Цитаты из книг автора «Герберт Уэллс»

теперь, издав эти три взаимосвязанные компиляции, я наконец-то, хотя и в довольно грубой форме, собрал вместе полную систему идей, на которую может опираться Открытый Заговорщик. Прежде чем кто-либо мог надеяться получить что-то вроде практического руководства для ответа на вопрос «Что нам делать с нашей жизнью?», нужно было узнать, какова была наша жизнь («Наука жизни»); что привело нашу жизнь к ее нынешнему состоянию («Очерки истории»); и наконец, эта третья моя книга расскажет о том, что мы должны будем делать день за днем в нашей повседневной жизни вместо того, что мы до сих пор делали. К тому времени как закончил работу над этими книгами, я почувствовал, что у меня получилось нечто основательное и всеобъемлющее, как говорится – «идеология», опираясь на которую можно было подумать о построении нового мира без фундаментальных «сюрпризов», и, кроме того, я увидел, что мне удалось «отскрести» свой разум и избавить его от многих иллюзий и вредных привычек, так что он сделался способным трактовать явления жизни с той уверенностью, которой он никогда раньше не знал. В моих компиляциях нет ничего необыкновенного. Их мог бы сделать любой устоявшийся писатель со средним интеллектом, обладающий такой же волей и такими же ресурсами, если бы он посвятил около девяти или десяти лет этой задаче и получил надлежащую помощь. Это вполне может быть сделано, и это, без сомнения, делается вновь и вновь другими людьми, для самих себя и, возможно, для других, в более красивой и адекватной форме. Но приобретение такого уровня видения и знания, достижение этого уровня систематизации и осмысления было необходимым условием, которое должно было быть выполнено, прежде чем кто-либо мог попытаться ответить на вопрос: «Что нам делать с нашей жизнью?», и прежде чем кто-либо мог стать успешным Открытым Заговорщиком.

как много у меня общего с огромной рассеянной массой простых людей, желающих узнать правду, испытывающих отвращение к псевдопатриотическим, сутяжническим, пустословным сплетням, которые их школьные учителя и учительницы преподносили им как историю, и которые подвели их к катастрофе войны.

В сверкающих мириадах небесных светил – не знаю, как и почему, – я нахожу успокоение.

Молчало море, молчало небо; я был один среди безмолвия и мрака.

Я придумал специально для него несколько забавных «больших мыслей». Теперь он кажется мне самым глупым существом, какое я видел в жизни;

Десять лет проторчал здесь! И чего ради, Прендик? Разве мы мыльные пузыри, выдуваемые ребенком?

Вероятно, окружающая обстановка на все накладывает свой отпечаток.

Я взглянул на него и увидел лишь бледного, седого старика со спокойным взглядом. Это спокойствие делало его лицо почти красивым, и лишь великолепное сложение могло бы выделить его среди сотни добродушных стариков.

к побоям. Это образумило его, но ненадолго. Он принадлежал к числу тех слабых, вялых, лишенных самолюбия, трусливых и в то же время хитрых созданий, которые не решаются смотреть прямо в глаза ни богу, ни людям, ни даже самим себе.

Дни шли за днями; его крайняя беспечность и безрассудность ухудшали наше и без того отчаянное положение