Цитаты из книг автора «Гэри Шмидт»

– Он означает, Дуг Свитек, что здесь, в этом классе, ты – не твой брат.

Он объяснил нам, что ее зовут Кларисса.

Прошла, наверное, целая минута, а потом миссис Уиндермир сказала голосом, мягким, как голубое летнее небо: – Тощий Посыльный, ты ничего не понял. Смотри, как она стоит рядом со своим малышом. Она оглянулась назад, чтобы первой увидеть тот новый впечатляющий сюрприз, который готовит ему жизнь. И, честное слово, она была права.

– А я знаю, что неизвестно, иначе ты бы не трезвонил мне в дверь. Вдохновение – это бог, который приходит, когда пожелает, а это случается нечасто. Но когда он все-таки приходит, то садится рядом с моим столом, складывает крылышки, и я предлагаю ему все, чего он хочет, а он взамен позволяет мне печатать то, что потом превращается в пьесы, которых ждут владельцы нью-йоркских театров. И в эту минуту он сидит рядом с моим столом и настроен очень благосклонно. Так что если ты уйдешь отсюда и… – А если вы предложите ему порцию мороженого? – спросил я. – Тогда он останется подольше?

Согласитесь, от нормального человека ничего похожего не услышишь.

Наверху облако, под ним сверкает синь – все вместе смахивало на грозу, которая ходит сама по себе.

– Я думаю, он стал человеком. Человеком, который сумел дать ближним мир и мудрость, потому что познал войну и заблуждения. Человеком, который способен на большую любовь, потому что познал потери. Человеком, который понял, что он любим. Это тоже важно. – Она снова перевела взгляд на клубничину. – Но ты вроде просил не предсказывать твоё будущее?

– А по-моему, не так, – ответил я отцу. – Не всё сводится к работе. Важнее другое. Важнее… решать за себя. Кто ты есть, кем будешь. – Надо же, какой мыслитель! Даже в Калифорнию не съездил, а всё понял! – воскликнул отец. – Ну и кто ты, по-твоему, Холлинг? Я почувствовал на себе взгляд Хизер. И почему-то, не знаю почему, вспомнил про Бобби Кеннеди, который мог… мог бы всё изменить. – Ещё не знаю, – произнёс я наконец. – Когда пойму, скажу.

Этот свет буквально слепил и, сколько ни наклоняйся, видна только яркая поверхность воды – ни моих ног, ни камней… Лишь опустив лицо к самой воде, я увидел, как бешено мчат струи на глубине, у самого дна. Она неиссякаема, эта сияющая, текущая с гор вода. И это солнце, что бликует на воде. Они пребудут всегда.

Она зарыдала, а я обнял её и держал. Ну чем ещё помочь, когда у родной сестры всё нутро от боли выворачивается наружу? Только держать. Если бы я не знал в эту минуту, что лейтенант Бейкер возвращается домой, а значит, какие-то чудеса всё-таки случаются, я бы отказался от Бога. Как Юлий Цезарь, который разуверился в Бруте, в смысле жизни и решил умереть.