И теперь сэром Чемберленом выясняется, что всё это значило в её угрозах ему. – Вы, сэр Чемберлен, всё время нашего партнёрства и сотрудничества только с ваших слов на паритетных началах, как по мне, то ничего не имеющего общего с действительностью, буквально требовали и убеждали меня быть с вами более открытой. Что ж, вы этого для себя добились. И с сегодняшнего дня, я не буду по вашему поводу комплексовать. А вы с этим живите. – И вот что это значило и чего хотела сказать леди Чемберлен, только сейчас стало ясно сэру Чемберлену, поставленному так неожиданно перед фактом вероломства женского естества, для которого нет каких-то границ приличий и правил, если это касается их женской сути. А что сэр Чемберлен сделал такого, чтобы быть так преданным своей супругой? Всего-то не известил её о том, что он отправляется, прошу заметить, с дипломатическим визитом к леди Саквояж. Из чего она сделала такие поспешные выводы, обвинив его в самых бесчестных поступках, сродни предательству интересов их семьи и партнёрства, как нынче принято называть семейные отношения.

А все его попытки подвести леди Чемберлен к здравому смыслу, наталкивались на её, от него же заученную фразу, являющуюся девизом его департамента службы. – У нас нет постоянных партнёров, а есть только постоянные интересы. И вы, сэр Чемберлен, всё делаете для того, что мои интересы не совпадали с вашими.

– И вот же чёрт! – Чуть в своих раздувшихся щеках не лопнул сэр Чемберлен от натуги и работы разума, такую дикость и гадость сейчас ему надумавшего насчёт тех самых интересов, которые леди Чемберлен себе вдруг с какой-то стати надумала преследовать, что его чуть сидром неустоявшегося человека не уравновесил и не смирил с самим собой. А именно, расшифровывая эту дикость, быть крайне ближе к своей физической конституции, раз сэр Чемберлен не предполагает и не представляет из себя объект вот такого приземлённого влечения. Другими словами, сэр Чемберлен был весь отдан высшим материям, будучи холоден в сторону любых человеческих поползновений уже в сторону физического и духовного тепла. А вот леди Чемберлен, как и весь женский объект разума, как и раньше догадывался и бывало обращал внимание на это сэр Чемберлен, не обладает столь высокой выдержкой и выбором приоритетов, и ему подавай чувственных впечатлений.

И господин Победоносцев, как прямо сейчас вдруг вспомнил сэр Чемберлен, всё это мог предложить леди Чемберлен, когда он дурак согласно дипломатическому этикету притащил на посольский приём эту дуру леди Чемберлен и ещё при этом первый сделал шаг к своему сегодняшнему глубокому разочарованию в леди Чемберлен, познакомив её с Победоносцевым. А тот в момент воспользовался этим этикетным правилом и возможностью завладеть сперва вниманием леди Чемберлен, а затем кто знает, протянув ей руку для акта физического контакта, а не как это всем виделось, для того чтобы быть друг с другом знакомым.

Ну а как только их руки друг с другом соприкоснулись и даже больше положенного задержались по инициативе Победоносцева, с деланным смехом заметившего, что обоюдное сопряжение не даёт им расстаться, то леди Чемберлен и попалась в так ловко расставленные сети обаяния Победоносцева Ивана Фёдоровича, как со слов леди Чемберлен после этого приёма выяснилось. А он придурок ещё её похвалил за умение получать более достоверную информацию, чем её ему доносят спецслужбы. А тут вон оно что. Это Иван Фёдорович наметил для себя план по обрушению внутренних тылов и крепких позиций сэра Чемберлена, решив соблазнить леди Чемберлен её природной тягой к допотопным, животным отношениям и инстинктам. Где нет ни капельки разумного и не нужно из себя корчить умнее чем ты есть. Нужно лишь отдаться всему тому, что есть в тебе природного и…Вот же су…– прямо нет слов, а одни только слюни у сэра Чемберлена при его окунании в то, что могла себе позволить леди Чемберлен бесконтрольно со стороны своих обязательств перед партнёрством с ним.

А этот, как выясняется, Иван Фёдорович, только всему этому способствовал в леди Чемберлен, не просто её обхаживая весь вечер в посольстве, камуфлируя свои истинные намерения под личиной гостеприимного хозяина, а он своим глазомером уже осваивал территории в леди Чемберлен, в которые он собирался в будущем запустить свои руки. А сэр Чемберлен, что не отнять от него, то самокритичность, как какой-то наивный малец, ещё радовался тому, что ему удалось избавиться на время от привязчивости леди Чемберлен, сплавив так её удачно для себя Победоносцеву. И как оказывается, то он самолично вручил тому ключи от всех своих тайных шкафов со скелетами там. И теперь леди Чемберлен, как залог и доказательство своих истинных сердечных чувств в сторону Ивана Фёдоровича, что за имена всё-таки заковыристые, выдаст ему все тайны сэра Чемберлена. Кто теперь первый противник её интересов и от него нужно любыми способами избавиться.

И первое что по секрету сообщила Победоносцеву леди Чемберлен, так это о его сложностях со своей потенци… Она не посмеет! – и опять обескураженный поведением леди Чемберлен сэр Чемберлен не смог сдержаться внутри себя от такого вероломства и не честности леди Чемберлен даже перед Победоносцевым, заверив его таким образом, что между ней и сэром Чемберленом давно уже ничего нет, а между ними практически девственные отношения, – сами посмотрите на это мурло, разве он может что-то в тебе вызвать, кроме как только чувство брезгливости и невоспитанного поведения, – и это значит, что она чиста перед ним и ничего не нарушает.

Ну а тот подлец на это и рассчитывал в леди Чемберлен, отлично зная женскую психологию и их оправдания в деле своего обмана по природным основаниям, поверив всему тому, что она ему сказала и тут же заграбастав своей загребущей рукой всё то в леди Чемберлен, что по брачному договору, ему, сэру Чемберлену, принадлежало. Что невероятно обидно и вызывает в сэре Чемберлене тоску об утраченных территориях в леди Чемберлен, майорат над которыми он в своё время получил. И хоть сэр Чемберлен никакой не собственник, а его политическая платформа крепится на принципах либерализма, – берите столько суверенитета, сколько вам его дают, – всё-таки в нём ещё есть пережитки колониального прошлого своих деспотов предков, вот он и волнуется так по поводу осваивания Победоносцевым территорий неверной ему, но верной себе леди Чемберлен.

И за всеми этими отклонениями и завихрениями разума, сэр Чемберлен чуть отклонился от хода беседы, тогда как Победоносцев уже приступил к новому этапу введения их с месье де Молем в заблуждение дипломатического и культурного характера.

– Давайте уж хотя бы наедине будем честны друг с другом и называть вещи своими именами. – И не пойми на каком основании, Победоносцев решил рассчитывать на вот такую искренность и дружеское восприятие его слов с их стороны. – Не партнёры вы нам и никогда, собственно, ими не были. А вы для нас представители недружественных стран, белые господа. – А вот что это сейчас такое было и что всё это значит, вообще и нисколько непонятно для месье де Моля и сэра Чемберлена, перекосившихся в своём изумлении в лицах и ахнувшие внутри себя гулом потрясения за такое откровенное пренебрежение дипломатическим статусом и этикетом со стороны Победоносцева, посмевшего указывать им на их фантомные боли, так сказать, колониальное прошлое, за которое им всем очень стыдно, тревожно и они выражают глубокое сожаление.

И вообще, они сами, без лишнего со стороны напоминания, дошли до этих высот самосознания, признавшись в собственных ошибках, которые наши предки совершали, будучи допотопного и ещё неразвитого до цивилизационного самосознания. Чего как раз не хватает тем народам, которые представляет Победоносцев. И посмотрел бы сэр Чемберлен на способность Победоносцева признаться в ошибках своего прошлого. И сэр Чемберлен сильно уверен в том, что ничего такого не произойдёт, а заявлять о том, что у нас до такого непотребства души дойти своего ума не хватило, не является оправданием.

А между тем такое развитие по вине и замыслу Победоносцева ситуации, где он повёл себя дерзко и вызывающе неприлично, сходу указав на их недостатки и несовершенства месье до Моля и сэра Чемберлена, использую при этом факт внезапности и родные стены, которые всегда помогают в деле поддеть гостя, предусматривает и дальнейшее давление хозяина этого дома, Победоносцева, на своих незваных, как он вскоре будет доказывать, а так-то точно званых гостей, сэра Чемберлена и месье де Моля, которых если хотите знать, то всякий был бы рад заполучить в свой дом, и даже в том случае, если это влетит в копеечку (что поделать, если сии господа любят отличный стол и выпить). И как уверенно кажется сиим господам, то Победоносцев сейчас будет подлавливать их на невразумительных словах и поступках, не давая при этом высказать дословно свою мысль, где он сам будет сражать их разум разного рода сложными аллегориями и головоломками.

И бл*ь, хоть раз бы они насчёт пакостливого и в чём-то похабного в свою сторону поведения Победоносцева ошиблись. Да никогда он не доставит им такого уважения. В чём прямо сейчас и убедились все тута, как только Победоносцев занял место на свободном кресле, стоящим строго посередине между креслами сэра Чемберлена и месье де Моля, в самом деле озадаченными такой геометрической прогрессией Победоносцева в деле такой точности расстановки кресел. И что удивительно, то в какой очередности не поставил бы Победоносцев эти кресла, то он всегда будет посередине и в центре внимания своих соседей по креслам. Тогда как его соседи, находясь вроде бы в таких же условиях, отчего-то себя чувствуют как-то с краю и в стороне от центра принятия решений, который занял всё тот же Победоносцев, человек с огромной харизмой и длинной фамилией. Что видимо и даёт ему такое преимущество перед своими исчерпавшимися тоже партнёрами.

И вот как только Победоносцев с демонстративным пафосом, комфортом и удобством устроился на своём кресле, – а моё кресло не чета вашим, – отчего его соседи по креслам вдруг почувствовали себя ущемлёнными, сидя не на таком удобном кресле и вообще это подо мной не кресло, а одно название, то он с выражением на своём лице довольства и какого-то самозабвенного нахальства, которое возникает у человека когда он себя чувствует, так сказать, на коне, а все вокруг тут пешие, делает следующее заявление, которое по степени наглости и нахальства затмевало всё ранее услышанное и произносимое в присутствии сэра Чемберлена и месье де Моля.

– Смею вас спросить, – покручивая носком своего ботинка на той ноге, которая была Победоносцевым закинута на свою соседку, и которая упиралась в лица месье де Моля и сэра Чемберлена, делает вот такое беспрецедентное по своей подлости вопросительное заявление Победоносцев, – что вас ко мне привело?

И первой реакцией гостей Победоносцева на эту его откровенную манипуляцию и передёргивание легко прослеживаемых фактов настоящей, а не выдуманной им реальности, был кризис отношений со своей реалистичностью и спокойствием этих господ, прямо охреневших от такой самонадеянности и наглоты Победоносцева, так открыто и прямо им в лицо решившего интерпретировать по своему факт их здесь появления. Когда всё было не так, и чуть ли не наоборот.

А это они, через свою пресс-службу всего лишь заявили, что они приветствуют мирные посылы страны изгоя, представителем которой является Победоносцев. Им же в ответ сказали, что двери их посольства всегда открыты для диалога. И вот они здесь находятся по факту этого призыва к диалогу, а не как посчитал для себя удобным всё перекручивать Победоносцев, заявляя, что они сюда сами и по своему желанию припёрлись. Ведь все дипломатические и около работники знают, какое существенное значение имеет факт проявления инициативы в деле выстраивания диалога или навязывания будущей встречи. И со слов Победоносцева тогда получается, что это им больше всех надо и они больше других ожидают от этой встречи.

Что и говорить, а очень коварная и вероломная дипломатия у Победоносцева выстраивается по отношению к ним. Впрочем, а что ещё можно ожидать от представителя авторитарного режима, который и ведёт себя всегда так, ссылаясь на различных авторитетов, тогда как в странах полнейшего просвещения и цивилизационного жаргона, всё напрочь вычистили и отменили всех каких-то бы то не было авторитетов. И в них теперь полнейшая свобода и каждый сам себе авторитет и голова. И как с высоты своего просветительского понимания жизни и выбранного цивилизационного пути снисходительности к погрязшим в своей природной дремучести интеллекта стран, выбравших традиционный путь развития, понимают эти представительные господа, то тем странам, представителем которых является Победоносцев, никогда не достигнуть тех высот прогрессивного мышления, который они уже сейчас достигли.

Но только месье де Моль и сэр Чемберлен так себя успокоили, как Победоносцев создаёт новый повод для их раздражения, чуть ли не указывая на несовместимость их мышления. Считая свой головной мозг за самый разумный, а их за какой-то пришибленный и ограниченный санкциями (а это не санкции, а границы правил приличий в обществе друг друга уважаемых людей).

– Неужели холод наших отношений? – с проскальзываемым ёрничанием и усмешкой выдвигает вот такую неприемлемую и прямо циничную версию появления здесь этих господ Победоносцев. Где он при этом завуалированно так кивает в сторону камина, потрескивающего теплом отношений с ним людей, занявших предусмотрительно поближе к нему место, а также на возникший по поводу этого близкого к камину места раскол в отношениях между не разлей вода Ла-Манша союзников, сэра Чемберлена и месье де Моля. Где последний повёл себя как последний негодяй и подлец, вдруг и при этом очень сноровисто посчитав, что его мнение о себе ближе к фактическому положению дел и истине. Что и вылилось в то, что он опередил сэра Чемберлена в деле своей расторопности и быстро с ориентировавшись в этом гостевом кабинете, занял кресло поближе к камину. Оставив сэра Чемберлена в дураках и при крайне предвзятом мнении насчёт месье де Моля.

– Месье де Моль явно уже бывал в этом кабинете для секретных переговоров с Победоносцевым. А иначе никак не объяснить эту его расторопность. – Всё сразу понял насчёт месье де Моля сэр Чемберлен, не зря же именно у него в стране возникла дедукция. И вслед за этим ещё одну важную вещь понял сэр Чемберлен. – Держать врагов ближе, в своих союзниках, достаточно перспективная формула дипломатии. – При этом всё равно сэра Чемберлена от злости корёжит при виде довольной физиономии месье де Моля.

А вот такого раскола между сторонами этой коалиции на принципах безлюдности…тьфу, человеческого просвещения (ему всё объясняешь, что для него лучше, а он всё не слушает) и цивилизационных ценностей и добивается Победоносцев, крайне эффективно используя погрузивший величайшие умы просвещения в энергетический кризис, как оказывается имеющий большое значение для работы мысли человечества, в том числе и облагороженного философией. И тут как не вспомнишь одного Карла, который в своих, как все думали философских и оторванных о реальности трудах предвосхищал этот энергетический кризис, заявляя, что бытие определяет сознание. И вот же падла этот Карл, так будучи прав, как в воду глядевший.

И вот теперь месье де Моль, полностью подтвердивший на собственном примере правоту воззрений этого Карла на сознательную жизнь человека, испытывал нервы сэра Чемберлена, стойко переносящего бытие несовершенства этого мира. Ну и что, что в душе не спокойно и покусывая от злобы губы. И сэр Чемберлен не пойдёт на нарушения своих принципов, ради своего комфорта, и ему пусть будет даже в сознании холодно, но он по примеру месье де Моля не оденет под сорочку тёплую кофту, которая, конечно, тело теплит надеждами на обогретое будущее, но нисколько не приближает эту реальность.

Ну и как в сознании сэра Чемберлена ожидалось, то всем этим решил воспользоваться Победоносцев, обратив свой взор на неспособность месье де Моля осознавать вокруг себя реальность. Где месье де Моль несколько убаюкался комфортом своего нахождения на мягком кресле в такой успокаивающей близи от камина и представлял из себя лёгкую для Победоносцева добычу.