Несколько экранов показывали внешний вид в стороне от низко висящего солнца, неизменно сиявшего. На остальных отображалась информация, полученная с лазерного радара и акустических датчиков модулей краулера. Большой круглый экран перед Лягушом отображал вид из зенита на его машину и территорию в радиусе километра вокруг. Картина выглядела живо и ярко. Контуры были очерчены голубым, тепловые области изображались в виде оттенков красного. Залежи металла показывались зеленым, хотя здесь они почти исчерпались, и зеленого почти не было видно.

Приборы сообщали об исправности прицепных секций, состоянии реактора, уровне газа в резервуарах, а также тщательно следили за системами жизнеобеспечения.

Машина Лягуша была старой и относительно простой – и при этом невероятно сложной. На машинах корпорации ездили по двое и по трое, а в более долгие поездки брали с собой сменный персонал. Но на этой планете не существовало ни одной живой души, общество которой Лягуш вынес бы внутри краулера.

Убедившись, что машина в очередной раз покорит Солнечную сторону, Лягуш вновь впал в ворчливое настроение.

– Надо было присоединиться к какому-нибудь конвою, – пробормотал он. – Вполне можно было бы договориться, черт побери. Вот только у кого хватит времени ждать, пока Блейк пошлет своих прихвостней?

Его членистый левиафан загрохотал, словно надвигающееся землетрясение. Он прибавлял скорость, пока не достиг максимальных двенадцати километров в час. Сонары послали сигнал, ожидая возвращения звука, создаваемого гусеницами краулера, и сообщая компьютеру детальный портрет окружающей местности. Поездка к Теневой Черте занимала самое меньшее три часа, а в отсутствие атмосферы, которая могла бы удержать создававшую тень пыль, дорога была каждая секунда. Мешкать он не собирался.

Поездка в очередной раз прошла без происшествий. Добравшись до конца Теневой Черты, он немедленно послал сообщение Блейку, чтобы тот обеспечил тень, и выключил двигатели.

– Опять тебе все сошло с рук, старый ты сукин сын, – пробормотал он себе под нос, откидываясь на спинку кресла и закрывая глаза.

Насчет этой поездки ему нужно было всерьез подумать.

8. Год 3031

Шторм убрал кларнет в футляр. Повернувшись к сидевшему на столе существу, он медленно наклонился, и они соприкоснулись лбами.

С воронопутом следовало вести себя осторожнее – в одно мгновение тот мог выглядеть преданным, словно щенок, а в следующее пустить в ход когти. Эти создания были крайне чувствительны к чужому настроению.

На Шторма никогда не нападали «питомцы». Никогда не предавали его и сторонники, хотя их верность порой выглядела чрезмерной.

В свое время Шторм тщательно взвесил полезность воронопутов, учитывая их непредсказуемость, и решил, что риск того стоит.

Их мозг цепко удерживал все события последнего часа. Шторм мог телепатически прочитать их память, соприкоснувшись лбами. Способность к запоминанию и телепатии, похоже, стала частью их адаптации к постоянной жизни в тени.

Воронопуты непрестанно рыскали по крепости. Не знавшие об их способностях люди Шторма ничего не скрывали. Эти создания снабжали его намного большей информацией, чем любая система подслушивающих устройств.

Он обзавелся ими во время встречи с Ричардом Хоксбладом на Сломанных Крыльях. С тех пор к его осведомленности относились с суеверным страхом, и он поощрял подобное мнение. Легион был продолжением Шторма, проявлением его воли, и ему хотелось, чтобы тот воспринимался как его часть.

Но, несмотря на всю осведомленность, некоторые его люди не прекращали совершать поступки, из-за которых возникала необходимость в ящерах.

Он никогда не боялся прямой измены. Его сторонники были обязаны ему жизнью. Преданность их порой граничила с фанатизмом, но все, что они делали, шло ему во благо.

За двести лет он смирился с превратностями человеческой натуры. Каждый считал себя окончательным авторитетом в управлении вселенной. Таково было неизменное последствие человеческой эволюции.

Шторм спокойно их поправлял. Ему не были свойственны гнев и ярость. Как он обнаружил, легкое неодобрение порой приводило к лучшим результатам, чем самый суровый выговор.

Разум его захлестнули образы и диалоги, хранившиеся в мозгу воронопута. Он выбрал из потока фрагменты, которые его интересовали.

– Проклятье! Опять они за свое.

Что-то подобное он подозревал уже давно. Его сыновья, Бенджамин, Гомер и Люцифер, всегда тайно замышляли уберечь старика от его причуд. Почему они так ничему и не научились? Почему они не могли быть как Торстон, его старший? Торстон, может, и не отличался особым умом, но во всем слушался отца.

Или, еще лучше, – почему они не могли быть как Масато, самый младший? Мыш был не просто умен, – возможно, он превосходил любого в их семье.

Сегодня мальчики защищали отца от, как они считали, самой большой его слабости. Порой, в минуты мрачных раздумий, он даже готов был с ними согласиться. Его жизнь могла быть безопаснее, спокойнее и богаче, если бы он более прагматично отнесся к Майклу Ди.

– Майкл, Майкл… У меня бывали враги, которых я в большей степени мог бы назвать братьями, чем тебя.

Открыв ящик стола, он нажал кнопку, отправив сигнал вызова в путешествие по Железной крепости. Ожидая ответа Кассия, он вернулся к кларнету и «Страннику на берегу».

9. Год 3031

Мыш вошел в кабинет полковника Уолтерса.

– Полковник на месте? – спросил он ординарца.

– Да, сэр. Вы хотели его видеть?

– Если он не занят.

– Вас хочет видеть Масато Шторм, полковник, – сказал ординарец в коммуникатор. Он повернулся к Мышу. – Идите, сэр.

Мыш шагнул в спартански обставленное помещение, служившее Таддеусу Иммануилу Уолтерсу кабинетом и убежищем, – настолько же пустое, насколько был загроможден кабинет его отца.

Полковник стоял на коленях спиной к двери, глядя вдоль стола на маленький пластмассовый самосвал, круживший по пластиковой дорожке. Игрушка выгружала из кузова стеклянные шарики, после чего совершала круг и, проделав ряд замысловатых операций, снова загружала шарики. А затем все начиналось сначала. Полковник тыкал маленькой отверткой в устройство, которое поднимало шарики для загрузки. Два не попали в кузов.

– Мыш?

– Он самый.

– Когда ты вернулся?

– Вчера ночью. Поздно.

– Уже видел отца?

Уолтерс подкрутил подъемник отверткой, но безрезультатно.

– Я только что от него. Похоже, он опять не в духе. Я не стал его беспокоить.

– Так и есть. Что-то случилось. Он это чувствует.

– Что именно?

– Пока точно не знаю. Черт побери, а я-то думал, эти штуковины поддаются ремонту. – Он бросил отвертку и встал.

Уолтерс был на несколько десятков лет старше Гнея Шторма, худой и смуглый, с холодным выражением лица, орлиным носом и узкими глазами. При рождении ему дали имя Таддеус Иммануил Уолтерс, но друзья звали его Кассием. Это прозвище он получил на первом курсе Академии, предположительно за тощую фигуру и холодный блеск в глазах^[6].

Он многим внушал тревогу. Взгляд его был подобен взгляду змеи. Мыш знал его всю жизнь, но до сих пор чувствовал себя в его обществе неуютно. «Странный человек, – подумал он. – Его профессия – смерть. Он не раз ее видел. И при этом ему нравится чинить старые игрушки».

У Кассия осталась только одна кисть руки, левая. Вторую он потерял давным-давно, по вине Фирчайлда Ди, сына Майкла Ди, когда они с Гнеем участвовали в операции на одной планете, ничем больше не запомнившейся. Как и Шторм, он отказался от исправления увечий, заявив, что они напоминают ему об осторожности.

Кассий был в Легионе с самого его возникновения, еще до рождения Гнея, на планете под названием Префактл.

– Зачем вы хотели, чтобы я вернулся? – спросил Мыш. – Ваше сообщение чертовски меня напугало. А потом я возвращаюсь, и оказывается, что все почти нормально.

– Нормальность – лишь иллюзия. Особенно здесь. И сейчас.

Мыш вздрогнул. Голос Кассия звучал абсолютно бесстрастно – он лишился гортани из-за улантонидской пули на Сьерре. Протез мог воспроизвести лишь один низкий хриплый тон, будто у примитивного говорящего компьютера.

– Мы чувствуем, когда кто-то собирает силы. Когда поживешь с наше, тоже научишься.

Кассий что-то проделал со своей игрушкой, а затем, повернувшись к Мышу, резко взмахнул кулаком.

Удар мог оказаться смертельным. Мыш скользнул в сторону и присел, готовясь защищаться.

Узкие бледные губы Кассия изогнулись в улыбке, казавшейся чужой на его лице.

– А ты молодец.

– Поддерживаю форму, – улыбнулся в ответ Мыш. – Собираюсь пойти в Разведку. Что скажете?

– Справишься. Ты весь в отца. Жаль, что мы разминулись в прошлый раз, когда я был в Лунном командовании. Хотел кое с кем тебя познакомить.

– Я был в Крабовидной туманности. Участвовал в гонке на солнечных парусниках. Мы с напарником выиграли, даже победили команду звездных ловцов. А они чувствуют солнечный ветер, как рыба – воду в реке. Они выиграли четыре регаты подряд.

Мыш гордился достижением. В собственных играх звездные ловцы считались непобедимыми.

– Я слышал разговоры. Поздравляю.

Кассий был не только заместителем командующего Легионом и его доверенным лицом, но и теоретиком-тактиком. По словам некоторых, он знал о военном искусстве больше, чем кто-либо из ныне живущих, включая Гнея Шторма и Ричарда Хоксблада. Военный колледж при Лунном командовании иногда приглашал его прочитать лекцию или провести семинар. Самыми неудачными кампаниями для Шторма оказывались те, в которых ему не мог помочь Кассий. Хоксбладу удалось противостоять их объединенному военному таланту лишь однажды.

Раздался сигнал. Кассий взглянул на мигающий огонек:

– Это твой отец. Идем.

10. Год 3020

Самой известной природной достопримечательностью Черномира являлась Теневая Черта – четырехтысячекилометровая расселина в коре планеты. Ее обращенная к солнцу сторона возвышалась в среднем на двести метров над выжженной равниной. Уходившая на северо-запад расселина отбрасывала широкую полосу тени, которую старатели Крайгорода использовали как скрытую от солнца дорогу к богатствам Солнечной стороны. Расширяя область деятельности местных старателей, Теневая Черта давала Крайгороду гигантское преимущество над конкурентами.

Никто никогда не пытался добраться до конца Теневой Черты. В том попросту не было необходимости – в пределах первых сотен километров тени вполне хватало залежей. Прагматичные старатели избегали риска, который не обещал ничего, кроме чувства удовлетворения.

На Черномире люди не нарушали заведенного распорядка, если это не требовалось для выживания.

Но побитый жизнью коротышка по прозвищу Лягуш сейчас направлялся к концу Теневой Черты.

Подобная мысль приходила в голову каждому старателю – любой иногда невольно задумывался о том, чтобы свести счеты с жизнью. Лягуш в этом смысле ничем не отличался от других. Для него это был способ войти в историю – Черномир не мог похвастаться большим количеством первооткрывателей.

Лягуш уже давно размышлял на эту тему. Обычно он лишь посмеивался над собой – на такое мог решиться только идиот. А старина Лягуш идиотом не был.

В последнее время, однако, он все больше осознавал свой возраст и неминуемое приближение смерти. И все чаще возникала мысль, что он не совершил ничего такого, чтобы вписать свое бессмертие в будущее. Его ухода, по сути, никто бы не заметил, и мало кто стал бы его оплакивать.

Он знал лишь один образ жизни – старательство, а для старателя имелся лишь один способ достичь бессмертия. Добраться до конца Теневой Черты.

Лягуш еще не принял окончательного решения. Здравомыслящий опытный старатель в его душе вел яростное арьергардное сражение с самим собой.

Хотя правды от него не добился бы сам Торквемада, Лягушу хотелось произвести кое на кого впечатление.

Человечество в целом ничего для него не значило. Всю жизнь он был мишенью для насмешек и жестокостей и, что еще хуже, полного безразличия. Люди его не интересовали – за исключением одного-единственного человека.

Приемную дочь Мойру, светловолосую малышку, он нашел, блуждая по жалкому подобию космопорта, стоявшему в Крайгороде. Ее в спешке бросили стремившиеся избавиться от улик работорговцы-сангари, которых преследовал по пятам Флот. Девочке было лет шесть, она умирала от голода и вряд ли выжила бы среди кого-либо, кроме рабов. Судьба ее никого не волновала, пока толстокожий и туповатый коротышка-мизантроп, клоун Крайгорода, не оказался случайно рядом и его не тронул ее вид.

Мойра была не первой, кому он помог. Он не мог пройти мимо брошенного живого существа.

Прирезав извращенца-наркоторговца, он забрал испуганную, словно отобранный от матери котенок, девочку к себе домой. Принес ее в крошечную квартирку-логово позади водопроводной станции в служебном подземелье Крайгорода.

Девочка до предела осложняла ему жизнь, но он вложил в нее всю свою тайную сущность. И теперь, думая о смерти, он хотел остаться в ее памяти человеком, жизнь которого сводилась не только к мегалитрам пролитого в скафандре пота и упрямой гордости, чрезмерной для его маленького роста.

Проснувшись, Лягуш все еще сомневался, как ему поступить. Самые дальние путевые маркеры, которые он сам поставил во время предыдущих вылазок, находились всего за тысячу километров вдоль Теневой Черты.

Первая четверть пути была самой легкой. Компьютер мог вести машину в соответствии с маркерами, освободив ему для работы или ничегонеделания четыре полных дня, требовавшихся, чтобы добраться до последнего маяка. Затем придется перейти на ручное управление, исследуя новую территорию и ставя маркеры, которые помогут вернуться. Он также нуждался в остановках для сна, и ему требовалось время на эксперименты, чтобы выбрать подходящий путь. Чтобы преодолеть три тысячи километров, понадобится вечность.

Путь занял тридцать один день и несколько часов. Все это время Лягуш предавался всем известным старателю грехам, за исключением одного – самоубийства. А Смерть таилась в тени, с усмешкой подстерегая жертву, и Лягуша не оставлял вопрос: когда из тьмы вылетит мясницкий крюк и выдернет его из мира живых?

Лягуш знал, что не вернется.

Ни один краулер, даже самая новая машина корпорации, не был рассчитан на столь долгое путешествие. Его древняя развалина не переживет еще четыре тысячи километров подобных испытаний.

Даже если ему повезет и механика выдержит, у него все равно закончится кислород. Системы регенерации не работали в полную силу.

Когда резервуары опорожнились наполовину, он остановился и глубоко задумался. А потом продолжил путь, поставив собственную жизнь на то, что сумеет проехать назад достаточно далеко, чтобы его спасли вместе с доказательством совершенного достижения.

Лягуш играл в покер и делал крупные ставки, не моргнув глазом.

Он отпраздновал успех, нарушив собственное нерушимое правило – сняв скафандр.

У человека без скафандра не было шансов пережить даже малейшее повреждение краулера. Но Лягуш провел в проклятой оболочке, ощущая собственный запах, половину жизни. Чтобы не закричать от отчаяния, нужно было наконец из нее выбраться.

Он наслаждался опасным и сладостным ощущением свободы. Он даже потратил воду на то, чтобы помыться самому и вымыть внутренность скафандра. А затем он принялся опустошать ящик пива, который дурацкий внутренний голос подсказал ему погрузить в отсек для инструментов.

На середине ящика он связался с Блейком и громогласно объявил о своей победе. Потом он исполнил парням с теневой станции несколько своих лучших непристойных песенок. Те не нашлись с ответом. Не успев покончить с пивом, он заснул.

По пробуждении к нему вернулся здравый рассудок.

– Ну и дурак же ты, старина. Что на тебя вдруг нашло, черт побери? Девять идиотов в одном – вот ты кто. – Он забрался в скафандр. – Ох, Лягуш, Лягуш. Похоже, ты доказал, насколько сумасшедший. Они уже все знают.

Он уселся в кресло. Пора было возобновить ежедневный спор посредством маяков-маркеров с контроллером на станции Блейка.

– Сукин сын, – пробормотал он. – Сегодня ему придется засунуть свои амбиции в задницу. Ты все-таки сделал из него лжеца, Лягуш.

Слышал ли его кто-то еще? Кто-либо в Крайгороде? Вполне вероятно. Возможно, теперь уже знал весь город. Старик наконец доказал, что он в самом деле настолько чокнутый, как все думали.

Для них это наверняка станет большим приключением, особенно пока он будет тащиться назад, а его телеметрия – сообщать о падающем уровне кислорода. Многие ли сделают ставки на то, что он доберется? И насколько больше будет тех, кто поставит на обратное?

– Угу, – пробормотал Лягуш. – Без зрителей точно не обойдется.

Он вдруг почувствовал себя выше ростом, красивее и богаче, настоящим мачо. Хоть однажды ему удалось стать чем-то большим, нежели городским шутом.

Но Мойра… От хорошего настроения не осталось и следа. Бедной девочке придется пройти через настоящий ад.

Лягуш не сразу вышел на связь. Какое-то время он смотрел на экраны, на что у него не нашлось времени прошлой ночью, когда он оказался в ловушке у свершившихся фантазий.

Вдоль всей Теневой Черты он не видел ничего, кроме черных утесов слева и пылающей Солнечной стороны справа. Каждый километр ничем не отличался от предыдущего и последующего. Ему не удалось найти Эльдорадо, в которое все они верили в старые времена, когда были начинающими старателями, соревновавшимися друг с другом за лучшие залежи. После первой тысячи девственно-чистых километров он перестал высматривать золотую жилу.

Даже здесь все выглядело так же, не считая того, что контуры расселины расходились в стороны, теряясь среди адской равнины за концом Теневой Черты. Но на главном экране виднелось нечто, цеплявшее взгляд, – желтое пятно, становившееся все ярче по мере продвижения вперед.

Там, куда едва доставали датчики, оно пылало ярко-оранжевым.

Желтый цвет. Радиоактивность. Оранжевый означал столь высокий ее уровень, что она генерировала тепло. Лягуш уставился на большой экран. Он находился над краем пятна, которое облучало его сквозь пол машины.

Он заколотил по клавишам компьютерного терминала, требуя ответа.

У идиотского ящика имелось в распоряжении немало часов, чтобы наиграться с данными. И у него уже была готова гипотеза.

– Что за черт? – Лягушу она не понравилось. – Попробуй еще раз.

Компьютер отказался, зная, что прав.

По информации компьютера, в мантии планеты имелось тонкое место там, где до поверхности дотянулся палец магмы. Конвекционные течения из глубины вынесли в образовавшийся карман более теплые радиоактивные вещества. За многие тысячелетия сформировалась легендарная жила.

Лягуш с трудом, но поверил. Ему хотелось верить. Он не мог не верить. Именно ради этой находки он рисковал жизнью. Теперь он был богат…

Эйфория вскоре сменилась более практическими соображениями. Нужно преодолеть радиоактивность и проникнуть на шесть километров вглубь мантии. И найти способ победить солнце, поскольку жила располагалась за концом Теневой Черты… Для ее разработки требовались ядерные заряды, множество оборудования, легионы теневых генераторов, логистика военных масштабов. Придется набрать и обучить дивизии людей. И изобрести новые технологии, чтобы извлечь из почвы расплавленную магму…

Его мечты улетучились, словно дым, в длинные безмолвные коридоры вечности. Он был всего лишь Лягушом, маленьким человеком. Даже у Блейка не нашлось бы ресурсов, чтобы решить эту задачу. Потребовались бы десятилетия безвозвратных вложений лишь для того, чтобы создать необходимые технологии.

– Черт побери! – рявкнул он и тут же рассмеялся. – Что ж, на одну минуту ты все же стал богачом, Лягуш. И до чего же это было чертовски здорово! – Он задумался. – В любом случае нужно подать заявку. Может, когда-нибудь кто-нибудь захочет купить франшизу на разработку месторождения.

Нет, подумал он. Не выйдет. Франшизу мог приобрести только Блейк, а он не собирался делать кого бы то ни было богаче. И обязательно приберет всю эту хрень к рукам.

Но поразмыслить было о чем. Вне всякого сомнения.

С трудом сдерживая злость, Лягуш приказал компьютеру закрыть доступ ко всем данным, касающимся жилы.