Цитаты из книги «Пядь земли»

Лежа на земле, я плакал от слабости, и слезы текли по щекам, а свет звезд дробился в глазах.

Уже в сумерках мы контратакуем.

Как в тумане тащу его через нижний люк. И когда вылезаем, вижу: горит весь плацдарм.

Рана пустяковая, но перевязывать трудно.

Недалеко от танка, в широкой борозде, оставленной гусеницей, валяется другой танкист, без мундира, в нижней рубашке. Сколько их было? Трое? Четверо? Выскакивали, видно, через нижний люк. Танк стоит совершенно целый, пятнистый, как немецкая плащ-палатка. Только без гусеницы, и спереди оплавившаяся дыра. Если забраться под него, лучше НП не выдумаешь. Немцы по нему стрелять не будут.

Это мой провод. Значит, Мезенцев не проложил тогда связь. Сволочь! Теперь я вспоминаю: как раз тогда начался обстрел по болоту. Я еще подумал: «Неплохо, пусть поучит его». Такого поучишь. Пересидел где-то, отключившись, и вернулся мокрый, будто по болоту лазал.

Много раз после вспоминал я, как смотрел на меня умирающий Шумилин

Не проложил он, – стонет Шумилин. Как не проложил? Я сам посылал туда Мезенцева проложить по болоту связь. Вернулся дрожащий, мокрый еще… Сознание то разгорается, то меркнет в глубине зрачков, и взгляд у Шумилина ускользающий. Кажется, он уже не понимает меня. Только стонет:

Я рву рубашку Шумилина на широкие полосы, бинтую, и они сразу же намокают кровью. Так вот почему Шумилин не хотел идти на плацдарм. Дети! Этого я еще не понимаю, но чувствую, что ради детей на все можно пойти. Даже на унижение. И все-таки он ни на кого не переложил свою судьбу.

И рвется встать, словно боясь, что, лежачего, смерть одолеет его. – Сейчас перевяжу! Лежи! А вижу, что ему уже ничего не поможет. Руки, ребра – перебито все. Даже голенища сапог исполосованы осколками. Он истекает кровью. Снаряд, видно, разорвался рядом. Как он жив до сих пор? Наверное, одним этим сознанием, что нельзя ему умирать.