О вещаньях твоих не печалимся. Нету в них силы!

И старик только больше вражду сам к себе возбуждал.

Будет там всё добро поедаться по-прежнему, платы

Не дождаться, покамест ахейцам согласье не дал

Он на свадьбу. Ведь сколько уж времени здесь мы, потратив, {205}

Ждём, друг с другом за ней соревнуясь. А время идёт,

Новых ведь мы не ищем невест для приличного брака».

И в ответ Телемах рассудительный быстро встаёт:

«Евримах, ни тебя, ни других женихов благородных

Уговаривать, ни умолять уж не стану вперёд. {210}

Всё известно богам, и известно ахейцам свободным.

Дайте быстрый корабль мне и двадцать товарищей, с кем

Всю дорогу проделать я мог по бушующим водам.

Собираюсь я в Пилос песчаный, и в Спарту затем,

Об отце поразведать исчезнувшем. Верно, из смертных {215}

Кто-то сможет о нём мне сказать, иль Молва даст ответ

Дия, – больше всего она людям приносит известий.

Коль услышу, что жив мой отец, что домой он придёт,

Буду ждать его год, терпеливо снося притесненья.

Коль услышу, что мёртв он, теперь на земле не живёт, {220}

Возвратившись обратно в любимую нашу отчизну,

В честь его холм насыплю могильный, и, справив чин тот

Похоронный по нём, я в замужество мать мою выдам», —

Так сказал он и сел. Пред собранием тотчас встаёт

Ментор. Другом он был Одиссея, великого чином. {225}

Тот, в судах уезжая, весь дом ему вверил, – вперёд

Слушать всем старика, и именье хранить поусердней.

Полный добрых намерений, так обратился на сход:

«Итакийцы, послушайте, я среди вас не последний!

Мягким, добрым, приветливым быть уже впредь никогда {230}

Базилевс-скиптроносец не должен, но, с правдою в сердце,

Каждый пусть притесняет людей беззаконно всегда,

Коль никто Одиссея не помнит в народе, которым

Управлял, и с которым был добр, как отец на браздах.

Не хочу упрекать женихов необузданно спорых, {235}

Что, коварствуя сердцем, они все насилья творят, —

Головою играют они, разоряя просторный

Одиссея дом, думая, что не вернётся назад.

Но на вас, остальных, от всего негодую я сердцем, —

Вы сидите, молчите, ни слова не смея сказать, {240}

Обуздав женихов. Вас ведь много, а их мало, – верьте!»

Леокрит Евенорид, ему возражая, кричал:

«Ментор, старый безумец! Так вот к чему дело ты вертишь!

Нас народом смирить захотел! Было б трудно, сказал, —

Нас заставить насильно от наших пиров отказаться! {245}

Если б даже и сам Одиссей-итакиец здесь встал,

Благородных отсюда изгнать женихов попытался,

За пирами сидящих обильными в доме его.

Возвращенье супруге его не на радость, признаться,

Как по нём ни томилась. Погиб он бы смертью врагов, {250}

Коль со многими б вздумал померяться. Вздор же немерен!

Ты, народ, расходись! Возвращайся к работам бегом!

Его в путь снарядить пусть теперь поторопятся Ментор,

Алиферс, – Одиссею товарищи давние, да.

Чую, – долго, однако, он вести послушает ветра, {255}

Здесь, в Итаке. Пути своего не свершит никогда!» —

Так сказав, распустил он собрание быстро ахеев.

По жилищам своим разошёлся народ, кто куда.

Женихи возвратились в божественный дом Одиссея.

Вдаль ушёл Телемах по песчаному берегу. Там {260}

Руки чистой водою омыл, и Афине поведал:

«Посетившая дом наш богиня, к другим берегам

В корабле быстроходном велевшая плыть, чтоб разведать, —

Нет ли вести о милом отце, что ушёл по волнам,

И его возвращеньи! Мешают мне в этом ахейцы, {265}

И ещё женихи, в беспредельном нахальстве достав», —

Говорил он, молясь. Вдруг Афина ему с неба веет,

Образ Ментора взяв, с ним же схожая речью; представ,

Со словами к нему окрылёнными так обратилась:

«Также впредь, Телемах, неразумным и слабым не стань, {270}

Благородная сила отца тебе в сердце излилась, —

Сила, с ней он и словом, и делом добился всего.

С ней тогда и тебе твой отъезд исполнимым открылся.

Если ж ты и ему сам не сын, Пенелопы родство;

Вряд удастся тебе совершить, что желаешь, я знаю. {275}

Редко будет с детьми, чтобы были отца тождество, —

Большей частью все хуже отца, лучше мало, считаю.

Если впредь, не останешься ты неразумен, и слаб,

Коль тебя не совсем Одиссеева кинула стая,

Дело сделать своё, ты надеяться можешь, не раб. {280}

Женихов неразумных, все их замышления, козни,

Брось теперь, – нету разума в людях таких; всяк неправ.

Нет предчувствия в сердце, что близко стоят, сея розни,

Злая Участь и Смерть, что в один они день все умрут.

Путь совсем недалёк, и желаю я быстрой дороги. {285}

Вот какой я товарищ тебе по отцу, – станет тут

И корабль побыстрей, и последую сам за тобою.

Ты ж теперь воротись к женихам. И на путь пусть сберут,

Заготовив припасы, пусть крепко сосуды закроют.

Скажешь, – в амфоры сладко вина нацедить вам; мукой {290}

Ячменя в мешки сыпать, вязать, пусть и кожей укроют.

Добровольцев пока наберу средь народа. Судов

На прибрежной Итаке немало и новых, и старых.

Я меж ними корабль пригляжу, что получше готов,

Мы его снарядим и выходим на море недаром», – {295}

Так сказала Афина, дочь Дия. Недолго ещё

Телемах оставался, богини услышав подарки.

Опечалившись сердцем, поспешно он к дому пошёл.

Женихов там застал горделивых, что в зале столовой

Обдирали и коз, боровов обжигали на стол. {300}

Антиной засмеялся, пошёл Телемаху дать слово,

Взял и за руку, слово сказал, и по имени звал:

«Телемах, необузданно буйный, совсем безголовый!

Брось заботу о том, чтоб и делом, и словом мешал!

Лучше сядь-ка ты есть к нам и пить; вот настанет потеха, – {305}

Всё, что нужно тебе, приготовят ахейцы в навал, —

И корабль, и отборных гребцов, чтоб скорей ты поехал

В Пилос славный, и слухи собрал об отце там своём».

Но ему же в ответ Телемах рассудил так с успехом:

«Антиной, мы при наглости вашей совет не найдём, {310}

В пире долю принять со спокойным и радостным духом.

Не довольно ль, что раньше, когда еще малым был днём,

Женихи, вы, богатства ценнейшие наши в разруху

Жрали? Нынче, как стал я большим, от советников сам

Вызнал много, в груди моей мужество стало послушно, {315}

Кер стараюсь зловещих на вас всех наслать к головам, —

Иль, отправившись в Пилос, иль здесь же, на острове зрея,

Еду, – сделаю путь, о котором твержу нынче вам,

На чужом корабле, ибо сам я гребцов не имею,

Корабля своего, – показалось вам выгодней, знать!» {320}

Вырвал руку свою из руки Антиноя, смелея,

Так легко. Женихи продолжали меж тем пировать,

И над ним все глумились они, и шутили на славу.

Говорил им один из надменных юнцов тут опять:

«Берегитесь! На нас Телемах замышляет расправу! {325}

Иль кого привезёт из песчаного Пилоса к нам,

Иль, быть может, из Спарты. Ведь рвётся туда, взять управу!

Иль в Эфиру поехать сбирается, в край, по плодам,

Вдруг оттуда для жизни смертельного яду добудет,

Замешает в кратеры, отправит всех нас к злым чертям». {330}

И другой говорил из надменных тех юношей, судя:

«Знает кто? Ведь возможно он, в гнутом уйдя корабле,

С Одиссеем, вдали от домашних погибнет. Рассудим, —

Этим много и нам он доставит хлопот. На столе

Достоянье его всё тогда разделить нам прекрасно, {335}

Мамке с будущим мужем оставим мы дом на земле», —

Говорили. Пошёл Телемах в кладовую с опаской,

С кровлей верхней, большую; хранилось добро за стеной, —

Злато, мёд, и одежда в ларях, благовонное масло.

Там, в порядке вдоль стен находились, одна за другой, – {340}

Бочки полные сладким вином многолетним, – напитком

Чистым, божьим, хранился на случай, когда бы домой

Все ж вернулся домой Одиссей, после многих попыток.

Дверь двух створок прилажена прочно, закрыла там вход.

В кладовой этой ключница ночи и дни находилась, {345}

Охраняя запасы, с усердием их стережёт; —

Евриклея, то дочь Опа Пенсенорида, старушка.

Телемах обратился, позвавши ее наперёд:

«Наполняй вином амфоры сладким мне, няня, – послушай, —

Не того дорогого, которое здесь всем пример. {350}

Поминав о бессчастном, в надежде, что может быть лучше,

Вдруг придёт Одиссей, ускользнувши от Смерти и Кер.

Амфор сделай двенадцать, и крышками сверху покрой их.

После кожаных плотных мешков ты наполнишь доверх,

Двадцать смеривши мер, той размолотой ячной мукою. {355}

Знай об этом одна! Заготовишь припасы, и здесь

Их поставишь, а вечером я заберу их с собою.

Мать поднимется в верхний покой свой, о Сне зная честь.

В Спарту ехать сбираюсь, и в Пилос песчаный, – разведать,

Нет ли слухов о милом отце, возвращеньи, бог весть», – {360}

Так сказал. Евриклея кормилица воет, как ведьма,

Огорчённо к нему обращается, слово летит:

«Как могла у тебя в голове эта мысль быть последней,

Милый сын мой! Ну как ты, – единственный, умный на вид,

Выйдешь в дальние земли? Погиб уж вдали от отчизны {365}

Богу равный отец Одиссей где-то, в дали лежит.

Эти ж, лишь ты уедешь, коварное дело замыслят,

Хитро сгубят тебя, и всё наше поделят с собой.

Ты останься, милок, со своими! Откуда те мысли,

Всяко беды терпеть по морям беспокойным, родной?» {370}

И тогда ей в ответ Телемах рассудительный молвил:

«Няня, тише! Решенье моё не без бога. Постой,

Поклянись мне, что матери ты ничего не обмолвишь,

Прежде минет одиннадцать дней, иль двенадцать, ты скрой, —

Или спросит сама, иль другие об этом промолвят. {375}

Вдруг, боюсь я, от слёз злых поблекнет она красотой».

Тут старуха сама поклялась богов клятвою страшной.

После как поклялась, и окончила клятву, рукой

Вина в амфоры тотчас налила; в мешки же исправно,

Кожей сшитых надёжно, насыпала ячной муки. {380}

Телемах к женихам пировавшим вернулся обратно.

Снова мысль тут пришла сероглазой Афине в виски, —

Образ взяв Телемаха, пошла обходить она город;

Становившись пред мужем, к нему обращалась с тоски, —

Чтоб на быстрый корабль они вечером все пришли хором. {385}

К Ноемону, блестящему Фрония сыну, прося

Корабля, обратилась. Он ей предоставил охотно.

Солнце тут опустилось, и тени всё скрыли, сойдя.

В море быстрый корабль тут спустила богиня, и снасти

Уложила в него, что для плаванья нужно в морях, {390}

И поставила судно на выход из бухты, на счастье.

Все товарищи к судну сошлись, приглашённые ей.

Сероглазка, богине Афине вновь мыслит отчасти, —

Быстро двинулась в дом Одиссея, что богу родней;

Сладкий сон излила на глаза женихам пировавшим, {395}

Ум смутила у них, из рук выбила кубки. За ней

В город вышли все спать, и в постелях лежали, уставши,

Но недолго, как сладкий им Сон на ресницы всем пал.

Позвала же затем Телемаха из комнат прекрасных

Сероглазка Афина, так слово ему прошептав, {400}

Образ Ментора взяв, с ним похожая видом и речью:

«Телемах, други ждут тебя верные; всяк вёсла взял,

Дожидаются, скоро ли двинешься в путь ты, конечно.

Но пойдём, и не будем задерживать долго поход!» —

Кончив, шла впереди же, Паллада Афина всевечна, {405}

Быстрым шагом, а следом за ней Телемах сам идёт.

К морю, к ждавшему их кораблю подошли они вскоре,

На борту там нашли волосатых товарищей взвод.

Телемаха священная сила сказала им скоро:

«Ну, друзья, принесёмте припасы! Они уже нам {410}

Заготовлены. Мать об отъезде не знает нисколько,

И другие служанки; одна тайно служит богам», —

Так сказал, и пошёл, ну, а следом за ним и другие.

В доме взявши припасы, в корабль, скрыв под палубу там,

И, как сын Одиссея велел, всё они уложили. {415}

Телемах поднялся на корабль за Афиною вслед;

На корме корабля она села, а возле богини

Телемах. Отвязали причалы друзья напослед,

Все взошли на корабль крутобокий и сели за вёсла.

Ветр попутный им шлёт сероглазка Афина, без бед, – {420}

По безбрежному морю Зефир зашумел быстрый просто.

Телемах, ободряя товарищей, им закрепить

Снасти молвил, они подчинились, и, не прекословя,

Разом мачту еловую подняли, внутрь утвердить

В том гнезде, и её привязали канатами к носу. {425}

Натянули потом белый парус ремнями, чтоб плыть, —

Парус сразу надулся от ветра; вскипели под носом

Воды тёмного моря волнами, и вдоль по бортам;

С волн высоких оно заскользило; и сразу матросы

На корабль крутобокий ремнём паруса крепят там; {430}

Наливают вином свои чаши; пируя невинно,

Совершать возлияния стали бессмертным богам,

Больше ж всех остальных, – сероглазой же дочери Дия.

И всю ночь, и всё утро корабль быстрый шёл по волнам.