело, – кивнула Анна.
– Вот и отлично. Я буду ждать Вас завтра в половине десятого утра. Надеюсь, Вы уже проснётесь?
– Я с детства просыпаюсь очень рано.
– Замечательно. Я живу в номере…
– Я знаю.
– Откуда? – опешил Аладьин.
– Вы такой смешной, – покачала головой Исупова, – Это весь город знает.
Аладьин с Новоселецким возвращались домой далеко за полночь.
– Прислуга клянётся, что никого из чужих в дом не пускали.
– А много у Чикиных прислуги? – спросил Василий.
– Семья Долговых. Жена – кухарка, дочь – горничная. А муж – дворник, при кухне помогает и вообще по хозяйству.
– А как можно попасть в дом?
– Два входа, – пояснил Новоселецкий, – Парадный и через кухню. Парадный за нами закрыл сам Чикин. После нас никто не приходил. На кухне постоянно находилась прислуга. Спрашивается, как чужая девчонка попала в дом?
– Через окно.
– Окна в это время года открытыми не держат, – напомнил Новоселецкий.
– А действовала воровка уверенно, – подметил Аладьин, – Никаких лишний движений. Откуда она так точно знала места, где лежат драгоценности?
– Тоже мне секрет! Зайди в любой дом; все женщины хранят их в ящике комода возле кровати!
– И всё же, это было смело; залезть и ограбить дом, в котором полно гостей. Митрофан Иванович, а ведь это вызов.
– Какой ещё «вызов»? – насупился Новоселецкий.
– Обратите внимание, Своё первое ограбление в нашем городе «Оборотень» совершил именно в том доме и в то время, когда там были полицейский исправник и его первый помощник. Он бросил нам перчатку!
– Идите Вы к чёрту с Вашими аллегориями!
Раздеваясь перед сном, Аладьин уронил жилетку, и из кармана что-то выкатилось. Он наклонился – ах, да! Как же он про него забыл? Камешек из ладони мёртвого Дюрягина.
Василий небрежно положил его на этажерку. И широко зевнул. Какой же был насыщенный день! И сколько осталось вопросов. Впрочем, утро вечера мудренее. Утром к нему придёт Анна Яковлевна. Надо быть выспавшимся.
О проекте
О подписке