История десятая. «Призрачный брак»

Фотография – это способ чувствовать, трогать, любить.

То, что вы поймали на пленке, запечатлено навсегда…

Она помнит мелочи, даже после того, как Вы все забыли.

Аарон Сискинд

Глава первая

В свете фар Краузе наблюдал, как сказочно кружился пушистый снег. Мелькающий ландшафт и деревья, покрытые снежными шапками, вызывали воспоминания о проведенном времени на берегу Себежского озера. Джазовую композицию сменили новости. Услышав по радио, что Пентагон заявил об отправке инструкторов для тренировки сирийской оппозиции, Краузе попросил Василия тишины. Он ехал на встречу с новой пациенткой и хотел привести мысли в порядок. Поставил любимую композицию жены и закрыл глаза.

Где-то в грудине все еще тлела боль от потери любимой. Подспудно он понимал тех мужчин, что старались восполнить новой кандидатурой место умершей супруги, чтобы заглушить невыносимую тоску. Новая семья, новые заботы, но это не его путь. К тому же, окажись новая пассия в поле зрения его преследователя, беды не избежать.

«Ягуар» плавно въехал в коттеджный поселок на берегу Истры и остановился перед коваными воротами с фамильным вензелем. Доктор оглядел плавно открывающийся участок, густо засаженный хвойными деревьями. Десятками окон пламенел огромный трехэтажный дом. Снаружи создавалось впечатление, что дом заселен большим семейством, поэтому, идя в кабинет, Краузе удивился пустынным этажам.

Навстречу ему выпорхнула высокая шатенка с зелеными глазами и точеными чертами лица. Увидев ее, доктор испытал разочарование, – это была младшая дочь Аврорина, близкого друга отца. В последний раз он видел ее еще подростком. Всегда сдержана на эмоции, с гордой осанкой и поразительной осведомленностью обо всех, кого обсуждали домочадцы. Как и все девочки из хороших семей она увлекалась музыкой, балетом и живописью.

– Николь, рад тебя видеть, – он изобразил улыбку.

Но Николь не обманешь, она всегда была проницательной и понимала, а может, чувствовала, что скрывается за масками ее окружения.

– Извини, что представилась чужим именем, не хотела, чтобы из твоего секретариата пошла утечка. Человек нашего круга не должен быть замечен в обществе психиатра-гипнолога, да еще накануне свадьбы. Пойдут слухи, а я бы хотела избежать упоминаний моего имени в прессе, тем более в таком контексте.

Ее надменность всегда раздражала, вот и сейчас Краузе еле подавил в себе желание немедленно уехать. Но раз остался, решил повредничать и намеренно проигнорировал упоминание о свадьбе.

– Не могу представить по какому поводу тебе понадобился.

Николь указала ему на кресло у камина, в котором потрескивали поленья, взяла со стола фотографию в серебряной рамке и села рядом на кушетку.

– Это Гектор, мой жених, – она протянула ему фотографию стройного брюнета лет тридцати пяти, запечатленного на фоне старинного тюдоровского замка. – Мы познакомились в Лондонской школе бизнеса и с тех пор вместе.

Краузе проигнорировал ее посыл и, едва взглянув на фото, демонстративно принялся изучать обстановку кабинета. Николь почувствовала его раздражение и смутилась.

– Прости, я веду себя бестактно. Надо было выказать соболезнование о потере жены и осведомиться о твоем здоровье. Сама себя не узнаю. Наверное, это из-за волнения перед свадьбой.

– Зачем я здесь? – Эрих оглянулся на звук открывшейся двери.

Женщина в белом переднике закатила в кабинет сервированную тележку.

– Я попросила подать нам кофе.

Пока прислуга расставляла посуду и обслуживала гостя, Николь не сводила с Эриха пристального взгляда, мысленно выстраивая канву дальнейшего разговора, и решила первой же репликой вызвать у него сочувствие.

– Месяц назад мы похоронили маму, – с надрывом произнесла она, когда они снова остались наедине.

– Прими мои соболезнования, – Эрих придвинул чашку кофе и сделал пробный глоток. Вкус был настолько восхитительным и необычным, что он не удержался от похвалы.

– Особая обжарка, мамин секрет, который, к сожалению, она унесла в могилу. Осталась одна банка, мы подаем это кофе особым гостям.

Это тоже был просчитанный ход, она знала, что все семейство Краузе питало слабость к кофе.

– От чего она умерла?

– Инсульт. Это было так неожиданно. Мама всегда следила за здоровьем. Каждый год полное обследование и профилактические меры. Мы ожидали подобного сюрприза от папы, который нещадно курит сигары, пьет виски и хохочет так, будто сейчас взорвется, но мама…

– Очень жаль. Я похоронил обоих родителей и знаю, как это тяжко.

Николь нервно поправила ворот белой блузы. Судя по всему, светская часть беседы закончилась, и она наконец-то решилась сообщить причину, по которой обратилась к гипнологу. Краузе закинул ногу на ногу и приготовился к обстоятельному разговору.

– Эрих, до свадьбы мне нужно разобраться с проблемой, которую я не могу принести в свою семейную жизнь.

– Что за проблема?

– Как и папа, Гектор работает в банковском секторе, но у него есть хобби – фотография. Он любит путешествовать и фотографировать. Сам обрабатывает снимки и публикует их в журналах. У него даже была выставка. Я живу на две страны, поэтому успешно обхожу эту тему, но, как ты понимаешь, после свадьбы это будет невозможно.

– Пока я не вижу проблемы…

– Проблема в том, что я до дрожи боюсь фотографироваться и всего, что с этим связано. Под фобию попадают фотокамеры, вспышки, штативы, фотопленка. Исключение в этом длинном списке – мобильный телефон. Его я еще могу вытерпеть, но тоже не всегда.

Эрих вспомнил ее реакцию на групповое фото во время совместного отпуска двух семейств. Николь убегала каждый раз, когда видела в чьих-то руках фотоаппарат.

– Когда это началось?

– Еще в детстве. Твой отец лечил меня. На какое-то время проблема отступила, но со смертью матери вернулась в более тяжелой форме.

При упоминании отца Эрих сжал кулаки. Он знал истинную причину сеансов психоанализа старшей сестры Николь и заподозрил, что младшую постигла та же участь. Тогда Эрих был студентом, отец пытался приобщить его к своей практике, надеясь позже передать пациентов, поэтому допускал к сеансам. Вникнув в суть проблемы старшей дочери Аврорина, Эрих отказался от общения с отцом и его окружением.

– Ты помнишь первый приступ?

– Это было на похоронах бабушки. Мне было восемь лет. Зачем-то пригласили фотографа и снимали ее в гробу. Меня привлек процесс, но, когда я увидела всю экспозицию, упала в обморок. С тех пор стоит увидеть хоть что-то напоминающее о той странной фотосессии, меня накрывает леденящий душу страх. Это относится даже к белому цвету. Как я пойду под венец, если не могу примерить свадебное платье?

– Правильно ли я тебя понял: все началось со смерти бабушки, а после смерти матери вернулось?

– Да.

– То есть фотография и смерть как-то связаны?

Она с сомнением пожала плечами.

– Николь, подумай, и ответь. У тебя есть некрофобия?

– Что это? Боязнь смерти?

– Некрофобия – это патологический страх мертвецов. Человек испытывает ужас перед похоронными атрибутами. Обычно фобия проявляется после смерти близкого родственника. В твоем случае – после смерти бабушки.

Николь закивала, но потом на лице отразилось сомнение.

– Обморок был в восемь лет, до того я была на похоронах дедушки и все было в порядке, а вот фотографироваться я боялась сколько себя помню. Эрих, скажи, как внешне проявляется эта фобия?

– Одышка, учащенное дыхание, потливость, сухость во рту. Возможны тошнота, беспокойство или чувство тревоги.

– Не было ничего из перечисленного…

– А как протекал приступ?

– Мне казалось, что меня положат к бабушке в гроб и будут фотографировать, как только я это осознала, то упала в обморок.

На глаза навернулись слезы, Николь вскочила, отошла к зеркалу, встроенному в буазери, и поправила макияж.

– Все это так неприятно и отвлекает от организации торжества. Свадьба пройдет в старинном замке, когда-то принадлежавшем семье Гектора. На свадьбе меня будут фотографировать, я до дрожи боюсь опозориться. Что подумают родственники Гектора? Они оказали мне честь, доверив продолжение их рода, а я сбегу с собственной свадьбы, крича, что боюсь фотографироваться.

Эрих подумал, что, скорее всего, честь девушке оказали из-за многомиллионного состояния ее отца, но тут же признал, что Николь очень подходит на роль жены англичанина из знатного рода. Он с легкостью представил ее в окружении будущего мужа. Элегантная, воспитанная, с хорошими вкусом и манерами.

– Я уже трижды откладывала дату свадьбы. Конечно, всегда по уважительному поводу, но, если сделаю это еще раз, Гектор подумает, что я намеренно затягиваю процесс.

Оставалось загадкой, как она до сих пор скрывала свою фобию от жениха, увлекающегося фотографией, но уточнять Эрих не стал.

– Понимаю, – с сочувствием произнес он и следом спросил: – А какой диагноз ставил мой отец?

– Фотофобия, но признавал ее немного атипичной.

– Как я понял, ты хочешь пройти у меня сеансы.

– Погрузи меня в гипноз. Выуди на поверхность то, что я могла забыть. Если не найдешь… – она провернула помолвочное кольцо, – тогда останется лишь одно – этот страх сформировался в прошлой жизни. Я не верю в реинкарнацию, но ради Гектора готова рискнуть и пройти через регрессию.

Эрих перевел взгляд на портрет семейства, висевший над камином: отец, мать, сын и трое дочерей. Эта семья скрывала много тайн, и он боялся, что за фобией Николь таится то, что поставит его перед профессиональной и этической дилеммой.

– Наверное, ты захочешь, чтобы сеансы я провел в этом доме?

– Для сеансов нам подготовят гостевой домик. Там просторная студия. Вот только я не должна видеть никакого оборудования, связанного с видео- и фотосъемкой.

– Есть проблема. Сеансы я записываю на видеокамеру, это нужно для аналитики данных.

– Нет. Никакой камеры, – категорично потребовала Николь.

Согласовав время сеанса, они подробно обсудили раздел договора о конфиденциальности, методы и последствия воздействия гипноза. Аврорина подписала договор и протянула одну копию Эриху. Затем пригласила его на ужин, предупредив, что за столом будут близкие друзья отца. Эрих сослался на занятость, попрощался и незамедлительно покинул дом. В принципе, он не лукавил, на вечер у него были запланированы еще две встречи.

***

Краузе сидел за столиком в ресторане на Тверской в ожидании Петрасевича, когда ему позвонил немецкий журналист, разыскивающий для него информацию о подругах его прошлой инкарнации – Франца Герца. Как только Эрих заговорил на немецком, почти все посетители обернулись и устремили на него изучающие взгляды.

Собранная журналистом информация была неутешительной: Гретхен Фишер погибла при бомбежке Берлина, а Зелда покончила с собой через полгода после поездки в СССР.

– Судя по кодировке груза, она привезла из оккупированной территории мертвеца. В документах почему-то отсутствует имя покойного. Муж ее в то время был еще жив, он застрелился в собственном кабинете в Кёльне только в 1944 году, поэтому я предположил, что это тело вашего родственника.

Эрих задумался, по всей видимости Франц для Зелды был не просто любовником, раз она, рискуя жизнью, поехала за его телом в стан врага. Это никак не вязалось с тем, что он видел под гипнозом.

– А вы можете установить место его захоронения?

– Постараюсь, – с готовностью отозвался журналист.

– А заодно и места захоронений Зелды и Гретхен.

– Кстати, эти особы были знакомы, – интригующе выдал журналист.

Эрих обомлел.

– Откуда такая информация?

– В социальных сетях я нашел внучку Гретхен – Марту Мюллер. Мы встретились, я рассказал ей о своем расследовании. Она оказалась очень общительной, принесла массу фотографий. Я выслал вам на почту. Так вот, Марта сообщила, что Гретхен вела дневник. В нем ее бабушка написала, что была страстно влюблена во Франца, но некая особа, жена генерала, неоднократно угрожала ей расправой, если она не оставит ее любовника в покое…

– Одну минуту, – перебил его гипнолог.

Новость была из разряда сенсационных. Эрих расплатился по счету, быстро накинул на плечи дубленку и выскочил на улицу, но шум от проезжающих машин был таким громким, что ему пришлось сесть в «Ягуар».

– Продолжайте, пожалуйста.

– Зак не давала ей прохода и Гретхен уехала в Берлин. В Берлине Гретхен вышла замуж за врача и родила дочь. Супруги вместе работали в больнице и погибли при бомбежке, а их дочь и мать Гретхен спаслись в бомбоубежище.

Теперь Эриху стало понятно, почему Гретхен без объяснений прекратила общение с Францем. Она не только узнала, что у него есть другая, но и то, что эта женщина замужем и значительно старше его. Он вспомнил ее презрительный взгляд, когда Франц пытался с ней заговорить в последнюю встречу.

– Какая трагическая история, – не удержался от комментария Эрих.

– В духе того времени.

Оставался невыясненный вопрос: могла ли Зелда в новой инкарнации узнать об Эрихе и искать с ним встречи? Это предположение было скорее из области фантастики и, подумав, Эрих его отмел.

– Спасибо за оперативную работу. Жду от вас информации по захоронениям. Пришлите мне счет за ваши услуги на почту.

Эрих переслал профессору Майеру запись разговора с журналистом в надежде позже обсудить вскрывшиеся факты. Ему натерпелось доказать наставнику, что Франц женщин не отталкивал, и поставить точку в этом вопросе.

В зеркале бокового вида Эрих увидел, как из припаркованной сзади машины вышли Петрасевич и Островский. Встреча была назначена только Петрасевичу. Накануне Эрих попросил его накидать предварительный бизнес-план, чтобы понять, на какую сумму он может рассчитывать, если они вернутся к прежней схеме раскрутки его частной практики. Мало того, что Островский приехал без приглашения, закадычные друзья имели наглость громко обсуждать клиента в насмешливой манере.

Первым среагировал протирающий машину Василий, повернулся и кашлянул. Островский сконфузился и одернул смеющегося друга, потом заметил в машине самого Эриха и остолбенел. Петрасевич проследил за его взглядом, мгновенно сориентировался и подбежал к Краузе.

– Эрих, как я рад тебя видеть!

Василий к тому времени вернулся в машину и, не дожидаясь приказа шефа, включил поворотник и вырулил на Тверскую. Обычно Краузе в подобных вопросах инициативу не терпел, но болезненная реакция водителя его отрезвила и подтолкнула к решительным действиям. Ему все равно придется обрывать все контакты, дабы не подвергать риску свое окружение, так почему не использовать подвернувшийся случай?

***

Как только Анисимова открыла дверь, Эрих понял, что она рассталась с очередным любовником. Волосы взлохмачены, глаза безумные, нос красный, как у Деда Мороза. Когда она нервничала, то расчесывала руки, а сейчас, смотря как Эрих снимает дубленку и разувается, скребла пальцы левой руки с такой силой, что сквозь кожу проступила кровь. Так она переживала только личные драмы, с остальными проблемами однокурсница разделывалась так же быстро, как и с проблемами обратившихся к ней за помощью пациентов.

Светлана провела его в гостиную и показала на единственное не заваленное ее личными вещами кресло. Эрих решил не форсировать разговор.

– Ты сделала ремонт?

Краузе подметил монохромный интерьер, новую мебель и черно-белые фотографии. Интерьер по-европейски минималистичен и функционален.

– Давно. Ты не был в этой квартире с моего сорокалетия, а прошло, между прочим, пять лет. Будешь чай? – ее голос звучал слабо, из чего Эрих сделал вывод, что расставание произошло совсем недавно.

Эрих согласился и тут же предложил свою помощь, но Светлана отмахнулась и скрылась на кухне. Он последовал за ней, в надежде отвлечь новостями из своей жизни, но она слушала вполуха, почти не вставляла привычное: «Ничего себе» и раздражающие Эриха эксцентричные ремарки.

Свою исповедь она начала, когда опустели чашки, а нетерпение Эриха достигло максимальной планки.

– Мы с Арманом расстались.

– Когда?

– Позавчера.

– Почему? – Эрих отключил звук на мобильном, который не умолкал с момента неприятной встречи у ресторана. К бомбардировке звонками и сообщениями во все известные чаты подключилась Ева, доставая его нелепыми объяснениями.

– У него есть другая. Испанка. Они встречаются уже три года. Я приехала без предупреждения, хотела сделать сюрприз, а она открыла дверь. Представляешь, у меня нет ключа от его квартиры, а у нее есть. Она знала о моем существовании, а я нет.

– У таких пижонов в каждой стране по подруге и со всеми длительные отношения. Это удобно. Не надо тратиться на гостиницу и ужин в ресторане, к тому же секс обеспечен. В разлуке у женщины обостряются чувства, на это он и рассчитывает.

Анисимова подняла на него глаза и скривилась в болезненной гримасе.

– С чего ты взял? Ты даже его не знаешь! Если мы расстались, это не значит, что ты должен его в грязи извалять. От этого мне не легче.

Эрих извинился и мысленно пожелал себе скорейшего окончания дня. Видимо, сегодня звезды прочат ему лишь разочарование и промахи.

– Я сделал этот вывод из того, что сам видел и слышал от тебя. Красный спорткар, лощеная и броская внешность, хороший вкус в одежде. Анисимова, ты сама так его описала. Неужели ты думаешь, что такой типаж заинтересовал только тебя и что его можешь привлечь только ты. У него разъездной характер работы, он открывает часовые бутики по всей Европе. Конечно, ты не единственная.

Сначала она вспыхнула от гнева, но, подумав, тяжело вздохнула и опустила голову.

– Ты прав. Мы слышим и видим только то, что делает нас счастливыми, а реальность, порой такую красноречивую, в упор не замечаем. Сколько раз я это говорила своим пациентам, а сама поступаю так же.