Ари не ответила на вопрос, но и не возразила. Только укуталась в плащ и села, поджав ноги. Внимание её снова поглотилось пламенем костра.

«Кажется, всё-таки расстроил, – подумал Гвин с досадой. – Надо было помягче о таком, не все же, как я, со всем смирились».

Разумеется, он не имел в виду ничего плохого. Ведь она была права в том, что Гвин – вынужденный неприкаянный одиночка. Сравнение весьма точное… Но и что с того? Подумаешь, одиночество. При правильном подходе оно даёт намного больше, чем отнимает. Ведь уют домашнего очага – это крохотное место, кокон, в который люди себя добровольно заворачивают, отгораживаясь от бесконечности мира. Пусть в одиночестве нет тепла, зато оно доверху заполнено свободой.

Гвин вряд ли смог бы теперь обойтись без этой свободы. Единственные кандалы, которые он таскал на себе – Голод – к счастью, замещали собой все остальные. Так что, положа руку на сердце, сколько бы ни хотелось себя жалеть, давали они больше, чем отнимали. Может, Гвин и пожалеет об этих словах во время следующего голодания, но ему нравилось быть тем, кто он есть. Грифоном-альбиносом.

А вот Ари, видимо, не нравилось. Ну что ж, её можно понять. Если воспринимать одиночество как бремя, то одиночкой быть совсем не хочется…

Но тут есть забавная штука. Если один грифон-альбинос встретил другого грифона альбиноса, то так ли они одиноки?

– Знаешь, – сказал он неожиданно для самого себя, – мне кажется, твой Бесформенный должен быть как-то связан с Великим Светом.

Ари подняла на него заинтересованный взгляд.

– Ведь тогда начались всякие странности, – продолжил Гвин. – Появились сильные химеры, немаги, всякие божества повылазили. Много кто об этом говорит. Вдруг и он тогда же возник? Что скажешь?

– Скажу, что уже давно об этом думаю, – ответила Ари с лёгким удивлением. – Пришла к тем же выводам.

– А может это вообще было разовое явление, – ободрённый успехом, развивал мысль кантернец. – Какое-нибудь энергетическое возмущение…

– А вот это вряд ли.

– Почему?

– Потому что пару лет назад он напал на меня.

Ари как будто собиралась сказать что-то ещё, но поджала губы и промолчала.

– Мне это тоже интересно, – Гвин понял, что нащупал нужную ниточку, поэтому продолжил за неё тянуть. – Все эти странные существа и места. Потому что… ну… я их ем. Точнее, кормлю питомца-сожителя. Если бы понять, из-за чего это всё стало появляться и причём тут Великий Свет, может, я бы смог разобраться с Голодом раз и навсегда.

– Может, и сможешь, – кивнула Ари. – Особенно с учётом того, что я узнала.

Она замолчала, но Гвин терпеливо ждал. Он знал, что теперь продолжение точно последует.

– Придётся, видимо, начать с начала, – сказала Ари, устроившись поудобнее. – После второго нападения Бесформенного я еле выжила. С ним невозможно сражаться, в его присутствии даже думать почти невозможно, и воздух как будто… кисель. Ты убегал когда-нибудь в ночном кошмаре? Хочется из кожи выпрыгнуть, а ползёшь, как улитка. Вот рядом с Бесформенным всё ещё хуже. Меня спасла случайность, которая вряд ли повторится, и только благодаря ей мне удалось сбежать. Так что для меня это теперь вопрос выживания.

– Уверена? – усомнился кантернец. – Между его появлениями прошло сколько? Пятьдесят лет? Походит на то, что ты дважды оказалась не в том месте и не в то время. Кто станет ждать целых полвека?

– Он появится снова, – тоном, нетерпящим возражений, отчеканила Ари. – Совпадений не бывает. Раз он напал дважды, то явится и в третий раз. Через пятьдесят лет, через день – я хочу быть готова к его появлению. Поэтому я начала копать. Как и ты, я давно сопоставила факты и поняла, что появление новых выродков и прочего привязано к дате Великого Света. Раньше мне не было до этого дела, но теперь я себя спросила: а если Бесформенный – тоже часть этих изменений? И вернулась туда, где он напал на меня.

– И что там? – не выдержал до крайности заинтригованный Гвин.

– Там остался его след. Энергетический, конечно. Кое-что в нём показалось мне знакомым, поэтому я начала охотиться на самых необычных чудовищ, каких только могла найти. В какие только дыры я не залезала в последние два года! Ну ты, вижу, понимаешь… Так вот в итоге могу сказать следующее. Существа нашего мира, даже такие как химеры и отродья, либо оставляют совсем другой след, либо не оставляют никакого. Но некоторые из них – угадай, какие именно – оставляют след похожий

– Сильные химеры?

– И не только. Попадаются мутанты с мутациями, которых у них не должно быть.

– Ага, в курсе. Попадались…

– Вот. А некоторые отродья обзавелись репродуктивным аппаратом. Знал? Они теперь могут размножаться и после смерти не превращаются в щебень.

– Да это ещё ладно! Мне недавно попался тролль, который делился на две одинаковые половины, и каждая при этом была вполне себе самостоятельной.

– И что, тебя всё это не удивляет?

– Если бы я каждый раз удивлялся таким штукам, удивлялка бы уже отвалилась. Я ими питаюсь, забыла? Самые странные обычно самые вкусные, так что я просто…

– Ешь, я поняла, – Ари поморщилась, и кантернец отстранённо отметил, насколько изящно у неё это получается. – А с немагами сталкивался?

– Пару раз, – припомнил Гвин. – Оба раза не понравилось. А что?

– А то. Ты же в курсе, почему они себя так называют? У них нет Дара, но при этом то, на что они способны, уж слишком похоже на магию. Та же Зола, например, может воспламенить практически что угодно, но каким образом, если у неё нет Дара?

– Я не встречался с Золой. Только с Летунами и этим большим, чёрным, как его… Иней, вот. И на кой ляд они себе такие имена выдумывают?

– Не знаю, я с ними не встречалась пока. Знаю в основном со слов одного знакомого чародея. Он говорил, что в аурах немагов тоже есть некая метка, похожая на след необычных выродков.

– Вот как? – Гвин откинулся, скрестив руки на груди. – Немаги, получается, в некотором смысле родня чудовищам?

– Да нет же, не родня, – Ари снова забавно поморщилась. – Они только одинаково отмечены. Это как… шрам от одного и того же лезвия. Но и это ещё не всё. Слыхал про «полыньи»?

Кантернец покачал головой.

– Про них мне тоже Кастис – тот знакомый чародей – рассказал. Это такие места, где мир отрезан от Эфира. Там невозможно колдовать, поэтому чародеи превращаются в обычных людей. И появились они когда? Правильно, после Великого Света. Причём их год от года становится всё больше, а почему – никто понятия не имеет. Я была в одной такой «полынье». Ощущения более чем странные, хотя шибко неприятными их тоже не назвать. Как будто тебя засунули в глухой мягкий кокон.

– А как при этом себя чувствует твоя… вторая половина?

– Альтер? Так же, как я, только по ту сторону Прослойки. Я её не чувствую, но она никуда не девается. Только вызвать её на эту сторону в «полынье» я вряд ли смогу. В других местах – пожалуйста, а там – нет. Можешь себе представить, как такое вообще может быть?

– Я не разбираюсь в магии, – поморщился Гвин.

– Не разбирается он, – фыркнула Ари. – Раз ты смог почуять альтера, то можешь себе представить, насколько неестественно такое явление, как «полынья». Оно противно природе. Как и все эти сильные химеры. Как и немаги, которые колдуют без Дара. Как и много ещё чего. Что-то тогда случилось, при Великом Свете. Вроде бы после этого всё наладилось, но надолго ли? Или – ещё хуже – вдруг на самом деле ничего не наладилось, а мы просто себя в этом убедили?

Кантернец не стал отвечать на риторический вопрос. Вообще-то ему вдруг стало нехорошо от всех этих разговоров. Тревожно. И тем было неприятнее, что тревога эта не перешла к нему от Ари, а выползла из его собственной души, где пряталась раньше точно змея под камнем.

– Что-то надвигается, – помолчав, сказала Ари. – Эти… искажения не просто так появились и просто так не уйдут. Мир меняется, но слишком глубоко, чтобы мы могли понять, как именно. Как будто слышим звон, да не знаем где он. У тебя не было такого ощущения? Что всё, что мы видим и слышим – лишь отзвуки, туманные обрывки, которые никак не сложатся воедино? Изменились возвраты, изменились их последствия, изменилась природа, а мы всё продолжаем жить как ни в чём не бывало, пока весь мир катится Явор знает куда. У людей, как всегда, только одна цель – выжить, поэтому они просто приспосабливаются и не думают о том, почему им приходится это делать… А мне вот всё это не даёт покоя. И не только потому, что я столкнулась с Бесформенным. Просто я смотрю на эти изменения и не могу представить, что с нами всеми будет, когда отзвуки превратятся в настоящую бурю. А она грянет, обязательно грянет. Вот увидишь.

– Может ты и права, – сказал Гвин, пожав плечами. – Что-то действительно происходит. Только, думаешь, нам дано это понять? Не то чтобы я себя дурачком считал, но есть ведь вещи не для наших скудных умов.

– А для чьих же тогда?

Гвин усмехнулся – по-доброму, потому что его тронула внезапная наивность женщины, которая на первый взгляд наивной вовсе не казалась.

– Ты необычная, – сказал он. – И я тоже необычный. Ты принадлежишь к расе, о которой никто не слышал. Я делю тело и сознание с абсолютным хищником из таких мест, что от одной мысли мозги скукоживаются. Мы оба знаем, насколько мало понимает обычный человек. Даже если он очень умён, даже если он стар и обрёл мудрость. Пока он не переживёт того же, что и мы, он просто не сможет понять. А сколько всего не пережили мы? В какие бездны ещё не заглядывали? Ты только представь. Что если природа этих искажений лежит за гранью нашего понимания, потому что наше восприятие слишком узко? Ведь ты сама говоришь, что Нирион меняется где-то очень глубоко – так может, такие тонкие материи не для нас?

Ари, казалось, задумалась.

– Может быть, – сказала она наконец. – Но я всё равно попытаюсь всё выяснить. Потому что вдруг они всё-таки для нас? И мы сможем как-то повлиять.

– …И ты сможешь избавиться от Бесформенного, – добавил кантернец и по лицу собеседницы понял, что попал в точку. – На твоём месте я бы вёл себя точно так же.

Ари посмотрела на него устало и вдруг улыбнулась, а потом молча улеглась и завернулась в плащ. Подложив кулак под щёку, отчего сразу стала похожа на маленькую девочку.

Гвин вздохнул и тоже принял горизонтальное положение на пропахшем тухлятиной тряпье. Ему завернуться было не во что, хотя очень хотелось. Не из-за холода – лишь уюта ради. Чтобы завершить картину: за стенами ночь и вьюга, а внутри горящий очаг, разговоры вполголоса и мягкая постель…

И вовсе он не думал, что тонкие материи не для его ума. Наоборот, кантернцу было жутко интересно разузнать обо всём, что касается искажений. И до чего ведь точно Ари слово подобрала! Искажения. Как будто кто-то и впрямь схватил Нирион обеими руками и хорошенько встряхнул, исказив его законы. Но почему-то Гвину показалось, что уж слишком сильно девушка вцепилась в эту загадку. Слишком отчаянно. Как бы не приключилось с ней чего дурного…

«Ну и ну! – опомнившись, фыркнул про себя кантернец. – Она меня под завалом бросила, а я тут пекусь о её душевном равновесии! Совсем ты размяк, дружище Гвин. Если каждого встречного так обхаживать, все нервы себе вымотаешь!»

Он повернулся на спину и уставился в потолок.

«Вот бы каждый встречный был таким, как она», – подумалось ему вдогонку.

Гвина уже клонило в сон. Эйфория от насыщения прошла окончательно, поэтому начала сказываться усталость, которая копилась днями, а то и неделями. Сегодня его впервые за долгое время ждал здоровый сон, и кантернец с радостью сдался в его объятия, закрыв глаза.

Вот только одна мысль пока ещё не давала уснуть.

– Ари?

– М?

– А куда ты направишься завтра?

Молчание висело долго – Гвин даже успел подумать, что девушка заснула. Но ошибся.

– На запад. Обойду горы с запада, вдоль моря, – Ари зевнула. – Никогда не была в тех краях.

И снова тишину нарушала только седая вьюга.

– Спокойной ночи.

– Спокойной ночи… Гвин.

Когда он проснулся, Ари уже ушла. Поднялась, наверное, ещё засветло, откопала снова занесённый снегом вход и была такова. Гвин даже не слышал – настолько сладко спал.

Он поднялся, вылез из подземелья, осмотрелся, щурясь после долгого пребывания в темноте. Снег больше не шёл, но небо всё ещё нависало белой непрозрачной пеленой. На сильно выросших сугробах виднелся отчётливый след широких снегоступов, ведущий на север. По нему Гвин дошёл до занесённой дороги, что тянулась вдоль кромки леса и одним концом взбегала на холм справа, а другим терялась слева, у подножий гор.

Две линии, оставленные снегоступами, поворачивали на запад.

Тягостно вздохнув, кантернец поковылял на восток.

Глава 4

Ари не любила холод, поэтому подалась на север ещё в начале лета, надеясь управиться до наступления морозов. Но немного просчиталась.

Сначала она добралась до Нейрата, потом до побережья Северного моря. Там выследила одну на редкость шуструю сволочь, которая истребляла без разбору всю местную живность. Затем забрела в деревушку круглолицых узкоглазых северян, поклонявшихся «ледяному гиганту» – на поверку это оказался до неприличия здоровый огр, который отчего-то замораживал всё вокруг при одном только приближении. Способа совладать с таким противником Ари так и не нашла, поэтому ушла ещё севернее: к Перемычке, в вечную мерзлоту. Горы стояли стеной и были совершенно безжизненными. Несколько вялых отродий не в счёт – им просто не повезло уродиться в таком негостеприимном месте. Кроме них у Перемычки никто не водился и даже самого чахлого кустика не росло. Через три дня бесплодных блужданий девушка поняла – здесь ловить нечего. И повернула на юг.

Снова достигнув населённых людьми мест, Ари с удивлением обнаружила, что там уже выпал снег – даром, что по либрийскому календарю шёл последний месяц лета. Вот и управилась по теплу.

Здесь, совсем рядом с Острохолмьем, поле для исследований было куда как обширнее, чем у Перемычки. Пришлось стиснуть зубы и терпеть промозглую осень, которая всё чаще по утрам напоминала зиму. Ари обследовала всё необычное, что могла заметить или о чём могла услышать, и за три месяца, пока не пришла настоящая зима, встретила несколько по-настоящему интересных искажений.

Прежде всего это были, конечно, чудовища. Они всегда были самыми очевидными, самыми бросающимися в глаза – среди любых странностей люди в первую очередь обращают внимание на те, которые могут откусить им голову. Обосновавшись в Галории, небольшом княжестве, зажатом между Энтолфом и Нейратом, Ари несколько раз поохотилась. В такой близости от владений отродий она не сильно надеялась узнать что-то новое – слишком уж много здесь водилось всякой гадости. Но в двух случаях из пяти путешественница всё же наткнулась на тварей с характерным энергетическим следом. Обеих убила. За обеих получила немаленькую награду в местной Службе чистильщиков.

Однако пока пуэри собирала информацию для охоты, до неё дошло ещё несколько любопытных слухов. Некоторые из них оказались настолько любопытными, что Ари решила их проверить.

Так она посетила «пустую поляну», о которой шептались местные. Так они называли место посреди степи, где вдруг выросли деревья: голые стволы и ветви почти лежали друг на друге, сплетаясь и образуя жутковатую на вид воронку, напоминающую одеревеневший вихрь или гигантское гнездо. А в центре его не росло ничего. Просто голая земля, на которую войдёшь – и услышишь, как звенит полнейшая тишина. Даже ветра, который шумел снаружи, на «поляне» будто не существовало.

В каких-то двух или трёх лигах оттуда стоял старый лес, в самом сердце которого нашлась ещё одна странность. Её, особо не мудрствуя, нарекли «окаменевшей чащей» – потому что всё живое там и в самом деле обратилось в камень. Даже зверьё и птицы. Со стороны это было похоже на творение талантливого, но безнадёжно сумасшедшего скульптора, которому вступило в голову создать вечный, застывший во времени лес. И вышел он прекрасным, но каким-то уж слишком нездешним.

К третьей диковине пришлось идти ночью – потому что днём её, по заверениям тамошних рыбаков, можно было и не заметить. Оказавшись в указанном месте, Ари первым делом подумала: «Зато ночью точно мимо не пройдёшь». На пруду, в котором старики удили мелких карасей и гольянов, царил вечный день. То есть небо ночью, конечно, было чёрным, но местность вокруг водоёма освещалась прекрасно. Правда, сколько пуэри ни искала источник этого света, так и не нашла. Он брался ниоткуда и вместе с тем отовсюду – в освещённом пространстве не было ни одной тени. Выглядело всё это до жути противоестественно.

Во всех случаях Ари не удалось нащупать след искажений, но она нутром чуяла – это они. Потому что не бывает такого. Точнее – не должно быть. Никакие это не чудеса и не божественный промысел, а если и промысел, то точно не божественный… И Бесформенный как-то с этим наверняка связан. Только как? Он причина или следствие? Является он частью искажений или порождён чем-то иным?

В начале первого месяца зимы, под усиливающиеся холода, Ари двинулась на юг. В голове у неё царил полный бардак. Слишком долго она ломала голову над загадкой искажений, слишком упорно пыталась найти между ними что-то общее. Внутри черепа всё гудело от напряжения, а хоть сколько-нибудь стройного объяснения так и не нашлось. Хотелось отдохнуть. Но когда девушка остановилась на ночлег у одной сердобольной семьи на юге Энтолфа, ей рассказали про нечисть, что живёт в горах, и пуэри, конечно же, не смогла пройти мимо. Там она и встретилась с Гвином.

Увидев его в ущелье, Ари приняла его за вторую химеру и даже хотела разгрести завал, чтобы прощупать с помощью Дара и добить, но побоялась новой лавины. К тому же – ну кто выживет под такой толщей? Поэтому она постояла-постояла, да и ушла искать заброшенный замок с гарпиями, а про странного встречного забыла. Когда же они вновь пересеклись в подземелье и стало очевидно, что Гвин – не химера, Ари долго к нему присматривалась, пытаясь разглядеть признаки искажений. Но их не было.

Он был очень примечателен – для начала тем, что даже со своей дикой историей укладывался в рамки неискажённой реальности. Его рассказ напоминал одну из мрачных сказок, которыми издревле полнился запад Либрии: властолюбивый волшебник, пытаясь приручить Лукавого, приносит ему в жертву юношу. Но Лукавый всегда оказывается хитрее, поэтому самонадеянный волшебник погибает, потом погибают все, кто оказывается поблизости, и только жертва, по извращённой прихоти Зла, единственная остаётся в живых. Изувеченная, проклятая и обречённая на одиночество. Чем не древний народный мотив? Идеальный материал для притч об опасности, которую таят в себе тайные знания. Или о том, как опасно играть со Злом. Или о том, что жадным быть плохо. Не суть. Главное, что никому не доводилось пережить такое, а Гвин – пережил. И, лёжа в двух шагах от него, Ари всё думала перед сном: что же после всего этого творится у него в душе?

Уходя, она не стала будить случайного знакомого, хотя её так и подмывало это сделать. Зачем? Она и сама не знала. Хотя бы просто сказать «пока». Но Ари понимала, что они вряд ли увидятся снова, и портить напоследок чужой сон ей стало совестно. Странно, ведь любого другого она бы растолкала – хотя бы чтоб не замёрз насмерть. Но Гвину холод был до свечки, а больше разумных поводов подоставать его у девушки не нашлось, так что она сделала над собой усилие и просто ушла. В конце концов она и так едва не похоронила беднягу заживо…

Потянулись однообразные дни путешествия по диким местам. На северо-западе Синих гор люди не селились из-за бедности земли и близости Острохолмья – вырастить что-то сложно, а без крепких стен долго не протянешь. Здесь было мало лесов, зато во множестве росли колючие кустарники. А ещё здесь было много снега. Ари гадала, как этот край выглядит летом, но возвращаться сюда, чтобы посмотреть своими глазами, не собиралась. Не видела смысла.