Цитаты из книги «Нарцисс и Златоуст»

как птицы летали вокруг него мысли о любви – то о готовности отдаться, то о сопротивлении, то о взаимной борьбе.

И все-таки ему было странно и немного грустно от того, что всюду любовь была столь быстротечна – и женская, и его собственная, – что она так же быстро удовлетворялась, как и вспыхивала.

спрашивая же свое сердце, он понимал, что ему дорога свобода, и он не мог припомнить ни одной возлюбленной, тоска по которой не покидала бы его в объятиях следующей

Да даже двое людей не всегда могут по-настоящему поговорить друг с другом, для этого нужен счастливый случай, особая дружба и готовность. Нет, это счастье, что любовь не нуждается в словах, иначе она была бы полна недоразумений и глупости.

Разве не любим женщинами? Разве не прекрасно сознавать, что он, любящий, может передавать женщине то же чувство любви, которое испытывает сам? Почему же все-таки он не был счастлив целиком и полностью? Почему в его молодое счастье, да и в добродетель и мудрость Нарцисса иногда проникала эта странная боль, этот тихий страх, эта жалоба на бренность? Почему он столько размышляет об этом подчас, хотя знает, что не мыслитель?

все остальное было сказано без слов. И как же? Глазами, да и определенным звучанием немного охрипшего голоса, и еще чем-то, пожалуй, запахом, нежным, легким излучением кожи, по которому мужчина и женщина определяют влечение друг к другу. Поразительно, как деликатен этот тайный язык

Странно, подумал он, получается с женщинами и с любовью: им действительно не нужны слова. Несколько слов понадобилось женщине, только чтобы назначить свида

медведем и любить медведицу было бы неплохо, во всяком случае, намного лучше, чем, сохранив рассудок и язык, оставаться без любви в печальном одиночестве.

Но быть все время одному и жить среди безмолвных, спящих деревьев и зверей, убегающих от тебя, с которыми нельзя поговорить, – это было бы невыносимо печально. Не видеть людей, никому не говорить: «Добрый день!» и «Спокойной ночи!», не иметь возможности посмотреть кому-то в лицо, заглянуть в глаза, не увидеть больше ни одной девушки, ни одной женщины, никогда больше не чувствовать вкус поцелуя, не играть больше в милые тайные игры губ и тела – о, это немыслимо! Если бы такое было ему суждено, подумал он, уж лучше было бы стать животным – медведем или оленем, даже ценою отказа от вечного блаженства.

Впервые мир лежал открытым перед ним, открытым, выжидающим, широким, принимая его, даря ему добро и причиняя боль