Подошел Гесс, в то время личный секретарь Гитлера, который отлучился в начале беседы.

«Очевидно, господам не совсем ясно, каким образом Германия в будущем избежит многолетней позиционной войны, если технических новшеств для военного дела столь мало», – разъяснил Гесс.

«А кто сказал, что я вообще начну войну, как те идиоты в 1914-м? Разве все наши старания не направлены как раз на то, чтобы этому помешать? У большинства людей просто нет фантазии. – Лицо Гитлера исказилось презрительной гримасой. – Они могут представить себе грядущее только в образах, взятых из собственного мизерного опыта. Они не видят ничего нового, ошеломляющего. Генералы тоже бесплодны. Они запутались в своих профессиональных познаниях. Творческий гений всегда находится вне круга специалистов. Я обладаю даром сводить проблему к ее элементарной сущности. Из войны сделали тайную науку. Ее окружили торжественной суетой. Война – это самое естественное, самое повседневное. Война – всегда, война – повсюду. Ей нету начала, в ней нет перемирия. Война – это жизнь. Война – это любая борьба. Война – это древнейшее состояние. Вернемся к примитивным действиям тех же дикарей. Что есть война, как не коварство, жульничество, обман, как не атака и удар из засады? Люди убивают друг друга только тогда, когда они не могут найти другого выхода. Купцы, разбойники, воины – прежде все было едино. Есть расширенная стратегия, есть война духовными средствами. В чем цель войны, Форстер? Чтобы противник капитулировал. Если он это сделает, у меня будет возможность уничтожить его целиком. Зачем мне деморализовать его военным путем, если я могу сделать это другим способом, дешевле и лучше?»

И тут Гитлер развил перед нами основы своей военной стратегии, которые он затем многократно опробовал на практике. В то время это было необычное и не очень ясное учение. Было заметно, что он долго и тщательно занимался этим вопросом. Он ощущал себя новым великим стратегом, будущим полководцем – в новом и до сих пор неслыханном смысле этого слова.

«Если я возьмусь воевать, Форстер, то в один прекрасный мирный день я просто введу войска в Париж. На них будет французская форма. Они будут маршировать по улицам средь бела дня. Никто не задержит их. Они промаршируют к зданию Генштаба. Они займут министерства, парламент. За несколько минут Франция, Польша, Австрия, Чехословакия лишатся своих лидеров. Армия – без Генштаба. Все политическое руководство – в отставке. Возникнет небывалое замешательство. Но я уже давно связан с людьми, которые образуют новое правительство. Правительство, которое мне подходит. Мы находим таких людей, мы находим их в любой стране. Нам не приходится их покупать. Они приходят сами по себе. Их толкают к нам честолюбие и слепота, невежество и внутрипартийные склоки. Мы заключим мир прежде, чем начнем войну. Я вам гарантирую, господа: невозможное всегда выигрывает. Невероятное – надежней всего. У нас будет достаточно добровольцев, таких как наши штурмовики, – молчаливых и готовых к самопожертвованию. Мы перебросим их через границу в мирное время. Конечно, никто из них ничем не будет отличаться от обычного туриста. Сегодня это кажется вам невероятным, господа. Но я буду проводить эту линию, шаг за шагом. Возможно, мы высадимся на аэродромах. Мы будем перевозить по воздуху не только бойцов, но и вооружение. Нас не остановит никакая линия Мажино. Наша стратегия, Форстер, – уничтожать врага изнутри, чтобы он сам себя побеждал».

«Две недели назад, – прошептал Форстер, – он представил генералам в Восточной Пруссии новый план обороны от нападения Польши. Они приняли этот план. Гитлер – гений, он специалист во всех сферах».

Линсмайер, наш командир штурмовиков, попросил Гитлера сфотографироваться с нами. Мы встали и вышли на косогор перед домом. Гесс сфотографировал нас, с Гитлером в центре. Мы немного прошлись по дорожке, в то время еще узкой, сразу за домом уводившей в близлежащий лес. Я взглянул на гостиницу «У турков», стоявшую напротив. Там собрались постояльцы, они направляли вверх свои бинокли. Гесс указал на зеленый склон, увенчанный мягким округлым куполом. Здесь следует устроить посадочную площадку для самолетов, чтобы не спускаться каждый раз в долину на автомобиле. Кстати, Гесс недавно успешно участвовал в авиационном соревновании. Форстер заговорил с ним об этом.

«Впредь оставьте эти полеты, – сказал Гитлер. – Вам это ни к чему. Вы нужны мне, Гесс».

Гитлер снова вернулся к прежнему разговору: «В авиации мы, несомненно, будем лидировать. Она дает много возможностей. Мы будем иметь превосходство надо всеми. В этой области у нас только один серьезный противник: англичане. Славяне никогда не умели вести воздушные бои. Это мужское оружие, это германский способ борьбы. Я построю самый большой воздушный флот в мире. У нас будут самые отважные пилоты. Конечно же, у нас будет еще и большая армия».

Рудольф Вальтер Рихард Гесс (1894–1987) – государственный и политический деятель Германии, заместитель фюрера в НСДАП и рейхсминистр. Фото 1936 года

«Вы введете всеобщую воинскую обязанность?» – спросил Линсмайер.

«Не просто обязанность, а всеобщую воинскую повинность, против которой Гинденбургова „обязанность содействия армии“ – всего лишь необработанная заготовка. Нам нужны армии: не просто хорошо обученные спецподразделения, а массовые армии. Но мы будем использовать их не так, как в 1914 году. Как в „окопной войне“ артподготовка проводилась перед фронтальной атакой пехоты, так в будущем, перед тем как задействовать армию, мы будем вести психологическое ослабление врага посредством революционной пропаганды. Враждебный народ должен быть деморализован и готов к капитуляции, его следует психологически вынудить к пассивности, и только потом можно думать о военных действиях. Как достигнуть моральной победы над противником еще до войны? Вот вопрос, который меня интересует. Кто сражался на передовой – тот не захочет новых кровавых жертв, если их можно будет избежать. Хороши все средства, которые позволяют сберечь драгоценную немецкую кровь. Мы не побоимся даже разжигать революции. Вспомните сэра Роджера Кэзмонта и ирландцев в мировую войну. Во вражеской стране у нас повсюду есть друзья, которые помогут нам; мы знаем, как их приобрести. Смятение, внутренняя борьба, нерешительность, панический страх – вот наше оружие. Вы же знаете историю революций, – обратился Гитлер ко мне. – Всегда одно и то же: господствующие классы капитулируют. Почему? Потому что они впадают в пораженчество; у них больше нет воли. Революционное учение – вот секрет новой стратегии. Я учился у большевиков. Я не боюсь говорить об этом. Люди в большинстве своем всегда учатся у собственных врагов. Знакомы ли вы с учением о государственном перевороте? Займитесь этим предметом. Тогда вы будете знать, что делать».

Мы слушали его, и никто не знал, насколько близко мы все находились к осуществлению этих идей. Я думал об эксперименте с большевистскими вождями, который затеяло Верховное главнокомандование Германии в мировую войну. То, что тогда казалось импровизацией, призванной сделать врага небоеспособным с помощью революции внутри страны, теперь было систематизировано, сформулировано в виде общего правила.

Антисемитизм наиболее извращенно выразился в еженедельной газете «Штюрмер», издававшейся Юлиусом Штрайхером, гауляйтером Франконии. Травля евреев, проводившаяся национал-социалистическим «Боевым листком», часто сопровождалась порнографическим подтекстом, как, например, в печально известных «Историях о ритуальных убийствах». Печатались с продолжением и выходили отдельным изданием «Протоколы сионских мудрецов», содержанием которых был вымышленный еврейский план завоевания мирового господства – то, что «Протоколы» были явной фальшивкой, не мешало их распространению в органах антисемитской прессы.

Юлиус Штрейхер (1885–1946) – гауляйтер Франконии, главный редактор антисемитской и антикоммунистической газеты «Штурмовик» (нем. Der Stürmer – Дер Штюрмер), идеолог расизма. Казнён по приговору Нюрнбергского трибунала за антисемитскую пропаганду и призывы к геноциду.

«Я никогда не начну войны, не зная наверняка, что деморализованный противник сразу рухнет от одного гигантского удара. – В глазах Гитлера блеснула непреклонность, он начал кричать. – Если враг внутренне деморализован, если он стоит на пороге революции, если ему угрожают народные волнения – тогда время пришло. Один-единственный удар уничтожит его. Авиационные налеты неслыханной массированности, внезапные атаки, террор, саботаж, покушения, убийства лидеров, удары превосходящими силами по всем слабым местам обороны противника, молниеносные, одновременные, без учета резервов и потерь, – вот будущая война. Гигантский удар, сокрушающий все. Я не думаю о последствиях, я думаю только об одном.

Я не играю в войну. Я не позволю, чтобы „полководцы“ командовали мною. Я САМ веду войну. Я САМ определяю момент, благоприятный для атаки. Такой момент бывает только раз. Я буду ждать его. С железной решимостью. И я не упущу его. Я приложу всю свою энергию, чтобы этот момент наступил. Вот моя задача. Если я добьюсь этого момента, я имею право посылать молодежь на смерть. Тогда я сберегу столько жизней, сколько можно сберечь.

Господа, мы хотим не играть в героев, а уничтожать противника. Генералы, несмотря на свои военные доктрины, хотят вести себя по-рыцарски. Они считают, что войны следует вести как средневековые турниры. Мне не нужны рыцари, мне нужны революции. Я положил учение о революции в основу моей политики».

Гитлер на мгновение прервался.

«Ничто меня не испугает. Никакие так называемые нормы международного права, никакие договоры не удержат меня от того, чтобы использовать предоставившееся мне преимущество. Грядущая война будет неслыханно кровавой и жестокой. Но эта жесточайшая война, не делающая различия между военным и штатским, будет одновременно и самой милосердной, потому что она будет самой короткой. И вместе с полным применением всего нашего оружия мы ослабим противника психологической войной. Мы так же наверняка будем иметь революцию во Франции, как мы на этот раз НЕ БУДЕМ иметь ее в Германии. Будьте уверены. Я приду к французам как освободитель. Мы придем к маленьким людям среднего достатка как носители справедливого социального устройства и вечного мира. Ведь никто из этих людей не желает ни войны, ни великих подвигов. Но Я хочу войны. Мне годится любое средство. И мой девиз – не просто „не торговаться с врагами“, а уничтожать их самыми откровенными средствами. Эту войну веду Я!»