Цитаты из книги «Пядь земли»

Старшина батареи, старый, хитрый, мудрый, прижимистый Остапенко, от которого почему-то всегда пахнет конским потом, хотя орудия наши на механической тяге, подходит ко мне с опаской. Он пережил уже пятерых комбатов, знает, что на все его возражения у комбатов существует одно: «Чтоб было!» – и боится нововведений, от которых обычно страдает имущество батареи.

На плацдарм со мной пойдете вы. Связистом. – Я, товарищ лейтенант, радист. Что-что, а права свои он знает хорошо. Он – радист. Рация сейчас в ремонте. Следовательно, пусть пока воюют другие.

Я ненавижу его не столько за то, что он был у немцев и даже детей там народил – черт с ним, в конце концов! – но он из той породы людей, за которых все трудное, все опасное в жизни делают другие. И воевали за него до сих пор другие, и умирали за него другие, и он даже уверен в этом своем праве. Потому что он играет на валторне.

при немцах и даже двоих детей народил. И освободили мы его не в Днепропетровске, а в Одессе – вон уже где!

В полку прослышали, что он может играть на трубе, и два раза пытались его забрать. Я не отдал. Мезенцев знает об этом и тоже ненавидит меня. Если меня ранит или убьет, он очень скоро – я уверен в этом – окажется в оркестре дивизии, а то и армии.

Во взводе у меня есть человек, которого я ненавижу: Мезенцев. Он – рядовой, я офицер, я должен относиться к нему справедливо. Я ненавижу его. Он двадцать первого года рождения, на два года старше меня. И когда началась война, и когда немцы подошли к Днепропетровску, он был призывного возраста, но почему-то не в армии, и как-то так получилось, что остался в Днепропетровске. Говорит, нельзя уже было выехать. Не знаю, может быть. До войны он играл в оркестре на валторне. Он это произносит так: «На валторне» – и головой и рукой делает красивый жест. При немцах он тоже играл в оркестре. Люди воевали, а он играл на валторне. Говорит, было очень тяжело. Тем не менее женился

Музыкант у меня один: Мезенцев.

И вдруг приходят сразу оба ордена – и первой и второй степени – одному Яценко. Вот они оба на его груди, ввинченные в сукно, блестят золотыми и серебряными лучами… Неловко получилось. Собственно, я, когда говорил, никак его не имел в виду. Но с Яценко почему-то всегда неловко выходит.

С сорок первого года воюет человек, какой еще подвиг нужен? За труд – за свеклу, за лен – орденами награждают. Что ж, он на фронте меньше потрудился, меньше земли лопаткой перекопал? Под бомбами, под снарядами… Ранен три раза. Такой связист, что куда угодно бери с собой – пойдет, слова не скажет. Хоть на этом же, на плацдарме

Я шел сюда, ничего не имея, и сейчас не имею ничего. Но я чувствую себя ограбленным