Вопрос: Как достичь самопознания? Глядя на такие организации и институты, как школы, университеты, деловые или профессиональные гильдии, я вижу, что за ними утвердилась прочная репутация. У них есть членство, условия приема, цели и перспективы. К примеру, если я политик, моя цель – стать членом кабинета; если я изучаю медицину, то для того, чтобы стать либо лечащим врачом, либо научным работником, либо преподавателем. Когда же я обращаюсь к суфийским идеям, будь то через книги или через людей, то вижу, что в этой области нет такого же согласованного курса или если он есть, то я не могу его найти. Из-за этого я испытываю замешательство и часто встречаю людей, которые, интересуясь теми же предметами, тоже чувствуют растерянность. Поэтому я считаю, что ответ на этот вопрос чрезвычайно важен для многих людей, которые верят, что в суфийских идеях и деятельности, несомненно, должно быть что-то истинное и ценное, ведь не зря же они сформировали столько великих людей. И все же путь к ним и курс обучения трудны и подчас озадачивают.
Ответ: Интересно рассмотреть эти слова не в качестве урока на тему, что представляют собой суфии или в чем смысл суфийской деятельности, а с точки зрения того, что они могут нам поведать о людях. И мы сразу же увидим, как легко ответить на этот вопрос, обратившись к материалам, аналогиям и способам мышления, которыми с таким же успехом могли бы воспользоваться сами спрашивающие, если бы действительно были такими последовательными аналитиками, какими себя воображают.
Сначала необходимо сказать, что именно такой образ мыслей и сбивает человека с толку. Вы произвольно подбираете параллели и допущения и пытаетесь применить их к нашей области. Занятно, что, использовав все это не по адресу, вы нашли именно то, что подсознательно искали, – путаницу.
Один из традиционных способов ответа на этот вопрос – процитировать пословицу: «Как бы быстро и ловко ты ни бежал, от ног своих тебе не убежать».
Давайте тщательно разберем приведенные аналогии и покажем, что они относятся к нам не больше, чем к любой области и людям, о которых упоминается в вопросе.
Во‐первых, не наше дело убеждать в практической полезности суфизма или в надежности суфийского учения всех и каждого. Каждый должен сделать это для себя сам и, вероятно, для этого человек будет использовать те же методы, которыми пользуется, когда обращается к изучению какого угодно предмета. Но ему следует помнить, что если он, скажем, придет в медицинскую школу и спросит: «Как мне узнать, что вы можете меня чему-то научить?» – ему будет указано на дверь. Его сочтут непригодным. Такой подход обнаруживает дурные манеры и указывает на то, что уровень интеллектуального развития этого человека делает его необучаемым. Есть много людей, которые не встают в позу идиота, и только по отношению к таким личностям у медицинской школы есть обязанность – предоставить им свое ограниченное время. Проделать с вами более простую подготовительную работу – уже задача других людей. Одна из функций опубликованных книг – дать подобный краткий инструктаж.
Во‐вторых, репутация суфиев и так достаточно прочна, и была таковой от своего основания, заложенного суфиями задолго до возникновения многочисленных современных институтов. Сохраняющаяся гибкость, жизнеспособность и эффективность суфийских институтов (если уж необходимо измерять в таких категориях) сами по себе доказывают их ценность на той шкале, на которой в обычном мире оцениваются подобные вещи.
Сосуществование подлинных суфийских проектов и их подделок представляет собой феномен, встречающийся в любой области, так как почти у каждого вида деятельности есть свои подражатели. Явление это не новое, и оно везде имеет те же характерные черты и источники.
В‐третьих, идея «набора и рекрутирования» членов, естественно, меняется от института к институту. К примеру, членство и условия приема банковских клерков отличаются, скажем, от набора в армию. Человек может стать банковским клерком и выяснить, что жизнь банкира ему не по душе. Или может стать политиком и выяснить, что это как раз то, что ему надо. Он может пойти в водолазы и обнаружить, что глубоководное погружение – совсем не то, что он думал, хотя вокруг него всегда было достаточно и водолазов, и школ, и немало литературы по этому предмету. Чего же иного вы ждете от суфийской учебы или деятельности, что отличалось бы от данного положения вещей?
В‐четвертых, конечно, существует вопрос о целях и перспективах. Допустим, вы хотите быть политиком: никто, вероятно, не скажет, что вы можете стать членом кабинета министров, прежде чем, к примеру, не поработаете рассыльным у какого-то незначительного кандидата в парламент, или заклейщиком конвертов в штаб-квартире партии, или даже каким-нибудь мелким клерком при никому не известном чиновнике сельского районного управления. Целью же может быть портфель министра или премьер-министра. Сколько людей, находящихся в начале своей политической карьеры: а) знают, что такое быть премьер-министром, даже если стремятся к этому; б) действительно станут премьер-министром? В любом случае, люди, достигшие такого ранга, как правило, руководствовались китайской пословицей: «Путь в тысячу миль начинается с одного шага».
В‐пятых, коснемся замешательства: люди часто приходят в замешательство либо потому, что не понимают первых шагов, которые им нужно сделать, либо потому, что неизменно получают удовольствие от своего замешательства, либо по какой-то иной причине, которую они не знают. Истоки состояния замешательства часто можно открыть, заново сформулировав проблему в более знакомых терминах, как только что сделал я.
Среди суфиев, как и среди последователей других путей, от того, кто намеревается стать участником их деятельности, требуются определенные навыки в качестве подготовки к высшему обучению. Жизнь в современных сообществах диктует необходимость в эквивалентных, а часто в точно таких же предварительных условиях. Поскольку в нынешних культурах существует множество хорошо известных институтов с ясно изложенными требованиями, то при наличии настоящего желания людям не трудней, а легче понять эти требования. К ним относятся: смирение, преданность, умеренность, сдержанность, послушание. До тех пор, пока вы не научились осуществлять эти «добродетели» на практике, вы ничего не добьетесь ни в банковском деле, ни в армии, ни в медицине, ни в политике, ни в социальной службе, ни в каких-либо других видах мирской деятельности. Если, с другой стороны, вы хотите избежать этой утомительной предварительной подготовки и устремиться к суфизму, то нам ясно, что вы собой представляете, и мы вообще не будем с вами разговаривать. «Сказать “да” суфийскому пути – значит, сказать “нет” воображаемому бегству».
Не случайно суфиям, как они снова и снова убеждаются на опыте, значительно легче конструктивно общаться с людьми, которые не только имеют высшие устремления, но и занимают прочное положение в мире: общеизвестно, что те, кто разумно относится к обществу и жизни, обычно очень хорошо воспринимают суфийские учения.
Итак, перейдем к проблеме, которой вы коснулись в начале своего вопроса: насколько видимыми являются учебные институты? Мир такой, какой он есть, так же как и особое отношение к вещам, составляют для суфия суфийскую школу. Помните слова Магриби, сказавшего монаху: «То, что вы ищете в вашем уединении//Я ясно вижу на каждой дороге и в каждом закутке».
К чему отягощать внешними условностями, скажем, обрядами, жизнь того, кто и так погряз в бесплодном ритуализме. Нет смысла загружать идеями ум, и так переполненный идейным багажом. Учебные структуры открываются нашему взору, когда голова свободна от иллюзий.
У Саади есть история о человеке, чья голова была переполнена воображаемым знанием и вследствие этого высокомерием. Он пришел издалека к мудрецу Кошьяру. Кошьяр не стал его ничему учить, сказав: «Наверное, ты считаешь себя мудрым, но в наполненный горшок ничего нельзя поместить».
Если вы полны претензий, продолжает Саади, то на самом деле вы пусты. Опустошите себя от бесплодных идей, наставляет он, чтобы вы могли прийти и наполниться высшими восприятиями и понять реальный смысл.
В нетрадиционных обществах, к которым принадлежит современное Западное общество, широко распространено представление, что их научная основа каким-то образом позволяет им мыслить иначе, чем «древние» или «восточные» люди. Антропологи показали, что способы человеческого мышления повсюду очень схожи, а модели и предположения, используемые, скажем, древними африканцами, мало отличаются от тех, что применяются современными европейцами и американцами. Тот факт, что эта информация экспертов не стала частью всеобщего знания, сам по себе подтверждает, скажем, точку зрения Р. Хортона. Он так прокомментировал необоснованные предположения западных людей и африканцев:
«Основа для принятия западным обывателем ментальных моделей, предлагаемых учеными, зачастую не отличается от той, на которой базируется образ мыслей молодого жителя африканской деревни, когда он впитывает то, что вещает деревенский старейшина. В обоих случаях на тех, от кого поступают предложения, смотрят как на полномочных представителей традиции. Что касается правил, которыми руководствуются сами ученые, принимая или отклоняя те или иные мыслительные конструкции, то эти критерии редко становятся частью интеллектуального багажа более широких слоев населения. Сегодняшний западный обыватель при всей очевидной современности его мировоззрения, редко является более «открытым» или научным в своих взглядах, чем обычный сельский африканец»5.
Если учеба осуществляется в настоящее время, то знание себя может включать познание способов мышления вашего сообщества и понимание того, что, возможно, вы – его продукт и что это знание действительно может быть достигнуто с помощью таких антропологических и психологических наблюдений, какие проводятся суфиями в их курсе обучения, направленом на принятие новых и многообещающих дополнительных перспектив.
Это подразумевает расширение знания через познание себя, познание себя через знание того, как человек думает о других, и «видение себя глазами других» – то есть задействование всех тех способов, которые способствуют применению соответствующих уроков: на Западе пока только указывают на них, но еще не связывают с развитием восприятия реальности, лежащей за пределами обычного состояния сознания.
Утверждение «Тот, кто знает себя, знает своего Господа» означает, кроме всего прочего, что самообман препятствует знанию. Вопрос задан о том, как достичь самопознания. Первое «я», о котором надо получить знание, представляет собой вторичное, по существу ложное, «я». Каким бы полезным ни было это «я» в многочисленных ежедневных делах, оно стоит у вас на пути как препятствие. Его необходимо отодвинуть, сделать чем-то таким, что может быть использовано или не использовано, но при этом не использует вас.
Способ, которым это делается, – самонаблюдение: регистрация того, как и когда это «я» действует и каким образом вводит в заблуждение.
Один человек как-то заметил в присутствии суфийского старца Джунайда из Багдада, что нынче стало трудно найти истинных братьев. Джунайд тотчас определил однобокость такой позиции: «Если вы ищете брата, чтобы он разделил с вами ваше бремя, то братьев воистину найти трудно. Но если вы ищете человека, чтобы разделить с ним его бремя, то в таких братьях нет недостатка».
Вы хотите научиться оценивать институты суфиев. Вы хотите познать себя. Первое возможно лишь после того, как достигнуто второе. Шейх Абдуллах Ансари из Герата, как и все классические суфийские учителя, настаивает на том, что вы должны видеть себя иначе, чем вашими собственными глазами, то есть не так, как вы сейчас смотрите на вещи, или же ваша привязанность к этому вторичному «я» будет только усиливаться и заслонит объективное понимание.
Пока вы сами не можете ясно и постоянно видеть, что вы из себя в действительности представляете, вам надо доверять оценке учителя, «садовника», как его называет Руми:
«Когда садовник входит в сад, ему достаточно взглянуть на деревья, чтобы сразу узнать: вот – финиковая пальма, вон – смоковница, а там – гранатовое дерево, груша, яблоня. Если есть знание, видеть плоды не обязательно – достаточно деревьев»6.
Вопрос: Какие проблемы на нашем современном Западе связаны с передачей знания?
Ответ: Такого рода проблемы, по сути, мало отличаются, разве что внешне, от тех, что существовали во все времена. Чтобы понять, вам необходимо взглянуть на это с такой точки зрения.
Если бы в Средние века в Западной Европе вы проповедовали, скажем, гигиену, что случилось бы с вами? Для начала вас бы сочли еретиком, потому что мылись только неверные. Уважаемые люди подвергли бы вас жесткой критике за предположение, что вы лучше, чем они, поскольку вы моетесь, а они нет. Если бы вы стали излагать им учение о микробах, вы думаете, что это сошло бы вам с рук? А воспользуйся вы их средствами массовой информации, вас обвинили бы в нескромности и даже в чем-то худшем; если бы вы попытались учредить свои собственные, вас бы обвинили по меньшей мере в неблагонамеренности.
И – столь же важно – кто бы стал вас слушать? Чудаки, оккультисты, неудачники, желающие найти кратчайший путь к успеху… Во всяком случае, не те люди, которые могли бы и стали в будущем авторитетами в области гигиены… Необходимо проделать большую предварительную подготовительную работу, объясняя предположения, доказывая, что предубеждение – это не реальность, развенчивая ни на чем не основанную клевету.
Великий суфийский поэт Хафиз говорит (и до чего же верно), что трудности – внутри людей, ибо они воображают важными вещи, которые на самом деле не относятся к разряду важных: «Вы сами – ваш собственный барьер, поднимитесь над ним, чтобы преодолеть его».
Люди ошибочно принимают информацию за знание и одно указание за другое. Происходит это главным образом потому, что в целом они не знают, чего хотят, и часто думают, будто им чего-то хочется, когда на самом деле они хотят совсем другого. Данная проблема сопутствует всем видам деятельности на Западе.
Недавно я беседовал с приходским священником одной церкви в новом городском районе. Он провел тщательный опрос населения, чтобы выяснить, чего хотят его новые прихожане, какие проповеди они хотели бы услышать и как следует их преподать, какие темы им интересны. Все это заняло у него несколько месяцев. В конце концов он составил полную картину пожеланий прихожан и позаботился о темах, подаче и атмосфере.
Первые несколько недель люди ходили на его службы, потом их стало все меньше и меньше. Когда их спрашивали об отсутствии интереса, они называли одну причину: «Это непохоже на то, что мы думали».
Подобная ситуация показывает (как можно обнаружить в бесчисленных суфийских историях), что ни учитель, ни учащийся вне реального контекста не знают, как должно осуществляться обучение, если только оно не проводится путем внушения или в особых случаях эмоционального возбуждения.
Поскольку во многих отраслях знания учителя думают, будто знают, как учить, а учащиеся – как учиться, от нас ускользает одно обстоятельство: люди принимают это народное поверье без всякой проверки. Таким образом, из века в век и те, и другие пожинают все более скудные плоды деятельности, за исключением лишь некоторых сфер, как, например, торговля, где люди не могут себе позволить фантазировать и вынуждены производить проверки и тестирование.
Весьма поучительный случай произошел на британском телевидении, когда многие люди пожаловались на обыкновение постановщиков юмористических шоу сопровождать каждую шутку фонограммой смеха или приглашать в студию публику. Телезрителям это не нравилось. Главный редактор развлекательных программ лондонского воскресного телевидения в 1970 году, подчинившись резкой критике и потоку писем, убрал хохочущую аудиторию. Теперь стали жаловаться актеры, что без смеха, помогавшего им настроиться на определенный темп, они не могут играть как следует. «Поэтому, – сказал мистер Барри Тук, – я вернул обратно аудиторию, и все опять пошло как нельзя лучше. Мы снова стали получать множество писем, фактически от тех же людей, которые ранее жаловались на смех в студии, но теперь все они писали, насколько больше им нравятся телеспектакли с живой публикой».
При рассылке ученым проспектов новых книг мы обнаружили следующий результат: предложения, изложенные безупречным научным языком, едва способствовали продажам. Зато проспекты, написанные на манер рекламы стирального порошка, даже для книг на серьезные темы привлекали немало уважаемых ученых мужей, которые тут же высылали свои заказы. Когда я упомянул этот результат в газетном интервью, несколько профессоров написали мне, что они предпочитают «возбуждающую» рекламу и что «ученый стиль» им надоел…
Одна из трудностей, связанных с передачей суфийского знания и на Востоке, и на Западе остается неизменной в течение многих веков. Как утверждал суфийский старец Абулах Хасан Кхиркани: «Многие люди, которые в действительности мертвы, ходят по улицам; многие, из тех, что лежат в могилах, в действительности живы». Такие вот слова адресовал он нам через книгу мастера Аттара «Жизнеописания святых».
Трудности в передаче знания, о которых вы спрашиваете, состоят в том, что лишь немногие люди способны сразу же научиться тому, чему их учат. Остальным надо приобретать определенный опыт и проходить обучение, пока их внутреннее восприятие не будет в состоянии установить связь с передачей.
Многие люди полагают, что их интерес к предмету является достаточной подготовкой. Более того, они и поверить не в состоянии, что кто-то другой обладает способностью восприятия, тогда как сами они должны ждать.
Джунайд однажды проиллюстрировал это на очевидном уровне, когда некоторые из его двадцати учеников ревниво отнеслись к тому, что он питает особую привязанность к одному из них. Притча в действии, которую он изобрел, стоит того, чтобы над ней поразмышлять.
Он созвал всех своих учеников и велел им принести двадцать кур. Каждому было велено отнести свою птицу в такое место, где его никто не видит, и убить ее.
Когда они вернулись, то принесли с собой мертвых птиц – все, за исключением обсуждаемого ученика, который принес свою птицу назад живой.
Джунайд в присутствии остальных учеников спросил его, почему он не убил птицу.
«Вы велели мне пойти туда, где меня никто не увидит, но такого места нет: Бог видит все», – ответил тот.
Трудность передачи знания тесно связана с ориентацией ученика. Желать знания недостаточно. Случай с учениками Джунайда показывает, что только один из двадцати действовал в соответствии со своими убеждениями.
Институт учительства существует для того, чтобы учащийся мог научиться тому, как учиться. Понимая это, человек осознает, почему высказывание Муинуддина Чишти не является крайностью:
«Следует принять сердцем: все, что духовный руководитель убеждает своих учеников делать и практиковать, идет на пользу самому духовному ученику».
Премиум
О проекте
О подписке