Очевидно, заснуть я не могу.
И не только потому, что это место новое, не мое.
Потому что я снова и снова думаю о нем.
Красивом, шикарном, властном. Чужом.
Он уехал спать к Кристине.
Своей женщине, которая заслужила право быть рядом с ним.
Которая рядом с ним и была, когда в его жизни появилась я.
Несуразно, нелепо, не к месту.
Наше знакомство с Анзором произошло при странных и нелепых обстоятельствах.
Все началось с того, что он едва не сбил меня на своем гоночном космолете, когда я переходила дорогу на красный свет возле университета в первый сентябрьский день. Потом я случайно облила его кофе на глазах у всего института. А затем… Затащил меня в багажник и привез в свою автомастерскую, где решил «проучить», заперев в комнате над цехом. Но я не собиралась сдаваться наглому кавказцу – и в итоге, когда он явился, чтобы «наказать» меня, мне в голову не пришло ничего лучше, чем сигануть со второго этажа.
Смешно звучит?
Тогда было не очень-то. Чудом я влетела в потолочное окно машины. Чудом отделалась переломом ноги и ушибами. А еще. Еще это сумасшествие, как оказалось, стало безотказным способом влюбить в себя жесткого и высокомерного бабника, который с того самого дня просто измором начал меня брать. Меня, простую девочку из Иваново, только окунувшуюся в столичную институтскую жизнь.
Я долго сопротивлялась этому натиску. Даже мысли не могла допустить о том, что мы можем быть единым целым. Мы были из разных миров, в буквальном смысле слова. Я – простая русская девочка, у которой впереди много работы над собой, чтобы чего-то добиться, он – старший сын главы одной из северокавказских Республик, который хоть и бунтовал, забываясь в гонках и тусовках, но никогда не забывал о своих корнях. А еще «корни» о нем не забывали.
Мы разошлись. Нет, не потому, что чувства погасли. Потому что иначе было нельзя. Наш союз был обречен. И в какой-то момент я даже смогла с этим смириться и как-то жить дальше, но.
Сегодня и сейчас внутри снова разыгралась такая буря, такое смятение, что трезво и здраво дать определение тому, что я чувствовала, не могла дать.
Скрип. Даже скрежет. Да, мое сердце сейчас не стучало, оно ритмично скрежетало, снова и снова стесывая до боли свои израненные очертания о беспощадно острую правду: Анзор Гаджиев стал таким, как хотел когда-то его отец, – жестким, циничным, добившимся власти и денег. И в его жизни уже были важные женщины. А я.
Я просто недоразумение, которое он пожалел.
Будь на моем месте вчера любая другая, он бы тоже заступился, если бы она попросила.
Я точно знала.
Потому что слишком хорошо понимала характер Анзора.
Только под утро меня все-таки вырубает. Это чисто физиология. Просто ресурсы организма не выдерживают.
Мне и вовсе кажется, что я не сплю. Ворочаюсь в постели. Потею, чувствую боль на ягодицах и бедрах от прошедшей экзекуции.
А потом ощущаю, как голой ключицы касаются горячие мужские пальцы, и. их сменяют такие же жаркие губы. Сердце сжимается до размера спичечного коробка и начинает отплясывать в диком ритме.
Тело выгибает следом за тем, как те же самые пальцы ведут от шеи по груди и животу вниз. А потом я снова чувствую губы. Стону. Хочу сказать его имя, но не могу. Оно словно бы застряло внутри. Словно бы я посадила его на цепочку и теперь боюсь выпустить.
– Рада, – слышу рваное, тягучее, жаркое. – Рада.
На животе раскаленным дыханием.
На мочке уха, на переносице.
Как нервный ток.
Как разряд за разрядом.
– Рада.
Сон вдруг рассеивается, и я понимаю, что просто бредила.
Концентрирую взгляд и понимаю, что передо мной сейчас сидит Анзор.
На нем свитер-поло, классические джинсы. Но его образ сейчас словно бы смазанный. Глаза непроизвольно впиваются в его, стоит мне сконцентрировать зрение. Меня подбрасывает, потому что его зрачки сейчас черные, расширенные, заполняющие почти весь глаз. Губы приоткрыты. Руки сжаты в кулаки.
Я знаю это его состояние.
Как же хорошо я его знаю.
Анзор возбужден. Дико, по-животному возбужден.
– Прости, что разбудил, но надо поговорить, – говорит он сипло и быстро встает с кровати, отходя в дальний конец комнаты.
Тело все еще знобит от пережитого возбуждения во сне, которое так и осталось спелым фруктом – несорванное, пульсирующее в моей крови.
Анзор совсем вне поля моей ауры. Отошел так далеко, что почему-то в этот момент стало холодно.
Развлекался ночью с Кристиной? Выглядит лощеным.
Она сама ему одежду гладит и надевает, как примерная женушка?
Останавливаю саму себя в потоке язвительных вопросов, которыми делаю больно только лишь себе.
Про мое состояние он не интересуется.
Просто, удостоверившись, что я проснулась и адекватно воспринимаю его слова, разворачивается и идет к двери.
– Одевайся, пожалуйста, побыстрее. Попрошу принести нам кофе. Времени не так много. Открывает дверь.
Уже в проеме снова на меня оглядывается, имея ответ на мой закономерно застывший на губах вопрос.
– На кресле пакеты с одеждой. Не тяни, пожалуйста. Это в твоих же интересах.
Я делаю то, что он говорит, на автомате.
Не цепляюсь за ощущения и чувства. Не пытаюсь ловить полутона в его взгляде и голосе. Это все пустое. Просто отключаю рассудок. Я так умею, я так уже делала. Не думать, не жать на рану. Просто. Вдох-выдох. Существование. Это очень просто.
Выхожу к нему, напялив молочный свободный костюм кэжуал. Удобно и безлико. То, что нужно.
Волосы собрала в тугой хвост. На лице ни грамма косметики – мне нечем даже потрескавшиеся, искусанные вчера губы намазать.
В унисон со мной в просторную гостиную люкса девушка из рум-сервиса заносит поднос с кофе.
Аромат почему-то не бодрит и не будоражит нос, а уже заранее вызывает во рту ощущение горькой оскомины.
Он смотрит какие-то бумаги.
Брови напряженно сведены. Взгляд живой и цепкий.
Хищник.
Не зря его так называли.
Таким и остался.
Только, судя по всему, стал еще более опасным.
– Рада. – видит меня, но в небрежно скользнувшем по мне взгляде: «Садись».
Переводит взгляд на горничную, терпеливо ожидая, пока она удалится, не говорит.
Когда пытаюсь занять место в кресле напротив, морщусь, потому что ягодицы саднит.
Он встречается со мной взглядом, откладывает документы и хмурится, но ничего не говорит.
Безжалостно молчит.
Не извинился.
Ни разу.
Даже поверхностного участия нет, для виду.
– С чего начать, Рада, с плохой новости или с очень плохой? – выдыхает шумно и со свистом.
– Говори уже, – не церемонюсь относительно того, как звучит мой голос. Плевать. Что еще могло произойти?
– Твой бутик сгорел, – говорит он так, словно бы речь не о деле моей жизни, а о утерянной сумке. Даже не брендовой.
Безжалостный. Равнодушный тон.
– Как?!
– Так. Со всей бухгалтерией, накладными, оборудованием. Очевидно, это не случайность, хоть по документам все выведено именно так.
Сердце замирает.
Во рту пересыхает, а голова кружится..
Я еще не все кредиты успела погасить. Там все мои сбережения. Более того, там был сейф со всеми моими накоплениями и документами.
– Рада! – окликает он меня громко. Он все это время говорил, но я даже не слушала. В голове гул. Что делать? Надо Катьке звонить. И Славику. С этим местом он ведь мне тоже помог.
– Мне нужен телефон, – начинаю я решительно, пытаясь хоть как-то склеить свое состояние.
– Рада, послушай меня, пожалуйста! – раздраженно настаивает он. – Тебе сейчас надо думать не о том, как что-то там спасти – там ничего не спасти, и понятно, что бизнес этот у тебя, конечно же, отжали. Надо думать о том, как бы не загреметь в тюрьму!
– Мне нужно поговорить с Катей и ее женихом. Они. Они же тоже в деле.
– Они в тюрьме, – мрачно осекает меня он.
В шоке смотрю на Анзора, просто хлопая глазами. Что он сейчас такое говорит?
– В смысле? За что?
– В смысле? За что?
Хмыкает еще более мрачно.
– Сутенерство и проституция.
Пропускаю несколько вдохов и выдохов.
Бред какой-то.
– Анзор, это чушь собачья. Слава занимается риэлторством. Катя мне помогает. У них почти семья. Что ты такое говоришь?
Лицо Анзора сейчас непроницаемое. Он просто не верит мне, а может, даже и не слушает. Смотрит внимательно. Так, что на коже остаются горячие следы, но. словно бы о своем думает.
А может, мне так кажется. Анзор всегда опирался только на сухие факты.
А я. У меня даже фактов-то нет. Я в каком-то чудовищном вакууме.
Что он знает обо мне? Что я оказалась голой попой на тусовке среди эскортниц в Дубае, что мои друзья в тюрьме, а бизнес пошел к чертям. М-да, просто идеальная картина. Непутевая деваха с кучей проблем.
Даже трубки позвонить нет.
– На тебя стоит депорт, Рада. Это значит, что Мамдух приказал выдворить тебя из страны без права возвращения. Со вчерашнего дня.
– То есть.
– То есть, если ты не улетишь сегодня, попадешь в миграционную тюрьму. Полгода заключения без суда и следствия. Уже молчу про другие последствия. Это их страна, их порядки. Здесь они закон. Я буду бессилен тебе помочь при всем желании.
От шока и неожиданности я даже встаю и начинаю метаться по комнате, заламывая руки.
– И. Что мне делать? Анзор, я не могу просто взять и вычеркнуть свое дело, на которое потратила кучу сил и времени! Это все чудовищная несправедливость! Я хочу поговорить с кем-то из представителей властей, я.
Он вдруг встает и близко подходит ко мне. Минутное замешательство – а потом тяжелая рука ложится на мое плечо.
– Сегодня ты улетаешь со мной в Москву, Рада, – не спрашивает. Просто констатирует.
Сердце падает на пол. Крошится. Паника теперь не просто меня охватывает. Она опоясывает меня агонизирующей спиралью беспомощности.
– Я. не могу. – голос срывается. Глаза щиплет.
– Радмила, – эмоции сдают и у него. Рука на моем плече сжимается. От его тела сейчас такая энергетика, что я могу упасть, – хватит уже искать справедливости в этом жестоком мире! Жизнь тебя ничему не научила?! Если бы все было по справедливости, то ты бы. То мы.
Господи. Зачем. Он. Сейчас. Это. Говорит.
Нет. Нет. Я не могу это выдержать. Я просто. Это сильнее меня! Я не была к этому ко всему готова!
Автоматически отступаю назад.
Отчаянно качаю головой.
Речь не о том, что он собирается меня увозить.
Сейчас про другое. Инстинкт самосохранения…
– Нет, Анзор. – задыхаюсь от страха и паники. – Ты просто не понимаешь. Мне нельзя в Россию. Мне нельзя в Москву. Я не просто так уехала.
Он сначала смотрит на меня пару мгновений, а потом так громко и колоритно хмыкает, что я даже тушуюсь. Нет, его совершенно ничего не забавляет.
Его подбрасывает на качелях эмоций сейчас точно так же, как и меня.
– Ну давай, Рада, удиви меня еще больше. Что ты дома натворила, что тебе туда нельзя? Тоже кого-то пыталась ножом пырнуть? Или что? Я даже уже предполагать боюсь.
Дышать нечем. Перед глазами все плывет. А еще. та проклятая картинка. Я теперь снова так отчетливо ее вижу.
– Говори. – произносит тихо, но сам предусмотрительно встает, подходит ко мне и усаживает обратно на диван, надавливая на плечи.
Возвышается надо мной доминантно, заковывая в свою мощнейшую ауру.
Как бы это ужасно ни звучало, но вот результат моей жизни.
Спустя четыре года я снова смотрю на него снизу вверх. И. понимаю, что с каждой гребаной минутой меня все больше утягивает вглубь трясина зависимости от этого мужчины. Чужого мужчины. Женатого, еще и не на одной. И только он, наверное, способен решить мои проблемы. Если захочет, конечно.
– Анзор. – пытаюсь смочить слюной пересушенный рот, но не получается, – дело в том, что. мне пришлось бежать из России.
Тяжелый вздох.
– Об этом я уже догадался. Что случилось, Рада? Ты в уголовном розыске?
– Нет, – решительно качаю головой, но тут же отвожу взгляд.
– Интерпол?
– Нет же!
Все намного хуже.
– Что тогда? Это ты Кеннеди-старшего, что ли, убила? Или Мертвое море превратила в соленую лужу? Говори уже!
– Я. стала свидетелем. нежеланным свидетелем очень нехорошего.
– Что ты такое видела? – закатывает он глаза. – Хватит уже драматизма, а? Если все это ради моего внимания, то… хватит уже.
А вот тут уже меня начинает бомбить.
Резко подскакиваю, толкая его плечом.
– Знаешь что?! Пошел ты, а?! Делать мне нечего – внимание твое привлекать! Все это произошло случайно! Если бы… там у Мамдуха был еще кто-то из России, то я бы к тебе вообще не обратилась.
– Лучше сейчас замолчи, – цедит он яростно и сжимает кулаки. – Не усугубляй ситуацию, Рада. Я не в том настроении сейчас уж точно!
– Вообще не хочу об этом говорить! – решаю все-таки уйти от ненавистной темы. – Если можно как-то вылететь в третью страну, то. Мог бы ты помочь купить мне билет? Не нужно лететь со мной ни в какую Москву. Сама справлюсь. Тут же справилась?! Я верну деньги.
Если бы взгляд мог сейчас пришибить, то он бы непременно меня придавил к земле бетонной плитой.
О проекте
О подписке
Другие проекты