Не знаю, хотел ли я бегством выразить протест против происходящего. Если даже так – это я, получается, впервые в жизни показал, что у меня яички правильно прикручены? Гостиничная дамочка, конечно, говорила все очень красиво и правильно. Но в глубине души мне хотелось скрыться от ее слов. Слишком уж пламенными были ее изречения! Я вроде бы много ходил по больницам, перевидал бесчисленное множество врачей. Но все равно каждый раз мне хотелось убежать. Не глотать лекарства, не делать уколы, не тратиться на все это. А убежать. И все же из раза в раз я склонял голову и изъявлял покорность примерного законопослушного гражданина. Я боялся умереть. Мне было прекрасно известно, кто в моих взаимоотношениях с больницами хозяин, а кто – холуй и кто к кому угодил в сети. Я досадовал на себя только за то, что у меня ничего более действенного не было, чтобы снискать расположение докторов-чудотворцев. Нет, не «чудотворцев», а чудищ грозных и достопочтимых, под стать Янь-вану. Каждый врач при себе держит книжицу, где записано, какому человеку уготовано еще жить, а кому – встретить смерть. Почему же я не мог уподобиться тем старцам? Те хотя бы виду не показывали, что с ними что-то не так. Временами я вопрошал себя: если с врачами что-то не срастается, это же, наверно, не повод прятаться от них? Но такие мысли, если честно, ведут в никуда. И еще меня мучили сомнения. Сбежав от доктора, я взял ответственность за свою жизнь в собственные руки? Неужели я смогу излечиться самостоятельно? Я же вроде бы хотел побороться за титул почетного жителя города К?
От спутанных мыслей меня бросало то влево, то вправо. Я скачками преодолевал коридор, но убежать далеко не получалось. Боль во всем теле сковывала движения. Единственное, что мне удалось, – затесаться в большую группку старых пациентов, где я и схоронился, как в игре в прятки, сев на корточки за грядой высохших от времени ног.
Сестрица Цзян быстро нагнала меня.
– Миленький Ян, миленький Ян, где вы? Вылезайте сейчас же! – От волнения в ее словах звучала некоторая издевка. Булькала она, как пузырек, который вот-вот лопнет.
– Вы ставите на карту свою жизнь, – крикнула она.
Я сидел тихо и бездвижно.
– Миленький Ян, у меня для вас хорошие новости: врач согласился не делать вам гастроскопию, он вам пропишет капельницу, чтобы сбить жар. Возвращайтесь!
Ее последний призыв прозвучал еще более унизительно для меня. Вся моя женоподобная слабость сразу и вскрылась.
Я как сидел, так и остался сидеть. А в мозгу колошматилась шальная мысль: а вдруг это правда? В словах сестрицы Цзян не ощущалось ни капли фальши. Моя спутница лишь хотела завершить начатое дело и от всего сердца трудилась на мое благо. И все же я колебался. Стоит ли показаться ей на глаза? Точно только капельницу мне пропишут? Операцию мне делать не будут? Мое бренное тело оставят в покое?
Больше всего мне было стыдно за то, что я, наверно, рассердил врача. Как же из меня получился такой человечишка? Сопротивляться больнице – самое глупое из всех сумасбродств, что может творить человек по жизни. Действительно: я «ставлю на карту жизнь»! Да и можно ли такое существование – распластался на земле, как последний слизняк, – назвать «жизнью»?
Тут я увидел, что сестрица Цзян вот-вот расплачется. Она вертела головой в поисках меня. Я поднялся из толпы и слабым голосом позвал:
– Сестрица Цзян! – Та повернулась в мою сторону, и в ее взгляде чувствовалась материнская забота. И я послушно побрел обратно в кабинет врача.
Доктор уже успел оформить листок с диагнозом и рекомендациями по лечению и как раз скреплял его печатью. Превозмогая боль, я согнулся в поклоне:
– Спасибо, спасибо вам, доктор.
Врач вручил листок сестрице Цзян.
– Так-то лучше. – Круглое личико сестрицы Цзян светилось, будто она наткнулась на драгоценный клад. – Радуйтесь, скоро боли не будет. А мне надо уже возвращаться в гостиницу. Менеджер только что поручил новое задание. Еще кто-то испил водички.
– А я-то как без вас? – Я на автомате ухватил ее за рукав, словно тот был мне спасательным кругом. Сердце снова заколотилось в предчувствии опасности.
И тут погремел гром, затрепетали языки огня, в потолок взмыли столбы дыма. Все в кабинете врача перевернулось вверх дном. В глазах помутилось. Сестрица Цзян потянула меня на пол и легла поверх меня.
Через некоторое время сестрица Цзян помогла мне подняться. Повсюду был хаос. Бегали и кричали люди. Больница утратила всякое подобие порядка. Сестрица Цзян вместе со мной укрылась в общем туалете. Я не осмеливался и пошевелиться. Думалось, что вот он и настал, конец света. И от того на меня нашло даже какое-то просветление. В туалете толпилась куча народу. Туда набились и мужчины, и женщины. Некоторые были ранены и громко стонали. Все бросились обсуждать происходящее.
– Похоже, на больницу снова нападают родственники больных. Бомба…
– А зачем здесь бомба?
– Вроде бы у одного человека жена с внематочной беременностью умерла при целиоскопии. Супруг решил, что больница в чем-то провинилась. Уверил себя, что у больной случилась геморрагия, а врач ей не поставил канюлю, и от того у женщины произошел ацидоз. Муж пошел в суд, но суд решил, что к врачу не может быть претензий. Вот этот мужик и отомстил больнице за все.
– Подонок… Убил кого-нибудь?
– Точно самого себя. Это был смертник. А вот что с врачом – пока неизвестно.
До меня и раньше доходила информация, что больницы в современном мире – объекты повышенной опасности. По заявлениям органов здравоохранения, 70 процентов докторов хотя бы раз за практику переживали акт насилия в свой адрес. 80 процентов врачей говорили, что из боязни неприятностей активно пускали в ход так называемую «предупреждающую медицину»: прописывали больше процедур и давали больше консультаций, чем нужно, уклонялись от опасных операций, проблемных больных и сложных случаев, предпочитали перенаправлять пациентов в другие отделения, устраивать консилиумы и прочее, чтобы не навлечь на себя чей-либо гнев. Убедившись лично, какие масштабы может принимать недовольство докторами, я начал подумывать, не написать ли об этом песенку, а то и несколько.
Кто-то заявил, что семейство пациента хотело подорвать не врача, а представителя фармацевтического концерна, продавшего им лекарство. Он им, дескать, впарил за баснословные деньги новое лекарство, про которое в рекламе трубили, что оно совсем без побочки. А препарат не только не помог больной, но еще и усугубил ее состояние. Таких продажников подсылают в больницы производители, чтобы было кому сбывать их лекарства и оборудование. Коммерсанты соблазняют докторов походами в рестораны, развлечениями и обещаниями больших комиссионных. Вот врачи и выписывают длинные-предлинные рецепты с кучей препаратов от «спонсора» или вынуждают пациентов проходить множество обследований. Все ради запредельного куша. Эти торгаши, проявляя свою подлую сущность столь же неуловимо, как драконы, у которых зараз увидишь только голову или только хвост, но не то и другое сразу, сложились в мощную группировку, промышляющую на территории больниц. Именно они поставили все лечение на промышленную основу. Больница работала безостановочно, как фабричный цех.
Но были и такие, которые говорили, будто мишенью для атаки были на самом деле лечащиеся за счет государства VIP-больные из палат для высокопоставленных кадров. Нападающий, возможно, хотел таким образом проявить недовольство тем, что чиновники разбазаривают 80 процентов всех вложений государства в национальную медицину…
Можно ли определить, что произошло в действительности, когда по поводу одного события возникают такие расхождения в мнениях? Я поглядел сквозь щелочку в двери. Снаружи все еще стояла неразбериха. Охранники бегали взад-вперед, среди них затесались и силуэты полицейских.
Сестрица Цзян все это время вообще не проявляла признаков какого-либо беспокойства. Приглядевшись к ней, я заметил, что у нее на теле, прямо под ложечкой, появилась дырочка, из которой, не зная меры, хлестала кровь. Моя рука инстинктивно потянулась вперед, чтобы заткнуть отверстие. Но сестрица Цзян отпихнула мою руку и, смерив меня негодующим взглядом, сама прикрыла рану лифчиком.
– Пойдемте поищем врача, – взмолился я.
Она покачала головой. «Ладно, как хотите», – подумал я про себя. К моей боли примешалось зловоние кала, мочи и крови. Я предположил, что меня самого угораздило получить осколочное ранение.
Спутница не без труда ощупала меня, удостоверилась, что в этом отношении я был цел и невредим, и, шмыгая носом, слабо проговорила:
– Раз нам пока все равно нечего делать, то давайте я с вами поделюсь дополнительными рекомендациями.
Я не осмеливался перечить ей. Наставления дамы насчет того, что мы только начали углубляться в больничную процедуру, я до сих пор хранил в памяти.
Сестрица Цзян заметила:
– Все, что я вам рассказываю, – конфиденциальная информация, только для посвященных, так сказать. Постарайтесь хорошенько запомнить мои слова. Вы же сами увидели, с какими вещами нам приходится здесь мириться, хотя, конечно, абсолютно недопустимо, чтобы в больницах учиняли такие кровавые бойни. Когда я вас покину, самое главное, что вы должны помнить, – ни в коем случае не надо возражать врачам. Не должно пациенту подобным образом вести себя в больнице. Постарайтесь войти в положение докторов. Иногда может показаться, что они себя ведут крайне странно, но это все от того, что вы смотрите на них больным взглядом. У человека, переживающего долгую болезнь, чувства и ощущения искажаются, характер портится, к делам уже не получается относиться объективно и спокойно. Пациентам только и хочется, что придраться по любому поводу и без. Они только и думают, как бы обнаружить в курином яичке косточку. Только что-то происходит – они впадают в истерику, сами не ведают, что творят. Стоит врачу слегка повысить голос, как больные приступают к написанию жалобы. И кому от этого лучше?
– Да, так и есть. – Я наверняка выглядел весьма жалко.
– Миленький Ян, вы уж не злитесь на меня за то, что я вам все это рассказываю. Все мои речи – для вашего же блага. Если уж совсем начистоту, врачи же работают с болезнями, а не с людьми. Все очень просто: врачи – те же обычные люди из плоти и крови, их обуревают те же чувства и желания, что и простых смертных. Доктора – технические специалисты. Врачи стараются себя вести предельно осторожно с больными и их родными. Доктора сочувствуют пациентам. Но иногда одним сочувствием ничего сделать нельзя. Бывает так, что и врачи ничего не могут предложить для излечения, а люди, конечно, превратно думают, что это все назло. Не всегда наибольшими усилиями дается наилучший результат. Когда больные погибают, врачам тоже приходится трудно, они корят себя, думают, как они могли бы избежать подобного исхода. В медицине нет места совершенству, доктора могут лишь стремиться к самосовершенствованию. К тому же больных действительно слишком много, а медперсонала недостаточно, чтобы всех их осмотреть. И пациенты еще требуют того, что выходит за пределы возможностей медицины. Врач же, заканчивая вуз и выходя на работу, обычно не имеет особой подготовки по части контактов с больными. И далеко не каждый врач обладает талантом увещевания пациентов, чтобы те сменили гнев на милость. Неужто вы хотите, чтобы вас лечили стендап-комики? Так будет только хуже. Основная обязанность врачей – делать все, чтобы вылечить болезнь, а не веселить больных. Такое уж у них призвание, одновременно и самое достойное, и самое жалкое.
Говорила она это все так проникновенно, будто давала указания на случай собственной кончины, от чего мое раскаяние становилось лишь сильнее. Скрепя сердце я отозвался:
О проекте
О подписке
Другие проекты