Оставалось совсем немного времени, чтоб успеть принять душ – на семь часов заказан ужин в одном из ресторанов отеля – Dominikaner Stube. Наспех ополоснувшись , он облачился в белый махровый халат и осушил волосы феном. «Скоро надобность ухода за волосами отпадет сама собой» – разглядывал он свое отражение в просторном зеркале ванной комнаты. «Надо переходить на короткую французскую стрижку, ибо нет ничего хуже, чем пышные седые лохмы, усиливающие облик старости». Извлеченная из чемодана белая сорочка оказалась ожидаемо мятой, оставалось надеяться, что под пиджаком будет не слишком заметно. Галстук решил не надевать – наверняка в ресторане будет жарко. «Обойдемся сегодня без «гаврилы» – так называл галстук Боровой, его приятель и сослуживец –тоже доцент на их кафедре и классный хирург, потомственный. Его отец – хирург с мировым именем, специалист в хирургии желудка и особенно, по дивертикулам кишечника, заведовал кафедрой в их академии. Дед тоже был хирургом где-то в Карлаге. Да… с Юрой немало было выпито в «доцентской» наверху. Зачинщиком обычно выступал Боровой, где-то раз в неделю в конце рабочего дня предлагая раскатать бутылку, а вот он, раз уж это случалось, обычно настаивал на продолжении. Дело, как правило, заканчивалось распитием пива у киоска на Московском вокзале, куда он провожал Борового до электрички. Юра жил в Колпино со второй женой и маленьким сыном Отполировав все парой бутылок «Балтики», Юра садился в пригородный поезд, и благополучно засыпал, проезжая свою остановку. Просыпался на конечной станции – Рябово, уже в новгородской области, где до утра ждал на перроне встречную электричку, так и не попадая в этот день домой. Как это терпела его жена непонятно. Прошло уже два года, как Юра умер. От инсульта. До этого два года жил парализованный, и свое пятидесятилетие встретил в инвалидной коляске. Он вспомнил, как приехал к Юре в колпинскую больницу на следующий лень после того, как случился инсульт. Юра лежал в реанимации, и не узнал его. Очень тяжелый был. Через неделю его перевели в НИИ нейрохирургии, где вся профессура своя, академическая. Предложили оперировать – убрать гематому, но старший Боровой согласия на операцию не дал .Может, и правильно, больно высокая летальность при таких операциях, хотя если все проходит удачно, прогноз на восстановление лучше, чем при консервативной тактике. . Потом Юру перевели к ним, в родную больницу №1, на родное отделение. В « доцентской» поставили койку, так было легче заниматься с ним реабилитацией – весь персонал помогал, чем мог. Ведь Юра всегда был всеобщим любимцем – остроумный, большой полный мужчина, с густой русой бородой и пронзительно синими глазами, а в операционной за ним , как за каменной стеной. Вот только с родителями отношения у него были натянутыми. Даже странно, Юра – единственный ребенок у них. Но все имущественные вопросы решались в пользу первой юриной жены и сына от первого брака. Болезнь Юры ничего не изменила, постоянно шли какие-то распри из-за наследства… Позже Серов несколько раз навещал Юру в Колпино. Маленькая квартира принадлежала Марине –второй жене. На кухне был затеян ремонт, пахло краской, на выкрашенном полу доски проложены, сдвинутая мебель… И этот фон казался таким же безнадежно унылым и нескончаемым до получения результата, как и лечение паралича у Юры. Умер он одиннадцатого сентября. за год до атаки террористов на торговый центр. Повторный инсульт… На поминках сказал: «Не надо думать, что Юрий Анатольевич умер. Он просто заснул в электричке по своему обыкновению и укатил от нас в Рябово…».

Спустившись в Dominikaner Stube , он увидел, что Инга и Мартин с семьей уже сидят за столом в углу зала. Мутти, уставшая от переезда, осталась в номере под опекой Офелии. Ужин им подадут в номер. Мартин был с женой и десятилетней дочкой – Ханной. Очень живая, худенькая, черноволосая девочка с большими темными глазами. Инга почему-то была недовольна ею, хотя ребенок вел себя безукоризненно, она рассказала о своей учебе в классической гимназии, какие языки изучает – греческий, французский, латынь; каким спортом занимается.. Искренне заинтересовалась тем, что Серов из России и предложила ему свою дружбу. Из беседы с Ханной он выяснил, что девочка плохо знает немецкую литературу, и даже решил было подарить ей Гауфа, купленного в Эрфурте, но потом передумал – нет, это для нас с Веркой. Позже он подыщет ей что-нибудь в местных книжных магазинах.

Заказали жареную рыбу, что водится только в Боденском озере (названия он не запомнил и не смог бы определить к какому виду она принадлежит). Инга посетовала, что рыба исчезает из Boden See и тому виной очистительные сооружения. Да,да. Оказывается, слишком чистая вода – это тоже плохо, рыбе нечем кормиться. Это уже стало большой и реальной проблемой для местного рыболовства .Жители Райхенау останутся без работы, ведь их основное занятие рыболовный промысел.

Ресторан «Dominikaner Stube” был выдержан в стиле монастырской трапезной –квадратные ячейки больших окон, тяжелая, массивная деревянная мебель, но без аскетизма. Официантка, принимавшая их заказ – прелестная полненькая блондинка в национальном швабском платье, с зычным, но все же нежным голоском, выглядела очень сексапильно, так что в голову лезли всякие фривольные фантазии, естественно бесплодные. Как он и предполагал, в зале было жарко и вскоре под предлогом покурить, вышел наружу, на воздух. Моросил едва заметный дождь. Внутренний двор отеля, как у всякого доминиканского монастыря, имел форму правильного квадрата, свободного от пышных насаждений – только травяной газон. По всему периметру квадратного двора шла арочная галерея, украшенная картинами, выполненными в технике масляной настенной живописи, на темы истории города Кonstanz и самого монастыря. Внимательное изучение этих картин он оставил на потом. Выпитое за столом вино добавило легкой дремы в усталость сегодняшнего дня, и вернувшись к компании, Серов хотел только одного – поскорее очутиться в своем номере.

Мартин, напротив, выглядел очень бодрым, впрочем, как и Инга. «Железные немцы» – подумал он – «Хорошая черта нации – выносливость, она предтеча оптимизму, чего мы, русские, большей частью лишены». Мартин сообщил, что послезавтра здесь открывается «Flohmarkt” – барахолка, блошиная ярморка. Это любопытно, и предложил Серову составить им компанию в прогулке по городу. Инга сказала, что к сожалению у нее на это время запланирована встреча с банковским агентом, и что она будет завидовать им, так как сама обожает барахолки.

Вечером, чистя зубы и сплевывая пасту в белоснежный умывальник, он вновь испуганно ощутил предстоящую разницу в комфорте между жизнью в Германии и Монголии. «Куда ты собираешься их засунуть? – думал он о своих. – Сюда бы их привезти… Зачем тебе одному вся эта роскошь сейчас?».

Он включил телевизор и открыл мини-бар. Хирурга трудно удивить ассортиментом напитков; чего-чего, а всяческих бутылок, поднесенных благодарными пациентами, за свою жизнь он повидал немало, но содержимое полированного шкафчика приятно поразило. Продолжая думать о семье и о предстоящем принятии решения, которое должно было радикально изменить жизнь, он принялся опустошать мини-бар. Он не подозревал, что за мини-бар даже в пятизвездочной гостинице нужно платить отдельно.

7

Все встретились утром за завтраком в большом ресторане на первом этаже Вход в ресторан находился напротив лифта, отделанного зеленоватым, роскошно отполированным, мрамором, и здесь же можно было выйти на открытую террасу, где стояли накрытые белыми скатертями , круглые столики под тенью белых зонтов. За балюстрадой террасы простиралось море, одаривая сидящих легким бризом, солнцем и розовевшими на горизонте Альпами.

Мутти привезли на кресле-каталке. Вид у фрау Хельги был отдохнувший. «Шведский стол», предлагаемый постояльцам – какое-то сказочное изобилие. Длинные столы, выставленные в центре зала, ломились от всевозможных закусок и блюд. «Пожалуй, даже богаче, чем на пароме Silvia Lain» – вспомнил Серов свое морское путешествие из Любека в Хельсинки, когда перегонял купленную «ауди». «Хотя тогда казалось , что большего и желать-то нельзя»». Полагалось даже Шампанское, и Инга уговаривала его выпить, если он хочет, без стеснения. но он отказался. Завтрак завершили черным кофе и фруктовым желе, трепещущим на блюдце. Миниатюра, создаваемая черным кофе в обрамлении белой фарфоровой чашки, завораживала своей законченностью, как квадрат Малевича.

На сегодня Серов был предоставлен самому себе, у Инги куча бумажных дел, но пока она предложила составить ей компанию и выгулять собак. Пока она ходила за Варягом и Вербой, он, выйдя наружу, курил и любовался видом летнего кафе на террасе, залитой солнцем. В раскрытых белых зонтах, на фоне практически морского пейзажа , в беспечно отдыхающей публике за стликами, в неге теплого морского воздуха было что-то заставляющее вспомнить эмигрантскую прозу Бунина . Появление Инги с двумя борзыми добавило подлинности в эту картину. Они решили пройтись вокруг отеля. Собак пришлось поделить – стройный Варяг рвался на цепи, не взирая на впивающийся ошейник, волок за собой, словно хотел привезти неразумную хозяйку в только ему одному известное райское местечко, располневшая же Верба еле передвигала тонкие лапы., и всем своим видом показывала, что не прочь вернуться в номер. Отель действительно располагался на островке, широкий, но мелкий ручей, заросший пухлыми водорослями окружал здание монастыря с трех сторон и впадал в озеро метрах в ста от террасы. Там на зеленой лужайке несколько постояльцев устроились загорать на шезлонгах. Белые, не тронутые загаром, тела свидетельствовали , что это их первый контакт с весенним солнцем в этом году, и люди просто решили воспользоваться погожим днем, не принося его в жертву знакомству с достопримечательностями Констанца.. День обещал быть жарким, солнце припекало, и хотелось купаться. В какой-то момент раздался и поплыл над городом колокольный звон, насыщенный и близкий, прямо над ухом. Это звучали колокола мюнстера. Сегодня же – Pfingsten – Троица.

Он все-таки не оставил идеи искупаться и когда вернулся в свой номер, не мешкая переоделся, прихватил гостиничное банное полотенце, и вернулся на место, где стояли шезлонги на берегу. В воду спускались каменные ступеньки, и только что перед ним женщина лет сорока в черном закрытом купальнике сошла по ним в озеро. Но он, решив последовать ее примеру, опустился только на две ступени и , к своему стыду, сразу же выбрался обратно – вода была ледяной. Он никак не ожидал, что в такие жаркие дни вода в озере может оставаться настолько холодной. Как тогда в Байкале, когда он на спор с Боровым искупался в Баргузинском заливе, тоже в конце мая и при свирепом северном ветре. Но это было десять лет назад и ему было сорок. Нет, сейчас не стоит лезть в прорубь, прохладный душ в номере куда приятнее. Сделав вид, что он и не собирался целиком залезать в воду, а только смочить ноги, он уселся в свободный шезлонг и с четверть часа понежился под солнцем. Дольше предаваться этому пустому занятию он не хотел, его тянуло в город.

Ему нравились старые города Германии, и за возможность побывать в них еще и еще раз он был готов отвергнуть любые другие дары судьбы. Конечно, эта любовь у него из детства. Первые осмысленные жизненные впечатления связаны с Германией, где а начале пятидесятых служил отец. Ничем другим, кроме впитанной в ранние годы атмосферы той тогдашней жизни, нельзя было объяснить этого сродства – это почти зов крови. И все последующие приезды в Германию только накапливали эту любовь.

Он всегда завидовал людям, , которые, например, описывая лес, могли поименно перечислить множество разнообразных растений, трав, цветов. Или, гуляя по городу, точно вспомнить какие-то исторические события, что произошли в том или ином месте, как, напрмер, Джойс. Что бы рассказал Джойс о Констанц, родись он тут, а не в Дублине? А что знает о Констац он сам? То, что известно всем – что в средние века здесь состоялся Вселенский Собор католической церкви, положивший конец схизме и был избран единый Папа, что по решению Собора был предан костру Ян Гус, что статуя Империи в порту изображает знаменитую в те времена куртизанку, которую вывел в своих «озорных рассказах» Бальзак, что Барбаросса останавливался здесь перед крестовым походом, что отсюда родом граф Цеппелин, создатель дирижаблей. Но все эти факты имели для него значение только, как единое целое, и только связанные с живым видом озера, с Альпами, видневшимися на другом берегу, с флагами стран Европы, трепетавшими от ветра на мосту через Рейн, с железной дорогой, уходящей в Швейцарию, с современной городской скульптурой у фонтана. где любят играть дети, с кафе и магазинами, со знанием того, что Рейн берет начало в горах Австрии и впадая в Boden See, сохраняет свое название и суть реки на протяжении всего своего невидимого пути , влившись в воды озера…

Во время прогулки пошел дождь и он решил переждать его в соборе, до которого было рукой подать, и посещение которого так и так входило в его планы. Собор реставрировали, на время вынужденно обезобразив фасад строительными лесами. Констанцский мюнстер не мог соревноваться в великолепии со Страсбургским, или Фрайбургским, или Эрфуртским соборами, но все же был внушительных размеров и впечатлял своей аскетичной архитектурой, более свойственной протестантским храмам. «Мюнстер» обозначает, что в этой церкви служит епископ. Как и снаружи, внутри преобладал светло– серый цвет – и стены, и потолок, и колонны нефа… но витражи собрали все цвета, как в калейдоскопе, правда, сейчас они были не такими яркими –солнце, скрывшееся за тучами, не подпитывало краски. Он не застал богослужения, праздничная месса закончилась до его прихода, и внутри уже не было толпы прихожан. Среди немногочисленных посетителей , большей частью это были туристы, обращала на себя внимание группа человек двадцать, расположившаяся на скамьях , к которой обращался , стоявший рядом священник. Было видно, что это не проповедь, а вполне личная беседа, кажется, они договаривались о какой-то дате. Серов сел поодаль от них, позади., разглядывая хоры и кабинки для исповеди. К этой большой группе принадлежали еще трое – женщина лет тридцати и два молодых человека, поначалу они стояли рядом со священником, но сейчас отошли от всей компании и сели на скамью за два ряда перед ним. На женщине был серый брючный костюм и широкий белый холщовый шарф, накинутый на плечи. Она была удивительно хороша. Ощущаемая, как дыхание, свежесть чуть смуглой кожи , плавные линии открытой шеи, умное лицо, ладная фигура и море осторожной, сдержанной женственности. Такой тип женской красоты можно встретить только в Старом Свете. Это была совершенно особенная, западноевропейская красота, созданная и природой, и безукоризненным умением пользоваться дорогой косметикой и ювелирными украшениями, и , конечно, образом жизни, без сомнения хорошо обеспеченной. Ничего яркого и тем более вульгарного не было в ее облике, наоборот что-то загадочно приглушенное, но она была потрясающе пленительна и желанна. Он не мог оторвать от нее взгляда. и сожалел, что ничто в мире не может соединить их, стать причиной их знакомства и хоть какого-то сближения. Риторическая обида на несовершенство мира переполняла его. Все будет, как предписано свыше, он встанет и уйдет, вместо того, чтобы не расставаться с этой женщиной всю жизнь. Таков мир. Ваши желания – ничто. Но он не смог заставить себя уйти и дождался, пока вся компания покинула собор, и она вместе со всеми…

Дождь не переставал, сделав Констанц серым и хмурым, что, пожалуй, шло городу даже больше, чем солнечная погода. Пешком добираясь до отеля. он промок и, когда очутился в своем номере, решил , что неплохо было бы сейчас погреться в бане. Еще раньше. изучая рекламные буклеты отеля, он узнал, что на втором этаже находится сауна к услугам проживающих, без дополнительной оплаты. Как раз в это время – в шестнадцать часов, она открывалась. Серов оказался первым и пока единственным посетителем, открыв дверь своим ключом-карточкой от номера. Конечно, и здесь комфорт был на высоте. Стеллажи, заполненные белыми махровыми полотенцами в неограниченном количестве, холодильный шкаф забитый минеральной «Sprudel” в литровых бутылках с винтовыми пробками, фены, бассейн , просторная комната отдыха с лежаками и две парные – сауна и турецкая . Он прошел в сауну, устроенную по принципу амфитеатра, но не стал забираться высоко, и в ожидании пока тело покроется каплями пота, вспоминал монгольскую сауну на базе отдыха в Хялганате, на Селенге, куда на один день ездили с Чаловым. и Петькой. Там тоже встречали по высшему разряду, да и как могло быть иначе – первый зам. генерального, с гостями… Копченый хариус под пиво, жареный таймень под водочку… монголка-массажистка. Бассейн там побольше, раза в три. Да, и веники! А без веника, что за баня?