Глава тринадцатая

Ирка сводит счёты

В хипстерском ресторанчике на Лубянке дела у Ирки шли хуже некуда. Белые, со смешными бантами туфли, которые посчитала бы старомодными даже Анна Австрийская, продолжали терроризировать её нежные ноги. Никакие пластыри не могли уменьшить её страдания. Все попытки договориться с начальством, чтобы ходить в какой-нибудь другой обуви, неизменно оканчивались одним: не нравится – пошла вон. Вдобавок, рояль, на котором что только не играл очень неплохой музыкант, решили убрать, сочтя его слишком сильным уходом в ретро, и заменить электроникой. Пианист, услышав об этом, сразу уволился. Но рояль всё ещё стоял. Стоять ему оставалось несколько дней, и Ирка теперь просто не могла взглянуть на него без слёз. Он ей очень нравился, хоть она к нему и не подходила.

Отпахав смену, в которую зазвучала новая музыка, а потом ещё отучившись, она пришла домой разъярённая. Квартирантка Рита, уже неделю лежавшая с воспалением лёгких, благодаря тяжёлому состоянию увильнула от её гнева. Но бедной Женьке, которая вместе с мальчиком из соседнего дома смотрела на ноутбуке фильм, досталось не по заслугам. Конечно, оба они валялись в одних трусах, ну и что такого? В шестнадцать лет надо в куклы, что ли, играть? Презики убрали, трусы надели – что, спрашивается, орать-то? Однако, бедный мальчишка вылетел из квартиры ровно в том виде, в каком он был, а его одежда вылетела в окно. Этакое дело Женьке, понятно, не по душе пришлось. Грянул бой. Разнимала Рита.

– Вы просто суки! – проговорила она, вылив на взбесившихся идиоток ведро холодной воды и опять забравшись под одеяло, – если вы ещё раз такое себе позволите, я начну искать другую квартиру! Ясно?

– Сука – она, – проворчала Женька, ползая с тряпкой по полу, – придолбалась на ровном месте! Я ей башку скоро оторву!

Старшая сестра, храня гордый вид, переодевалась. Напялив джинсы и водолазку с продранным рукавом, она обратилась к младшей с вопросом, кто сейчас дома у Гамаюновых.

– А я знаю? – взорвалась младшая, – сунь туда помойное своё рыло и посмотри!

– Мне нужен фотограф с аппаратурой профессионального уровня, – продолжала Ирка, не опускаясь до перебранки со своим жалким подобием, – а Наташкин парень – ну, этот, новый… кажется, Феликс его зовут – именно фотограф. Не у неё ли он пребывает в данный момент?

– Я пока ещё недостаточно морду тебе набила, чтоб её фоткать! – не шла на мир юная развратница, – отвали!

Тут опять раздался слабый голосок Риты.

– Ирка, Наташа двадцать минут назад сюда заходила – просила штопор, чтобы открыть бутылочку, – сообщила она, – фотограф сейчас, наверное, с ней. Если ты не хочешь разрушить ещё одну эротическую идиллию, тебе лучше поторопиться.

Сочтя этот совет мудрым, Ирка надела шлёпанцы и помчалась к двери. Уже открыв её, спохватилась:

– Риточка, как твоё самочувствие? Тебе Женька купила швейцарский антибиотик, который Виктор Васильевич посоветовал?

– Я его уже ей вколола, – нанесла Женька своей сестрице самый страшный удар, на который только была способна её фантазия, – внутривенно!

Однако Ирка, узнав, что её сестра не тупица, в злобных конвульсиях не забилась, а понеслась во весь дух к соседям. Стала звонить. Открыла Наташа – к счастью, ещё одетая.

– Натали, мне нужен твой Феликс! – вскричала Ирка после обмена приветствиями, – он, случайно, не здесь?

– Он здесь. Зачем он тебе?

– Я хочу, чтоб он заморочился на часок моими ногами!

Наташа дверь не захлопнула, потому что знала Ирку великолепно. Когда студентка консерватории волновалась, то становилась во всём похожей на свою младшую сестру Женьку, которая не всегда выражала словами именно то, что пыталась выразить. С Иркой явно происходило какое-то сумасшествие, это было очень заметно. Пользуясь тем, что Дуньки и отца с матерью дома нет, Наташа втащила свою соседку на кухню, где сидел Феликс, и предложила ей сформулировать свою мысль как-нибудь яснее. Тут же и выяснилось, что Ирка намерена разместить в соцсетях фотографии своих голых ступней, до крови натёртых скверными туфлями, чтобы сделать подлому ресторану антирекламу – смотрите, мол, до чего там доводят официанток!

– Но ведь тебя мгновенно уволят, – заметил Феликс, очень приятный парень лет двадцати четырёх, – ты этого добиваешься?

– Нет, конечно! Зачем мне это? Я ведь могу уволиться и сама, что скоро и сделаю! Мне работать там невозможно. Они сознательно портят всё, что делает меня мной, начиная с ног и кончая музыкой! Зло должно быть наказано. Фотографии наберут пару миллионов просмотров – если, конечно, будут иметь высокое качество и идейную обоснованность. Вот для этого нужен ты.

– Пару миллионов просмотров? – переспросила Наташа с огромным скепсисом, – с какой стати?

– Больше, – вдруг сказал Феликс, сделав глоток красного вина, – она ведь похожа на Анжелику Варум! Кошмарно похожа. Эротика в таком образе привлечёт большое внимание. Я сниму на айфон, но сниму, как надо. Ты интернет взорвёшь!

– Никакой эротики! – праведно замотала головой Ирка, – я догола раздеваться не собираюсь!

– Этого и не требуется. Браслетик можно оставить.

Это была, конечно же, шутка. Ирка смотрелась достаточно эротично даже в потёртых джинсах и водолазке с порванным рукавом. Пройдясь по квартире, Феликс велел Наташе убрать предметы с письменного стола в её комнате и красиво расположил на нём Ирку, снявшую обувь. Ирка уселась боком к окну, другим боком – к камере, повернув лохматую голову, чтобы взгляд устремлён был немного искоса в объектив. При этом правую ногу она согнула, обхватив голень сцепленными руками, а левую под неё подсунула, чтобы продемонстрировать нижнюю сторону своей маленькой и изящной ступни.

– Да она заклеена у тебя! – вскричала Наташа и, подойдя, содрала с ноги Ирки пластыри. Ирка ойкнула. Присмотревшись к её стопе, Наташа признала, что так и есть, натёртости впечатляют. И отошла.

– Сделай взгляд надменным, как будто смотришь из «Мерседеса», – распорядился Феликс, готовясь фотографировать, – нет, агрессию убери! Вспомни «Незнакомку» Крамского. Приподними подбородок! Вот так, отлично.

– Да, ничего! Но надо ведь показать и вторую ногу, – сказала Ирка, когда ей дали взглянуть на готовый снимок в айфоне, – теперь другим боком сесть?

– Да, но сядь лучше по-турецки. Ага, вот так! Наташа, отдери пластыри!

Третий снимок был со спины, с повёрнутой профилем головой и попой на пятках. А для четвертого снимка Ирка легла на живот, уткнув подбородок в приподнятые ладони и согнув ноги в коленях так, что обе её подошвы с кровоподтёками оказались выше растрёпанной головы. Как раз в такой позе её и застали Дунька, Виктор Васильевич и Елена Антоновна, возвратившиеся из долгой поездки в торговый центр, где они покупали Дуньке всякие вещи для заграницы. Ирка смутилась невероятно. Но когда Феликс с Наташей всё объяснили, она краснеть прекратила, так как вошедшим стало смешно. Спрыгнув со стола, Ирка вознамерилась прошмыгнуть между Виктором Васильевичем и Дунькой. Но Гамаюнов вдруг задержал её.

– Как там Рита?

– Я думаю, хорошо, – ответила Ирка, – Женька ей уколола антибиотик, который вы порекомендовали.

– Женька? – напрягся Виктор Васильевич, – тогда вряд ли всё хорошо! А впрочем, посмотрим. Передай Рите, что я сегодня заглядывал в неврологию, где её подруга лежит с травмой головы. Она уже ходит.

– Кто, голова? – не очень смешно пошутила Ирка, – или подруга?

– Обе. Но иногда – по разным маршрутам.

Дунька с Наташей заржали так, что матери сделалось за них стыдно.

– Витя, что ты несёшь? – крикнула Елена Антоновна, – ты ведь врач!

– Да шучу, шучу! Не всё так кошмарно. Потеря памяти – минимальная.

– Преогромное вам спасибо, Виктор Васильевич, я всё Риточке передам, – заверила Ирка и убежала, забыв про шлёпанцы. Ей пришлось за ними вернуться.

Наташа тут же ей скинула фотографии на фейсбук, и она их выложила везде, где только было возможно, снабдив подробными объяснениями, откуда взялись на её ступнях кровавые раны. Женьки в квартире не было. Вероятно, она отправилась утешать своего приятеля. Рита тихо спала, завернувшись в толстое одеяло. Даже под ним её бил озноб. Легла спать и Ирка. Но вскоре ей пришлось встать, потому что к Рите вдруг заявилась её подруга – очень красивая молодая блондинка Света, работавшая судебным секретарём. Ещё у неё был маленький бизнес, а также съёмки в голом и полуголом виде для «Космополитен» и других глянцевых журналов. После того, как она поболтала с Ритой и приготовила ей эквадорский кофе, Ирка с ней поделилась своей воплощённой уже идеей по поводу размещения фотографий. Свете эта идея очень понравилась.

– Молодец, – сказала она, – а они – ублюдки! Я ненавижу тех, кто людям мешает жить, навязывая дурацкие правила. Вот такие мрази приделали всей стране вместо головы телевизор, и она рада! Я из-за них потеряла всё!

– Потеряла всё? – удивлённо переспросила Ирка, – что же у тебя было кроме того, что осталось?

– Ирочка! У меня была вещь, которая стоит невероятно дорого, но продать которую можно только за три копейки. Ты догадалась, что это?

– Нет, – со стыдом ответила Ирка после минутного напряжения всех ресурсов своего мозга.

– Да это ничто иное, как чувство собственного достоинства.

Выпив с Иркой по рюмочке коньяка, Света удалилась, позвякивая ключами от «Мерседеса». На смену ей притащилась Женька, пьяная в хлам. С большим наслаждением дав ей в рыло, на что никакой реакции не последовало, студентка консерватории вновь направилась спать, надеясь на то, что Женька уснёт под столом на кухне, куда она завалилась.

И Ирка не просыпалась десять часов. Её младшая сестрёнка припёрлась и легла рядом только под утро. В семь сорок пять Ирка погнала её в колледж, хоть это было чистой воды садизмом. Справиться с шестнадцатилетней кобылой помог шантаж. Старшая сестра пригрозила, что если та не пойдёт учиться, то холодильник будет заперт на ключ – приделать к нему замок проблемы никакой нет. Угроза сработала.

А у Ирки день был свободный. В одиннадцатом часу ей вдруг позвонили из ресторана. Это был менеджер по работе с сотрудниками.

– Завтра у тебя последняя смена, – сообщил он. Ирка поперхнулась горячим кофе.

– Как? Почему? Я чем-то проштрафилась?

– Завтра у тебя последняя смена, – повторил менеджер и ушёл со связи. Не допив кофе, Ирка уселась за ноутбук. Всё стало понятно сразу же. Ресторан, в котором она работала, за ночь стал знаменитым на всю страну. Несколько сот тысяч интернет-пользователей запальчиво обсуждали её ступни, натёртые туфлями. Тогда Ирка ринулась к Рите. Та не спала. Курила, лёжа в постели.

– Как самочувствие? – первым делом осведомилась Ирка.

– Получше. Чего тебе?

Ирка рассказала всё в двух словах. Её рассказ вызвал глубокое недоверие и иронию.

– Пошла вон! Я тебе что, Женька – вешать мне лапшу на уши?

Пришлось сбегать за ноутбуком и чашкой кофе, которую попросила Рита.

– Мать твою в жопу! – вздохнула та, пройдясь по рунету и осознав, что Ирка не брешет, – зачем ты всё это сделала? Дура, что ли?

– Они меня задолбали!

– Так чем же ты сейчас недовольна, Ирочка?

– Всем!!!

Рита поняла. Выпроводив Ирку вместе с её ноутбуком, она спокойно допила кофе, после чего взяла телефон и набрала Танечке Шельгенгауэр. Но у той был эфир. Она позвонила Рите через пятнадцать минут.

– Дроздова, привет! Как ты себя чувствуешь?

– Как акула, вытащенная на берег. Хочется всех сожрать, но как-то уж очень трудно пошевелиться.

Танечка засмеялась. Она, судя по всему, курила на лестнице.

– А вторая акула как?

– У неё, по словам врачей, провал в памяти. Кто она – понимает, и где находится – понимает, и где живёт – понимает, и почему она там живёт – тоже понимает, а вот почему прыгнула с моста – вообще не в курсах!

– Серьёзно?

– Да. Говорит – не помню, и всё, хоть режьте!

– Какой у неё диагноз?

– Да самый обыкновенный. Частичная амнезия от сотрясения мозга.

Кто-то с Танечкой поздоровался, и она пискляво ответила. Потом вновь обратилась к Рите:

– А ты догадываешься, почему она прыгнула с моста?

– Танюха! У тебя тоже частичная амнезия? Я ведь тебе сто раз говорила: нет!

– Но ты ведь всё время об этом думаешь! Версий двадцать, наверное, уже есть?

– Танька, никакие версии невозможны, пока я не догадаюсь, кто такой этот Крылатый Странник, несущий свет милости Христа. А как только догадаюсь – наверное, утоплюсь. Ведь Верка и Клер каким-то образом поняли, кто он! Не знаю, как, но сообразили!

– Так значит, ты продолжаешь думать, что у тебя есть подлинный голос Христа в аду? – помолчав, спросила корреспондентка.

– Таня! Ты – иудейка, поэтому тебе сложно в это поверить. Но сопоставь все факты. Да, Иисус три дня, от смерти до воскрешения, был в аду, потому что взял на себя грехи всех людей. В Писании говорится: «И мёртвым, сшед, проповедовал». В аду, мёртвым! Кому, как не Иисусу, могут принадлежать такие две фразы: «Крылатый Странник – в вечной ночи, но с ним – вечный свет милости моей, к которому не пристала скверна предательства. Пейте же со мной спасение те, кто не смог его получить до срока!» Символ спасения – кровь Христа, которую пьют в момент причащения. Иисус причащался вместе с апостолами из чаши, которую называют святым Граалем. Иуда также пил из неё, но к ней не пристала скверна предательства, ибо кровь Христа очищает всё! И Клер намекала мне на Грааль, прежде чем пошла за ботинками. Я нисколько не сомневаюсь, что речь идёт о Христе и святом Граале.

– Который вдруг оказался в руках какого-то странника? – перебила Танечка, – что за бред? При чём здесь Крылатый Странник? И почему Иисус об этом рассказывает в аду?

– Именно над этим я и ломаю башку! – простонала Рита, – Танька, ты шаришь даже и в Новом Завете гораздо лучше меня, хоть я – христианка. По крайней мере, меня во что-то там окунали, когда я маленькая была. О чём Иисус мог говорить с мёртвыми? Есть какие-нибудь вменяемые идеи на этот счёт? Всё, что в интернете – неубедительно!

– Я ни разу не углублялась в этот вопрос, – призналась корреспондентка, – но я пороюсь, поспрашиваю. Вот чёрт! Ты меня всё-таки втянула в эту бредятину! Представляешь?

– Танечка, у меня к тебе ещё одно дело есть, – заспешила Рита, почувствовав, что её подруге опять пора возвращаться в студию, – я не знаю, как помочь Ирке. Её хотят…

– Риточка! Плевать мне, кто твою Ирку хочет, – зло перебила Таня, уже стуча каблучками по коридору, – но если дело серьёзное, напиши. Через полчаса прочитаю.