Автор как большой учёный
Игорь Николаевич Сухих, доктор филологических наук, профессор, профессор кафедры истории русской литературы СпбГУ, научный редактор линейки учебников по литературе для школы (в официальном литературоведении выше только звёзды), Чеховед, Довлатовед и автор кубометра учебников и монографий никак не может быть назван «литературным ноунеймом» или человеком, который не знает, о чём же он пишет. Игорь Николаевич знает и может. И выпущенная им в 2016-м году (2-е издание долго ждать не заставило — и вышло в 2018-м году, причём оно позиционировано как переработанное и дополненное) монография никак не попытка что-то кому-то доказать — Игорь Николаевич уже доказал всем, кому хотел, всё что хотел. Перед нами не попытка сказать новое слово в литературоведении, филологии, лингвистике — а, скорее, попытка подвести некую итоговую черту. Большой учёный на склоне лет (а Игорю Николаевичу, на момент публикации, было за 60) должен не то чтоб сказать последнее слово (воздержимся от слова «последний»), но предложить какой-то труд, с помощью которого любой читатель может проникнуть в методический инструментарий учёного. Иными словами — хоть под конец жизни, но учёный должен пустить учеников в свою лабораторию. Данная книга есть та самая дверь в ту саму лабораторию. Причём автор хочет запустить туда не только своих коллег-учёных, но и просто широкий круг читателей. Познакомить неподготовленного читателя с возможностью проникать в литературные тексты так, как это делают именитые филологи ленинградской (уже Санкт-Петербургской) филологической школы.
Поля систематизации
То, что мы видим — это систематизация всех тех теоретических положений, которые автор использует при работе с литературными текстами. Книга разбита на две части: теоретическая и практическая часть (к последней у нас будут вопросы), и даёт нам общее представление как о горизонтальной, так и о вертикальной структуре текста. Не вдаваясь в сущность проделанной работы, скажу сразу — работа проделана гигантская. Да, я очень завидую людям, которые могут мыслить в рамках таких больших систем, и такого большого объёма инструментов. Проанализировать текст сразу в таком количестве плоскостей, начиная от жанровой составляющей, продолжая филологическим инструментарием и заканчивая аллюзиями автора — это не каждому дано. Думаю, даже далеко не каждый филолог сможет проделать данную работу на ходу. Так что о качестве работы речь не идёт — но встаёт другой вопрос. «Зачем?».
«Зачем?»
Когда вы читаете художественное произведение — вы приходите в гости к человеку, с которым вам приятно поговорить. И вы не стараетесь посмотреть, капают ли у него трубы под ванной, водятся ли долгоносики в запасах с гречкой, или подгнивает ли паркет на кухне под мойкой. Вы получаете удовольствие от общения как такового. Узнавать «что, где и как устроено» — это работа человека, который хочет стать писателем. Ну или профессионального патологоанатома текста — литературоведа. Правда в последнем случае цель можно поставить под вопрос — т.к. никаких весов, позволяющих дать количественное представление о «величии писателя» нет и не придумали, а раз так — к чему мы придём, честно говоря, неясно.
Для кого и кому?
Я не против аналитики текстов как таковой — но я понимаю, что эта работа писалась автором скорее для себя, чем для массового читателя. Личная систематизация, запуск в свою лабораторию и знакомство со своим творческим методом. Автор даже не делится нами какими-то новыми разработками — в том или ином виде 70% материала я уже знал, а оставшиеся 30% — мелкие частности. Что в ХХ веке стал популярен четырёхстопный ямб? Возможно — ведь именно это высмеивали Ильф и Петров в своём «Страдал Гаврила от гангрены, Гаврила от Гангрены слёг» ( Двенадцать стульев , если кто не понял). Что если «рассказ» и «роман» ещё как-то удаётся разграничить, то вот с «повестью» — полный завал? Это мне сказала ещё учительница литературы классе в 8-м — смотри как написано в учебнике, а так ориентируйся на авторское суждение, а если его нет — то на объём. Да, выяснилось, что и у серьёзных филологов нет внятного ответа на этот вопрос. Что авторы определяют жанр своих произведений «куда душа положит»? « «Роман в стихах »? « Поэма »? Ну да, понятно, что явно не в ту степь — но с авторами не спорят, это их право. Ну так я это, вроде, и так знал. Полезные знания приходилось вытряхивать из текста буквально по крупицам. И это, честно говоря, не добавило плюсов книге.
Авторы и источники
Да, автор большой учёный, и объём источников, с которыми он спокойно работает — колоссален. Аверинцев , Барт , Бахтин , Гаспаров , Гинзбург , Лотман , Мелетинский , Томашевский , Топоров , Тынянов , Успенский , Чудаков , Шкловский , Эко , Ярхо — лишь малая часть тех фамилий, ссылками на которые (и цитатами из которых) автор щедро пересыпает свой текст. Да, не пугайтесь такому количеству Чеховедов — автор сам Чеховед. Признаться, от такого обилия цитируемой литературы начинает слегка подташнивать — порой за грудами цитат совершенно теряется авторская позиция. С одной стороны — автор как-бы подкрепляет свои воззрения цитатами, с другой — та активность, которой он делает это, заставляет задуматься, а зачем это делать именно так? Ведь пишешь ты для широкого читателя, а ему надо нечто другое, чем горы фамилий литературоведов, работы которых он едва ли когда-нибудь прочитает. Поэтому книгу можно смело использовать как справочник, или как пособие для написания рефератов — ссылочный аппарат работает превосходно, так можно ещё и сослаться на самого автора. Но чтение книги само по себе осложняется чрезвычайно.
Вместо иллюстраций
Венцом работы должна была стать вторая часть книги. Здесь, на основе презентованного аналитического метода, должны были быть представлены плоды — и, надо сказать, именно вторая часть оказалась самая слабая, хотя должна была быть ударной. Проблема в том, что автор явно не захотел, или поленился, написать самостоятельный текст — перед нами явная компиляция из его старых работ. Разнородные и разноразмерные куски из разных работ автора, явно не объединенные ни творческим методом из первой части, ни даже единым десятилетием написания — как-бы дискредитируют всю работу, что проделал автор до этого. Вот вам, дескать, чудесный метод — а посылку я вам не отдам. Поневоле начинаешь думать, что необходимость второй части была продиктована неким глобальным творческо-профессиональным замыслом, реализовать который автору не хватило ни сил, ни времени ни, может быть, даже запала и желания. Да, автор специализируется на Чехове — и нас ждет пяток разнородных и очень маленьких очерков о творчестве Чехова, который с первой частью гармонируют чуть меньше чем никак. Идея о том, что Тургенев это наш Шекспир, признаться, достаточно интересная — вот только она, опять же, никак не гармонирует с творческим замыслом первой части. В итоге перед нами лежит растерзанный труп когда-то интересного замысла, но реализация которого очень сильно подкачала. Такой вот грустный итог хорошей идеи.
И напоследок
Подозреваю, что работы подобного типа авторы пишут не столько для читателей, сколько для самих себя. И здесь автор волен поступать так, как считает нужным — при условии, что это не будет опубликовано. Когда же работа уходит в печать, даже у таких безграмотных как я появляется право на собственное мнение. Вот оно: это работа, написанная большим учёным, но написана исключительно для себя, что повлияло на качество её исполнения. Или автор выгорел в момент написания (он оговаривается, что писал эту работу быстро, но этому быстром написанию предшествовало много раздумий), или ещё что-то — но до конца работа толком доведена не была. Мы получили гору теоретических знаний, неплохую глобальную систематизацию — но никак не смогли применить её на практике. Идеальный автомобиль так и не поехал, а самолёт не взлетел. Грустно.
Как источник справочной информации я могу порекомендовать эту книгу, она неплохая. Для собственного развития, для прокачки своего скилла читателя — я бы поостерегся. Ну разве что только очень большим любителям литературоведческих систематизаций, с учетом того что эти систематизации ближе к лингвистике, чем к литературе.