Уход наставника

Был момент, помнится: уборочная уже заканчивалась. План годовой «горел», хлеб убирали круглосуточно. А техника, – на то и есть, чтобы ломаться от работы.

Никифор Аполлонович болел за хозяйство всей своей душой. По вечерам ездил на колхозном УАЗике. Диспетчеру в поселок звонил, обстановку докладывал. Если нужно было, запасные части в поле привозил.

В тот раз, возвращался под ночь, уставший ехал. Поднялся с грунтовки на основной тракт: дорога хорошая, асфальтированная, можно большую скорость набрать. Километров восемьдесят в час шел, домой торопился. Темно тогда было, – не видать далеко. В сумраке он увидел, тени, – почти перед самой машиной, – фары их осветили. Быстро все произошло и неожиданно.

Никифор по тормозам ударил, но тормозного пути не хватило…

Хватились Никифора Аполлоновича только под утро. Нашли, его в смятой машине. Лицо почти не пострадало, но шея, поломанная и все тело. Не было, на лице, ни паники и ни страха. Как будто в обычной жизни: он просто лежал, отдыхал.

Позже выяснилось: кони выскочили с поля и стали дорогу перебегать. Никифор Аполлонович от удара уходил, колеса поставил в юз, и, на большой скорости, слетел с дороги. Машина перевернулась несколько раз и встала на колеса. Все у нее было на месте, только уже без крыши.

Медики из поселка, что на аварию приехали, – сказали, что смерть была мгновенная. Никифор даже испугаться не успел.

Матёрым зубром называли

Старики местные говорили промеж собой, что это духи пришли за Никифором. – Что закончил он путь на земле. А еще говорили, что он не мучился, – сразу ушел на небо, – к своим предкам. – Все потому, что не было за ним грехов и плохих дел. А добрых дел, – было много.

При жизни, Никифора, – Зубром матерым называли. Горел, он, сердцем своим и за собой других увлекал. Не прятался за чужими спинами, ответственности не боялся. Таким его и запомнили:

– Жил как в бою, – на самой передовой, и ушел по-солдатски! – остановился Милхай, вытер рукой проступившую слезу. Никак он не мог забыть своего наставника. Долго еще сидел молча, о чем-то вспоминая.

Степан сидел рядом с отцом. Он тоже молчал и ничего не спрашивал.

Прошло с минут пять, а может больше. Милхай успокоился, пришел в себя и продолжил.

– На том месте, где Никифор разбился, – знак поставили, чтобы водители скорость свою снижали. Но знак ничего не поменял, – люди все равно попадали в аварии.

И про это старики говорили: – Духи свою норму требуют, – по любому поводу забирают людей.

– Так, что Степа: далеко собираешься – капай перед дорогой. На святых местах спичку с сигареткой ложи, монетку серебряную. Проси у духов, чтобы тебя пропустили. Предков наших родовых вспомни. Благодарствуй за все, что есть у тебя: за детей и за семью, за дом и за работу. Прощения у них попроси за то, что тревожишь.

– Батя, а я слышал, водку нельзя с собой брать. Почему так? – спросил Степан.

– Если нету надобности, – не бери. Без нее можно по дороге ехать. А когда доберешься, куда хотел, – там и купишь ее.

– Но почему? – не унимался Степан.

– В водке, вся энергия собрана, – видно ее в любом месте. Если едешь и водку везешь, да еще и не капаешь, тогда Духи могут рассердиться, аварию могут устроить.

– А если и капать, – то чем?

– Капать лучше молоком, или белой пищей. Ты же не старейшина и не шаман. Им можно водкой и тарасуном, – ответил Милхай. – Я же про это на обрядах рассказывал.

– Не помню, еще повтори, – попросил Степан.

– Повторяю, – запоминай хорошенько:

Водкой, простому человеку, капать не надо. Там, где капают люди, – места очень тонкие. Духи могут туда приходить. Ладно, просто придут, и ничего не сделают. Но могут там и темные появиться. Преследовать человека станут. Человек не готовый, не выдержит, – умом своим тронется, или в случай несчастный попадет.

– А старейшины, тогда как? – уточнил Степан.

– Старейшины и шаманы – готовые люди. На обрядах бывают и многое видят. Защита у них сильная. С ними вряд ли чего случится. Так что, Степа, слушай, чего тебе говорят, и делай, – а в подробности не лезь. Народ эти вещи давно заметил, – народу можно доверять.

– Батя, тогда скажи: почему не справедливо получается? Духи ведь неугодных забирают, – тех, кто мерзкое делает, – не удержался Степан.

– Так и есть.

– Но, как же Никифор? У него ведь все по-другому было, – возразил сын.

– У него по-другому, – да. Лучших людей тоже забирают. Только в другое место, туда, где они нужнее, – ответил Милхай. Он снова прервал разговор. Посмотрел наверх, где сияло солнце, и где проплывали облака. Подумал о чем-то своем.

– Когда Никифора Аполлоновича хоронили, много народу понаехало. Из округа были люди, из области. Даже из Москвы прилетел земляк, из министерства.

Хорошие слова говорили, добром поминаниями Никифора Аполлоновича. Председатель, наш, не удержался, – заплакал, – да и не один он плакал.

Остался Никифор, в памяти у людей, добродушным и улыбчивым. Для него, дело сельское, – было на первом месте, а понятие Родина было не пустым звуком.

Похоронили, его, рядом с отцом и дедом, – на общем деревенском кладбище.

Разного я повидал к тому времени. Видал, как старики уходили. Как зрелые люди – в самом рассвете, и как совсем молодые. Но когда он ушел, будто все поменялось. Жизнь моя стала пустой и бессмысленной. Ходил я, как будто чумной, будто землю из-под меня выбили.

Менять свою судьбу

Сильно я горевал, будто он – Никифор, родственником мне был близким. Заболел я, после его похорон, и слег на целую неделю. Температура под сорок, кости выламывало, и есть не ничего мог, только воду одну пил. Душа, моя, не на месте была.

Всё слетело, как пыль с сапог. По-другому начал смотреть на людей, ценить начал то, что есть, к старикам стал прислушиваться.

А пока болел, – жизнь свою передумал, – слова Никифора вспомнил. Оценил я его слова.

На работу вышел уже другим человеком. Несколько лет еще проработал, после того события.

– Батя, а как шаманили в твоей молодости? – перевел разговор Степан.

– В ранешние годы шаманить совсем запрещали. Даже преследовали за это. Но, в мою бытность, к такому делу спокойно относились. Не то, что само собой разумеется, но глаза закрывали на это. Народ шаманил спокон веку, и будет шаманить, – как ты его не переделывай, – сказал Милхай. – А чего переделывать? – Все равно бесполезно.

– А ты как начал шаманить? – спросил Степан. Он посмотрел на отца и замялся. Понял, что трудно ему ответить.

Милхай не сразу ответил. Помолчал с минуту, другую.

– Батя? – тронул за плечо Степан.

– Ась…? – встрепенулся тот.

– Я говорю – как шаманить ты начал?

– Шаманить…, – повторил Милхай и уставился в одну точку.

– Случилось, у нас, что все мужики уходить стали, – неожиданно начал он. – Один за другим, все в течение года… Кто-то от старости своей ушел. Другие, что помоложе, – те раньше срока.

Старики тогда, о нашем Роде заговорили: сказали за предков наших. Объяснять начали, почему все происходит.

Я тогда заболел, как назло: – бредил по ночам, – духов стал видеть. Самым старшим в Роду оказался. Остальные, – кто был постарше меня, – все ушли.

Старики мне сказали, что весь Род наш, на мне сошелся. По этой причине и заболел я, и чуть не помер тогда.

Подготовили меня. Хоть я и сопротивлялся, хотел и не принимать ответственность, но потом согласился.

Деды деревенские проводника нашли, чего нужно купили, что положено приготовили. Потом собрали народ из деревни и провели обряд. Посвятили меня в шаманы, представили предкам, как положено. А после, я сам стал шаманить. За всех наших, перед Богом, грехи отмаливать. И вот что я понял тогда, Степа, – он посмотрел на сына.

– Чего, – недоуменно спросил тот.

– Лучше самому судьбу менять, – иначе она тебя поменяет и весь твой Род.

А я, пока жив, буду делать, то, что положено. Вам – детям и внукам, – дорогу открывать, – помогать тем, кто помощи попросит. А не станет меня, – тогда знай, что может случиться, и будь готов к этому. В деревне всегда есть старейшины: бабушки и дедушки, которые помнят и понимают, что с человеком происходит. Они и проводника найдут, и, то что нужно для обряда, – все сделают.

Степан нахмурился и помрачнел этих от отцовских рассказов. Сидел весь хмурый и задумчивый, то и дело потирал свой лоб.

– Да не дрейфь, ты, – стукнул по плечу Милхай.

– Может и не случиться этого. – Знал бы я наперед – сказал бы. Но я не знаю. Да и неправильно это, – в книгу раньше срока заглядывать. Хотя готовым нужно быть ко всему…

Рассказ отца стал неприятным откровением для Степана. Удивленный, и даже шокированный, от всего услышанного, он не сразу пришел в себя.

* * *

Много вопросов было в тот день. И один, из них, был такой:

– Батя, скажи: вот у нас капать положено на святых местах, – сигаретку и спичку ложить, и монету еще. А как у других, – есть что-то подобное?

– Ну, где-то оно и есть, а где-то и нет. Одно могу сказать. Если ты оказался в чужих местах, тогда спроси у старейшин местных, присмотрись, как они поступают. Чужие традиции нужно уважать, где ты бы ни был.

А если чего-то делают люди перед дорогой, тем более, если просят тебя что-то сделать, – тогда сделай, не пренебрегай. Не принимай это за оскорбление.

– Батя, а почему по-разному то у всех? – спросил Степан.

– Потому, что мы разные, – в разных местах живем, и разным Духам поклоняемся. Обряды разные у нас и обычаи. Законы свои, понимаешь: там где тепло – одно, а где холодно – другое.

Однако за всеми различиями, есть у людей и другая сторона.

– Какая? – спросил Степан.

– Мы под одним Богом ходим, – куда бы ни пошли, и куда бы ни поехали. Он всех нас принимает и всех любит.

Слушал Степан отца, но думал, почему-то, о своем. Переваривал его слова.

– То, что тебе говорю – делай, – продолжил Милхай. – За собой следи, и за своей семьей. Детям твоим: Коле с Катей – сейчас особая поддержка нужна. Вот и поддерживай их, и помогай. Мы, с мамой, – не вечные, когда-то и вам с Оюной главными становиться. Так, что, Степа, сына своего – сам воспитай, а жена твоя – за дочкой присмотрит.

– Ну, да, – нехотя согласился тот.

– Не ругайся на Колю сильно. Он мужик, только маленький, – свою жизнь проживает, и свои ошибки делает.

– Так, а если не слушается?

– А ты сам себя вспомни. – Много ты нас слушал, когда маленький был? А подростком когда…? – глянул Шаман на Степана. Тот потупил свой взгляд, – припомнилась, пара моментов из юности.

– Ну, то-то же. С сыном можно строжиться, и наказывать можно. Но только не сильно. Нельзя в нем стержень мужской поломать. Ты взрослый, а Коля твой – маленький. Он тебе никакого отпора не даст, и защититься от тебя не сможет. Вот потому и старайся по-хорошему, – объясняй, ему, чего хочешь.