Глава третья

Бесконечная пустыня серовато-желтого песка струилась под ветром, постепенно меняя форму своих барханов. Наползая на скалы, торчащие зубами исполинского дракона, песок с тихим шипением накатывал горбик, а затем, раздваиваясь, как змеиный язык, обходил препятствие и шуршал дальше, дальше… чтобы на горизонте слиться с пыльно-голубым небом. В никуда, короче. Клубки перекати-поля лениво кочевали, бездумно меняя направление своего бесконечного пути, терпеливо ожидая момента, когда можно будет укорениться во влажной от дождя почве и прорасти. Может, для этого придется пересечь пустыню не раз и не два, кружиться в бесконечном хаосе ветра год, а то и десять – им было все равно. Дождь в пустыне – явление редкое.

Гриф, паривший выше песчаной дымки, поднимавшейся на добрую тысячу локтей над морщинистой поверхностью песка, слегка шевельнул хвостом, изменив описываемый им круг на более широкий. Крылья его остались неподвижны, но зоркие глаза, изредка помаргивая изрезанными глубокими складками веками, внимательно озирали безмолвие раскинувшегося внизу мира. Солнце равнодушно и безжалостно плющило молотом жары скалы, песок, редкие кустики верблюжьей колючки и десяток чахлых пальм маленького оазиса. Гриф ещё раз изменил направление полета и спустился чуть ниже. Человеческая фигурка двигалась на восток, устало загребая ногами в грубых сандалиях. Заложив изящный вираж, гриф отвернулся. Это не добыча. Вот, если упадет, тогда…

Ноги путника, исцарапанные о колючки и не единожды ушибленные о камни, болели, особенно правая, на которой был сорван ноготь с большого пальца. Превозмогая боль, он шагал, опираясь на посох и закутав голову тряпкой. Хотелось пить, последняя вода закончилась ещё утром. Море, ритмично накатывающее волны на берег в сотне шагов, увы, не годилось для утоления жажды. Губы растрескались, а во рту пересохла слюна. Из-за этого слова вырывались из глотки с хрипом и были невнятны.

– О, Баал! Дай мне силы! Укрепи мои ноги… – бормотал путник.

Он шёл в Карфаген, или, по-новому, в Карфагенскую Колонию Юлия, основанную римлянами на месте разрушенного города, где надеялся найти приют у соотечественников-пунов*. Путь из Иерушалаима был далёк и труден, но клятва, данная жрецу Баала (тайному жрецу, ибо культ Баала и Астарты был запрещён римлянами) Понтору, обязывала дойти во что бы то ни стало.

*пуны – карфагеняне, финикийцы

– Ты, Малак бен Амон, последний из рода Амон, служившего Баалу тысячу лет… Я скоро уйду, поэтому Верховным Жрецом Баала отныне будешь ты. Слушай внимательно, понимай правильно и запоминай накрепко…

Понтор закашлялся и вытер тряпкой кровь с подбородка.

– Римляне разрушили Карфаген. Но среди руин остался подземный этаж храма Баала! Вот уже более полутораста лет мы не совершаем туда паломничество и не приносим посильные жертвы. К сожалению… Наш народ рассеян по всему Магрибу**, и всё меньше людей сохраняют верность великим богам – Баал-Хаммону и Астарте. И, тем не менее, я верю, что однажды мы с их помощью возродимся. Но богам нужно служить: поклоняться, возносить молитвы и приносить жертвы, иначе они забудут о нас, и тогда народ пунов окончательно сгинет. Ты пойдёшь туда и объединишь всех пунов, кого сможешь найти.

**Магриб – Северная Африка

– Для чего, Учитель? – почтительно перебил старика Малак.

– Для поклонения Баалу и для борьбы… Бороться за возрождение народа, за родной язык и веру предков, запрещённых римлянами, за достойное место под солнцем…

Жрец снова закашлялся, на этот раз сильнее и дольше, чем в прошлый раз. Малак терпеливо ждал.

– Ты найдёшь тайный ход в подземелье храма на севере от Бирсы***, у основания каменного мола, где возвышался храм. Мол цел… Тебе придётся пройти сорок шагов под водой… Последний уцелевший жрец наложил на вход заклятье. Чтобы войти, надо произнести трижды имя духа-охранника: Габдельварис. Клянись же, что выполнишь всё и сохранишь тайну!

***Бирса – карфагенская цитадель на холме. Срыта римлянами до основанья

– Клянусь!

И восемнадцать дней назад Малак, похоронив Учителя, присоединился к небольшому торговому каравану, идущему на восток. Дабы не вызвать у попутчиков-греков подозрений, он решил надеть личину мелкого торговца. Купил осла и нагрузил его перцем. На это ушли почти все деньги, но его заверили, что в Колонии Юлия перец продастся вдвое дороже.

А два дня назад, на закате, на караван напали разбойники-берберы. Их было много, человек сорок. Охрана же каравана насчитывала всего декурию**** стражников.

****декурия – отделение, десять бойцов, латынь

Купцы, способные держать оружие, тоже приготовились отбиваться, но кочевники просто расстреляли всех стражников из луков. Купцы побросали мечи и сдались. Никто, кроме Малака, не спасся. Он, сообразив, что сопротивление бесполезно, сразу зарылся в песок с головой, и его не нашли. Целый час он задыхался в раскалённой могиле, чутко прислушиваясь, чтобы уловить момент, когда берберы уйдут.

Выбравшись из песка и убедившись, что он один, Малак нашёл своего убитого осла, а на нём – бурдюк с водой. Перец исчез. Возблагодарив Баала за оказанную милость, он решил переночевать, а утром продолжить путь пешком. Восемь ассариев* в поясе, небольшой нож, кусок ослиного мяса, завернутого в лоскут шкуры, а также кресало с кремнем и трутом было всем его имуществом. Недостаточно на оставшиеся десять дней пути. А воды и вовсе мало: дня на два. Ну, три, если сильно экономить. Малак не знал, будет ли по пути колодец, но надеялся, что ночью Баал пошлёт ему откровение. Он умел, сосредоточившись, увидеть во сне то, что хотел, хотя частенько в виде загадки.

*ассарий – мелкая медная монета, 1/64 динария

Однако в ту ночь поспать не удалось. Гиены, привлечённые запахом крови, пришли уже с наступлением темноты и всю ночь ссорились из-за лучших кусков. Собрав несколько камней, Малак соорудил подобие жертвенника. Собрав несколько стволиков каких-то кустов и коряг, выброшенных на берег морскими волнами, возжёг на нём огонь и принёс в жертву ослиную голову. Затем принялся молиться, прося Баала укрепить его дух и тело, дабы завершить свою миссию. Огонь отпугивал падальщиков, но пришлось поддерживать его до самого рассвета.

День перевалил за полдень. В глазах двоилось, сердце колотилось. Казалось, оно вот-вот выпрыгнет из груди. Малак сбросил одежду и вошёл в море по грудь, чтобы освежиться. Погрузился с головой. Стало немного легче, сердце успокоилось. Не удержавшись, сделал несколько глотков горько-солёной воды, но его тут же вырвало. Однако на рвоту сразу же набросились рыбы! Одну, небольшую, в локоть длиной, удалось выбросить на берег. Малак съел её сырой и долго сосал голову. И голод, и жажда несколько отступили, и он продолжил путь.

Внезапно из-за высокого бархана шагах в трёхстах появилось полдюжины всадников-берберов. Увидев Малака, они заулюлюкали и не спеша принялись окружать. Отчаяние затопило беднягу.

«Это конец… Взять у меня нечего, значит, продадут в рабство! Оружия нет, только нож, а у них луки, мечи и арканы. И убежать некуда! Разве что в море?»

Он бросился к морю. Плавал Малак отлично.

«Отплыть локтей на триста! В воде не достанут даже стрелой!»

Но ноги слушались плохо, да и бежать по рыхлому песку было тяжело. Всадники ускорились, перейдя на рысь. Просвистел аркан, и жёсткая петля обвилась вокруг шеи. Малак остановился, но не упал. Двое всадник спешились и, улыбаясь, подошли вплотную к безоружной добыче, не подозревая ничего плохого. Пленник неуловимым движением ударил того, что слева, ребром ладони по горлу. Тот упал замертво. Сделав шаг навстречу второму, финикиец нанёс удар кулаком в сердце. Глаза ушибленного мгновенно потускнели, и жизнь покинула тело. Но свистнули ещё три аркана…

Связав добычу по рукам и ногам, четверо пленителей долго галдели на своём языке, размахивая руками. Затем один из них шепеляво спросил на лингва-франка побережья, ломаной латыни с вкраплениями греческих слов:

– Ты кто? Куда шёл и откуда?

– Я шёл в Карфаген. Из Иерушалаима, – угрюмо ответил правду распростёртый на песке человек.

А к чему выдумывать иное?

– Зачем шёл?

– По делу.

Кочевник засмеялся, показав отсутствие во рту трёх или четырёх зубов.

«Вот, почему его трудно понимать!»

– Теперь у тебя нет никаких дел! А как твоё имя?

– Малак бен Амон.

– Имеешь ли ты родичей или друзей, которые заплатят за тебя выкуп, Малк?

– Нет.

– Ну, тогда поедешь с нами.

Берберы не торопились. Они разожгли костёр, налили в котелок воды и сварили кашу из дроблёного ячменя с добавлением мелко наструганного вяленого мяса, не то верблюжатины, не то конины. Малаку развязали руки и дали чашу:

– Ешь.

Когда он насытился, вытерев стенки чаши пальцами, чтобы не пропало ни капли, в ту же чашу налили воды:

– Пей.

Через час они отправились на восток, бросив голые трупы своих убитых гиенам и грифам. Малак ехал на коне со связанными руками, держась за луку седла. Уздечку сняли, и один из берберов вёл его коня в поводу. Не убежать.

Через пять дней они пришли в оазис с источником, наполнявшим небольшой, обложенный камнями, прудик. Вокруг, в тени финиковых пальм, стояло десятка два шатров. Место было явно оседлое, судя по многочисленным верблюдам, коням и козам. К удивлению Малака, встретившие их люди, судя по одежде и облику, не были берберами.

«Арамеи!» – догадался он, услышав донёсшееся до ушей слово «шалом».

Этот язык финикиец знал хорошо.

Переговорив с вожаком берберов (тем самым, шепелявым), один из арамеев подошёл к Малаку и с интересом воззрился на него. Это явно был вождь: золотые браслеты на руках, туника из белейшего льняного полотна. На голове белая войлочная шляпа. В руках пастуший посох.

– Знаешь ли ты арамейский? – спросил он, слегка наклонив голову набок.

– Да.

– Правда ли, что ты убил двоих голыми руками?

– Да.

– Где ты научился рукопашному бою?

– В Иерушалаиме.

– Кто учил тебя?

– Мой Учитель уже ушёл, – уклончиво ответил Малак.

Искусству боя без оружия его учил много лет Понтор, равно как и владению мечом. Ну, и копьём тоже.

– Твои друзья предложили мне купить тебя, – продолжил вождь (или кто он там).

При слове «друзья» Малак скривился. Арамей заметил это, хмыкнул и продолжил:

– Но они запросили очень большую цену. Покажи, на что ты способен, и ты не пожалеешь. У тебя будет хорошая лёгкая служба, вдоволь доброй еды и вино по праздникам.

– Пусть мне развяжут руки, – потребовал Малак.

Он догадался, что, если он правильно покажет своё умение, то его, скорее всего, возьмут на службу стражником.

«Это лучше, чем таскать камни или работать в поле!»