Я обернулся едва мы отошли от автомобиля и вновь подивился сплаву практичности и элегантности. Пассажирская капсула перестала быть абсолютно чёрной. Применение, как я для себя объяснил, какой-то жидкокристаллической технологии позволяло придавать её поверхности любой цвет и даже делать прозрачной. Теперь, благодаря хитрому узору, правильная эллиптическая форма визуально разрушилась, и капсула потерялась среди окружающего бедлама и хаоса.

С определением направления поиска вопросов не возникло, понятно, что муры засели где-то дальше по дороге, оставалось лишь скрытно к ним подобраться. Опираясь на моё ощущение опасности и укрываясь среди развалин, наш отряд занял позицию в одноэтажном недостроенном корпусе какого-то производства.

Впереди, менее чем в двухстах метрах, находилась наша цель, – я остро ощущал угрозу, а Дин смог почувствовать близкое присутствие людей. В действительности же перед нами возвышалась лишь кирпичная стена, некогда окрашенная в белый цвет, а ныне неряшливо облупленная и ничем не выделяющаяся на фоне общего уныния. Ни окон, ни дверей и больше сотни метров по пустырю, где ноги переломать, – раз плюнуть. Такая диспозиция мне, в отличие от парней, показалась сомнительной.

Тем временем, они, быстро обойдя ближайшие помещения, притащили старое кресло, водрузили его в центре зала имеющего выходы на обе стороны здания и оба уставились на меня. Ожидаемо первым заговорил Март:

–А ты, Федя, что ты там жмешься возле почек?

Я действительно стоял у выхода в ожидании продолжения разведки с поиском удобного плацдарма. Атаковать противника с нынешнего рубежа мне казалось нерациональным, по крайней мере, стоило поискать более подходящие варианты.

– Атака не твоя забота, ты свою миссию почти выполнил, подстрахуешь только на зачистке, – Март отмахнулся от озвученных мною сомнений, – Вздор! Там обычная команда бессмысленного рыжего мяса, особо развитых иммунных не предвидится. Долбанём им по мозгам хорошенько и повяжем весь этот сброд.

Стронг давал мне пояснения, одновременно опустошая свой штурмовой рюкзак: белое махровое полотенце, упаковка влажных полотенец, фляга в мягком чехле, связка пластиковых наручников.

Между тем, Дин, раздевшись до пояса, обмотал бёдра «мартовым» полотенцем прямо поверх штанов, занял место в найденном кресле и закрывши глаза запрокинул голову. Поза эта мне уже знакома по ментальным атакам против особо прытких заражённых.

Не прошло и минуты, как из носа менталиста хлынула кровь. Мгновение, и поток также внезапно прекратился, а Дин открыл глаза. Товарищ сразу же подал ему флягу. Дин надолго припал к горлышку, с усилием поднялся и тихим усталым голосом сообщил результат атаки: «Минут пять гарантировано, один на воротах, второй по центру двора, остальные в большом помещении слева от въезда».

От этих слов в глазах Марта разгорелся огонь, парня охватил боевой азарт. Продублировав короткое «за мной» приглашающим жестом, стронг стянул с плеча автомат и решительно вышел во двор.

Две минуты бега на пределе сил и мы во дворе базы противника. Ворота заблокированы пикапом с развёрнутой в сторону дороги зенитной установкой. Оператор без сознания лежит в кузове. Март протянул мне пару стяжек, сам перебрался через борт и показал, как вязать пленных. Затем распорядился притащить того парня, что должен был находиться в центре двора где стояли ещё четыре внедорожных пикапа. Напутствие «не церемонится особо», мой командир сопроводил примером, перевалив бесчувственное тело через борт и сбросив на землю, даже не пытаясь его придержать во избежание весьма вероятной травмы. Именно в этот момент у меня появились самые нехорошие предчувствия.

Пока тащил «своего» мура, подъехал Дин, он уже полностью восстановился и тоже принял участие в сортировке пленных. То, что дело это ответственное, стало понятно из простого факта персонального обращения ко мне обычно немногословного менталиста:

– Прошло больше пяти минут, тех кто не пришёл в себя под нож, толку от них всё равно не будет, – новички.

Их было двенадцать. Двенадцать живых, один закован в наручники – пленник, то есть, собственно муров было одиннадцать человек. Большая часть находилась в отключке – этим просто резали глотки. Ходили по двору и помещениям, выискивали людей и резали, – натуральным образом как вырезают кусок мяса из туши добытого на охоте зверя. Считается, что человеку достаточно на горле перехватить сонную артерию или ярёмную вену, но это Стикс и резать нужно качественно, желательно с полным отъёмом головы. Поэтому парни работали со всем тщанием. Я лишь смотрел, – потерялся я в этой ситуации. Думал, что оказался в компании «хороших парней» и совершенно не ожидал буквального толкования фразы «резать пастуха».

Очередного мура подавшего признаки жизни, Дин приложил ребром ладони по шее, и второй раз за всё время знакомства обратился ко мне лично:

– Тащи его в разделочную, там дознание проведём …, только не забудь пристегнуть его чем-нибудь. Эти что очухались не простыми будут, должны что-то знать.

В комнате с железными столами, средств фиксации и удержания имелось в избытке. По всему выходило, что резали здесь не только трупы. Наручники, вывешенные в ряд на одной из труб явное свидетельство тому, что не менее десятка пленников закончили своё существование в этой комнате порезанными и расфасованными по пакетам, частью по мусорным, а частью по стерильным медицинским.

Спустя пять минут все были в сборе: стронги, муры и пленник, его так прикованного вместе со стулом и приволокли, даже кляп изо рта не вынимали. Вернее, назад вернули. Март вернул, сказал, что потом с ним разберёмся, а пока нужно прояснить важное.

Прояснять стали дико. Мне потом не верилось, что оказался пусть невольным, но соучастником. Новоиспечённых пленников не избивали, не рвали ногти и не пытали током. Ведь подобные методы не нарушают общей целостности организма, тем самым палачи посылают сигнал истязаемым: «будешь хорошо себя вести и всё станет как раньше, – синяки заживут, а ногти новые вырастут, ну а не вырастут, так и не особенно они нужны».

Стронги не собирались посылать мурам никаких сигналов. Первого из них усадили на стул, прихваченный пластиковыми хомутами к одному из разделочных столов. Ещё четверых оставили на полу прикованными наручниками к трубе отопления.

Дознание проводилось в виде экспресс-допроса, при этом складывалось ощущение, что вопрошающего не интересует достоверность ответов, он как будто вообще их не слышал. Всё говорило за то, что вопросы задаются для проформы, как вербальное сопровождение главного процесса – истязания, причинения боли. Пытка, ради самой пытки, ради мучений жертвы. Как оказалось, эта отрешённость является частью психологического давления, а то насколько естественным было поведение дознавателей говорило о колоссальном опыте в подобных делах.

Вначале на кафельный пол упали уши допрашиваемого, пленник зашипел от неожиданного и резкого разреза, боли от ножа в своём теле он пока ощутить не успел.

Один из прикованных зрителей поморщился и отвёл взгляд. Март и Дин, казалось, ждали подобной реакции и оба не сговариваясь подскочили к бедолаге. Март, навалившись, зажал голову жертвы, а Дин ловко, в пару движений сработал ножом. Стронги отскочили назад, а их клиент заорал. Крик превратился в визг, голос срывался и казалось, что человек переходит на недоступный для голосовых связок ультразвук. Глаза его были широко распахнуты, он теперь вообще не мог их закрыть, – Дин отрезал ему веки.

Пытка вновь вернулась к сидящему на стуле, наступила очередь вопросов:

– Стаб, расстояние до него, численность, и чьих будете, на кого из внешников пашете?

– Мы при базе, двести нас… человек, то есть иммунных и перцев ещё…, то есть имперцев, внешников. Пятеро…, с нами их пятеро и на базе ещё… Не знаю, охрану видел, но только один пост. Их много… постов… и людей. Камеры, дроны, мины.

Март ударил ножом в плечо, парень вскрикнул и дёрнулся. Март надавил, – парень задышал глубоко, превозмогая боль, но орать побоялся.

– Я спросил о расстоянии до вашей дыры. Будь очень внимательным, вопросов впереди ещё очень много.

Март опять приложил усилие и двинул нож вниз, раздвигая плоть. Испытуемый закричал. Строг выдернул клинок и обернулся ко мне:

– Хват, спрей что ты получил на складе, с биоклеем…, – он в требовательном жесте протянул раскрытую ладонь.

Я не смея возражать, шокированный происходящим принялся руками охлопывать разгрузку и нащупал нужный аэрозоль, – всё никак не привыкну к наличию в моей поклаже этой ценной штуки.

Март, обогащая мои познания в полевой медицине, продолжал: в два движения ножа, спорол рукав униформы мура в том месте, где нанёс удар; срезанным рукавом, сильно надавливая, дознаватель вёл по ране сверху вниз, пережимая сосуды, кожа вокруг белела, и кровь не успевала заполнить место разреза. Март направил на очистившуюся рану струю биоклея, тот шипел, соприкасаясь с повреждёнными тканями, формируя шов.

– Видел? – обратился он ко мне, – ты ведь вряд ли пользовался такой штукой, технология редкая и очень дорогая. Давай, попробуй.

Стронг глядел на меня, протягивая баллон. Я замотал головой. Судя по всему, вид у меня был лишённый даже намёка на энтузиазм, что он и прокомментировал:

– Зря. Нужно точить скилы, если самого зацепят, всё будет непросто, а кровотечение лучше закрыть быстро. Давай…, на этих кадаврах можно…, даже нужно, они с нашим братом не церемонятся.

Я сделал шаг назад, Март это расценил как ответ, улыбнулся и предоставил возможность сбежать:

– Тогда, будь добр, принеси песка. Возьми ведро, и натаскай побольше.

Я сразу испытал облегчение, без команды мне даже мысль такая «сбежать» не приходила в голову, я стоял не в силах отвернуться от зрелища кровавой расправы. Поддавшись внезапному порыву, я вновь озаботился судьбой парня с кляпом во рту:

– А этот? Может я его заберу, зачем ему тут?

– Нет, пусть на глазах будет, мало ли что это за казачок.

– Я присмотрю…

– Пусть сидит, – резко перебил меня Дин, чем поставил точку в попытке окончить мытарство этого бедалаги.

Оказавшись снаружи, я лишь перевёл дух, что-то влекло меня назад, наверное, манила жестокость стронгов, – как далеко способен зайти человек в истязании ближнего?

Далеко. На стенах висели прикрепленные к гвоздям длинные нити сизых кишок. Трое распотрошённых были живы и таращились на собственные внутренности.

– Правда на космонавтов похожи? «Выход в открытый космос,» у меня марка такая была в детстве, – Дин преобразился, его лицо перестало быть безжизненной восковой маской, наоборот дышало, ещё недавно красное пылающее азартом, теперь оно было румяным и стала очевидной их с Мартом идентичность.

Баян и аккордеон…, их совместное музицирование повергало в шок, в этой мелодии не было ничего стройного и рационального. Диссонанс-напряжение без всякой перспективы разрядки, настойчиво давило на психику с финалом неизбежного безумия – чёрт вас дери, воины Света, псы-рыцари, чокнутые фанатичные садисты.