– А меня Викой, – ответила та и лукаво улыбнулась.

– Очень приятно, – пробубнил Меченосец и затих.

– А что это ты замолчал, сибиряк. Если тебе приятно, так хоть пивом угости, – предложила Вика.

Меченосец купил еще одну кружку пива и поставил ее перед Викой. Та взяла кружку обеими руками и, запрокинув голову, отпила из нее большую половину.

– Хорошо, – переведя дух, воскликнула Вика, – остановиться-то у тебя есть где? – спросила она.

Меченосцу очень хотелось сказать, что «нет», но, вспомнив Татьяну, он ответил по—военному четко:

– Пока я нахожусь в распоряжении военного коменданта города Ленинграда, поэтому каждый вечер должен возвращаться в часть. Думаю, что через недельку документы о моем увольнении придут, и я буду свободен, как птица.

– А что это тебя так рано увольняют? – спросила она, но потом добавила, – а, впрочем, не мое это дело. Увольняют, так увольняют. Значит, сегодня ты не сможешь меня проводить?

– Почему же, проводить я смогу, но только до девяти часов, а то к десяти мне нужно быть в части, – ответил Меченосец.

– Ну, до девяти неинтересно, – посмотрев на часы, произнесла Вика, – иди в свою часть, может быть, в следующий раз и пообнимаемся.

Сказав это, она допила пиво и, поцеловав Меченосца в щечку, пошла на поиски новой жертвы.

Около десяти вечера наш штык Меченосец, как и обещал, появился возле гастронома.

Татьяна не заставила себя долго ждать. Выйдя из гастронома, она поспешила к Меченосцу и, обняв его, прижалась к его богатырской груди.

Меченосец несколько секунд постоял в нерешительности, потом повернул к себе ее лицо и, поймав губами ее полуоткрытый рот, крепко поцеловал.

После долгого поцелуя она передала Меченосцу наполненную продуктами сумку и они, оживленно переговариваясь, пошли в сторону дома.

Войдя в квартиру, они на цыпочках проследовали в свою комнату.

Любопытная Ангелина Ивановна, выглянув в коридор, проводила их недоброжелательным взглядом.

– Ну, сегодня опять начнут скрипеть, – раздраженно подумала она.

Но сегодня, чтобы не скрипеть, наши любвеобильные занялись любовью прямо на полу.

А на полу до скрипа дело не дошло, но «охи» и «ахи» опять возбудили их пожилую соседку.

Утром, поймав Татьяну на кухне, Ангелина Ивановна не преминула высказаться:

– Милочка, вы мне опять не дали выспаться. И потом, он же значительно моложе тебя.

– Ангелина Ивановна, я, в конце концов, имею право приглашать гостей или нет? – не повышая тона, но довольно-таки резко спросила Татьяна.

– Конечно, имеешь, – ответила Ангелина Ивановна, – но заниматься с ними черт знает чем, непозволительно.

Еле сдерживая себя, Татьяна произнесла:

– Ну, почему же черт знает чем, мы занимаемся любовью, а запрета на такие занятия в природе не существует.

– Милочка, да ты совсем обнаглела, – взвилась Ангелина Ивановна, – она, видите ли, любовью занимается.

В это время на кухню вышел заспанный Емельяныч:

– Что за крик, а драки нету. О чем это вы тут балакаете?

– Доброе утро, Емельяныч, – радостно приветствовала его Татьяна, – Ангелина Ивановна, как всегда, жизни меня учит.

– Ивановна, опять за свое, – забрюзжал Емельяныч, – надо тебе мужичка найти, что ли.

Ангелина Ивановна вспылила еще больше:

– Вечно ты, старый, со своими дурацкими советами. Это у тебя одни бабы на уме.

– У меня бабы, – хихикнул Емельяныч, – а у тебя мужички, да секса.

Очень понравилось нашему Емельянычу заморское слово «секс», которое привезли с собой фронтовики, и теперь он периодически вставлял его в канву разговора.

– Ах, ты старый развратник, – воскликнула Ангелина Ивановна, – откуда тебе знать, что у меня на уме?

– А оттуда и знать, что у всех у вас одна секса на уме, – без всяких сомнений заявил Емельяныч.

Услышав утверждение Емельяныча, Татьяна весело рассмеялась, А Ангелина Ивановна еще больше нахмурилась:

– Неисправимый ты человек, Емельяныч, дури у тебя в голове больше разума.

– Для кого и разум дурен, а для кого и дурь разумна, – парировал Емельяныч, – вот ты, Ивановна, слишком умом своим гордишься, а одного не можешь понять, что молодым без сексы никак не прожить. Правильно я говорю? – обратился он к Татьяне.

– Конечно, правильно, Емельяныч, – согласилась с ним Татьяна, – разве без секса дети бывают.

– Вот-вот, слушай Ивановна разумные речи. Смогла бы ты без сексы своих сынов воспроизвести? – спросил Емельяныч.

– Секс, слово-то какое противное, – скривилась Ангелина Ивановна, – когда я детей своих задумывала, у нас и в мыслях этого секса не было.

– Не было сексы, так траханье было, – хихикнув, сказал Емельяныч.

– Я тебе сейчас такое траханье устрою, что ты у меня своих не узнаешь, – схватив со стола сковородку, замахнулась Ангелина Ивановна.

Емельяныч поспешил в туалет и уже оттуда прокричал:

– Значит, трахалась, раз так взбеленилась.

– А ты, что, в штаны от страху наложил, похабник? – взревела Ангелина Ивановна.

– Не в штаны наложил, а так на тебя возбудился, что просто невтерпеж, – ответил Емельяныч.

Не дожидаясь окончания перепалки, Татьяна прошла к себе в комнату и затворила за собой дверь.

С Меченосцем обитатели коммунальной квартиры познакомились по—разному.

С Ангелиной Ивановной он столкнулся в коридоре, когда торопился пройти в туалет.

Увидев соседку, он по—дружески произнес:

– Здравствуйте, Ангелина Ивановна.

На что услышал недовольное:

– Уже знать представила.

Потом, по всей видимости, Ангелина Ивановна одумалась и пробурчала:

– Здравствуй, коли, не шутишь, не знаю, как звать – величать.

– Меня Павлом кличут, – представился Меченосец.

– Ну, Павлом, так Павлом, – пробурчала Ангелина Ивановна и проследовала в кухню.

– Вредная старушенция, – подумал Меченосец и забрался в туалет.

Первый раз со Светочкой Меченосец пересекся на кухне, когда вечером ставил на керогаз закопченный чайник.

– Здравствуйте, – поздоровался он и, упреждая вопрос об имени, представился, – родители меня Павлом нарекли.

– Очень приятно, – покраснев, произнесла Светочка, – а меня зовут Светлана.

– А по батюшке как? – спросил Меченосец.

– Можно просто Светлана, – разрешила Светочка.

Пока разогревался чайник, они перекинулись еще несколькими, ничего не значащими фразами и разошлись по своим комнатам.

Встреча с Емельянычем оказалась очень задушевной и продолжительной.

Татьяна не пришла еще с дневной смены, а Меченосец валялся на кровати и слушал пластинки.

Клавдия Шульженко напевала с пластинки о синеньком скромном платочке, когда в дверь тихонько постучали, и в комнату просунулось небритое лицо Емельяныча.

– Не помещаю? – спросил он и, получив разрешающий ответ, втиснулся в комнату.

Меченосец встал с постели и, придвинув стул, предложил Емельянычу сесть.

Емельяныч любезно согласился и, сев на стул, представился:

– Кирилл Емельяныч, а попросту Емельяныч.

– Павел, хоть попросту, хоть как, – представился Меченосец.

– Ну, молодец, – с восхищением осмотрел Меченосца Емельяныч, – никак из Сибири? – спросил он.

– Из Сибири, – подтвердил Павел и засуетился возле стола.

На столе появились бутылка столичной, хлеб, соленые огурчики и баночка консервов.

– У нас в Сибири за знакомство принято чебулдыкнуть, – сказал Меченосец, наполняя стопки».

– Как ты сказал? – переспросил Емельяныч.

– Чебулдыкнуть, значит выпить, – повторил Меченосец.

– Чудно, – покачал головой Емельяныч, но стопку со стола прихватил.

Они чокнулись за знакомство и, пропустив содержимое вовнутрь, захрумкали солеными огурчиками.

– А ты, значится, с фронта прибыл? – спросил Емельяныч.

– С Первого Украинского, – подтвердил Меченосец, – до самого Берлина дошел.

– Молодец, – еще раз похвалил Емельяныч, – поди, страшно на передовой-то было.

– По—всякому, бывало сердце в пятки так и шарахалось, – ответил Меченосец, – а глотнешь из фляги глоток или два, и оно обратно возвращается.

– Значит, с ентим делом, – показал Емельяныч на бутылку, – и на фронте половчей.

– А то, как же, – тоном бывалого солдата заявил Меченосец, – без спирта на фронте ни ногой. Как в атаку, так сто грамм, ну, а если, например, в окружении, так все двести.

– Неужь двести? – неподдельно удивился Емельяныч. – Двести, а иногда и поболе, – подтвердил Меченосец. – Ну, что ж, – перехватил инициативу Емельяныч, – тогда за вас, за фронтовиков.

Они выпили по второй, и Емельяныч попросил поставить пластинку с Лидией Руслановой.

Меченосец поставил пластинку, и в комнате раздался звонкий голос певицы:

Живёт моя красотка

В высоком терему,

А в тот высокий терем

Нет входа никому.

И тут Емельяныч расправил плечи и подхватил:

Я знаю, у красотки

Есть сторож у крыльца,

Но он не загородит

Дороги молодца.

И вот нежданным гостем

Войду я в терем к ней.

Была бы только ночка

Сегодня потемней.

Здорова будь, красотка,

Сбежим, моя краса,

Из терема на волю

В дремучие леса.

Пойдём там пир горою

В большом густом лесу,

И атаман женою

Возьмёт себе красу.

Давно готова тройка

Лихих, серых коней.

Была бы только ночка

Сегодня потемней.

Пока Емельяныч пел, Меченосец налил в стопки по третьей, и по окончании песни предложил выпить за Лидию Русланову, которая своими песнями была с ними на передовой.

Емельяныч с удовольствием выпил за любимую певицу и даже немножко прослезился.

Пришедшая с работы Татьяна застала в комнате умилительную сцену. Маленький, тщедушный Емельяныч смотрел снизу вверх на могучего Меченосца и непрерывно повторял:

– Пашка, как я тебя уважаю. Ты настоящий мужик, Пашка.

Увидев Татьяну, Емельяныч засобирался на выход, но она остановила старика и предложила выпить за его здоровье.

На этом поллитровая бутылка закончилась, а открывать вторую было не с руки.

После обеда Татьяна повела Меченосца в Зимний дворец. От его великолепия челюсть у Меченосца отвисла и он, как контуженый, только частично разбирал Татьянины слова.

До закрытия они смогли посмотреть только одну пятую часть этого уникального музея.

А завтра предполагался выходной, который они хотели полностью посветить Зимнему.

Но завтрашнее посещение Зимнего оказалось под угрозой.

В этот вечер Меченосец сделал большую глупость, пригласив Татьяну в Летний сад.

Там его громко окликнула напомаженная Вика:

– Павлуша, – обратилась она к нему, – значит, ты уже уволился из доблестной армии?

Меченосец сделал вид, что совсем не знает обратившуюся к нему женщину, но Вика подошла к нему вплотную и проворковала:

– Павлуша, не хорошо забывать про свои обещания. Или тебе их напомнить?

Татьяна вырвала свою руку из руки Меченосца и пошла, не оглядываясь, к выходу.

Меченосец собрался последовать за ней, но Вика вцепилась в рукав Меченосца и жалобно пропищала:

– Павлуша, не оставляй меня. Я так ждала этой встречи.

Меченосец попытался вырваться из цепких Викиных рук, но та еще крепче вцепилась в лацкан пиджака.

– Хорошо, – пообещал Меченосец, – послезавтра я жду тебя здесь же в половине восьмого.

– А не обманешь? – с надеждой посмотрела на него Вика.

– Если сказал, значит приду, – еще раз пообещал Меченосец.

– Ну, что ж, тогда до послезавтра, – сказала Вика и выпустила лацкан его пиджака.

Меченосец стрелой бросился из Летнего сада и только на углу Белинского и Литейного догнал Татьяну.

– А ты, парень не промах, – сказала Татьяна, когда Меченосец попытался взять ее под ручку, – не успел, как следует Ленинград посмотреть, а уже нарасхват.

– Таня, это какое-то недоразумение, – стал оправдываться Меченосец.

– Ничего себе недоразумение с полной запазухой титек, – возмутилась Татьяна и, передразнивая Вику, – Павлуша, ты же мне обещал.

– Да ничего я ей не обещал, – взорвался Меченосец, – подсела ко мне как-то раз, выклянчила кружку пива, так теперь уже обещал.

Уж лучше бы он этого не говорил.

– Так ты еще и пиво с ней пил, – по—новой завелась Татьяна.

– Не пил, а только угостил, – уточнил Меченосец.

– Ах, он только угостил, – опять возмутилась Татьяна, – он любезно угостил шлюху, которую знает пол Ленинграда.

– Откуда я знал, что она шлюха, – продолжал оправдываться Меченосец.

– Верю, что ты не знал, что она шлюха, – уже мягче произнесла Татьяна, – но обещать даже не шлюхе негоже, если встречаешься с другой женщиной.

– Танюша, да я ей, честное слово, ничего не обещал, – заглянув Татьяне в глаза, проникновенно заявил Меченосец.

Узкие щелки Татьяниных глаз превратились в голубые овалы, и она облегченно вздохнула:

– Хочу верить, что так оно и было.

В подъезд они входили молча, но их молчание говорило о многом. В их недолгой совместной жизни произошел первый надлом, который только по Татьяниной бабской отходчивости не завершился разрывом.

Этой ночью они легли, подвернув друг другу мягкие места, но через полчаса Меченосец не выдержал и, повернувшись к Татьяне, положил свою горячую руку на ее округлое бедро. Несколько минут они лежали без движения, потом Татьяна повернулась на спину и рука Меченосца, будто бы невзначай, соскользнула на ее мягкий лобок.

– Глупенький ты, мой, – прошептала Татьяна и впилась в его губы своими горячими губами.

Ангелине Ивановне сегодня снова было не до сна.

Живя с Татьяной, Меченосец совсем не задумывался над вопросом трудоустройства.

Ему иногда приходила в голову мысль о том, что негоже находиться на иждивении молодой женщины, но всякий раз он отгонял эту мысль, оправдываясь тем, что Татьяна сама этого хочет. А Татьяна не то, чтобы этого хотела, но все же побаивалась отпускать его от себя, даже на время работы. Только поэтому она не затевала с ним разговора о трудоустройстве, оттягивая его на лучшие дни. А дни эти все не приходили и не приходили.

Весна сменилась летом, а лето осенью. От ничего не деланья Меченосец как-то заскучал, пластинки ему уже изрядно поднадоели. В обществе Емельяныча он стал чувствовать себя некомфортно, поэтому, как только тот заходил к нему в комнату, старался найти причину, чтобы отвязаться от старика.

В кухне он стал все чаще встречаться со Светочкой и однажды, когда Татьяна была на работе, напросился к ней в гости. И причину же нашел подходящую – хочу, мол, попробовать поступить в техникум, а знаний не хватает.

Светочка, без задней мысли, обещала ему помочь, и Меченосец стал ее навещать.

За учебником математики они чуть лбами не сталкивались, и, в конце концов, он погладил ее по волосам.

Светочка от неожиданности отскочила от Меченосца и, посмотрев осуждающе в его глаза, произнесла:

– Не надо, Павел, это совсем нехорошо.

В этот вечер Меченосец вернулся в свою комнату раньше обычного, но еще долго на своей ладони ощущал тепло прикосновения к Светочкиным волосам.

Светочка у себя в комнате тоже не могла выйти из оцепенения. Ее еще ни разу так нежно не гладили по волосам.

В эту ночь она долго не могла уснуть, а когда все же уснула, то приснился ей сон, будто стоит она под струей теплой воды, а чьи-то нежные руки гладят ее по волосам, опускаясь все ниже и ниже. И когда эти нежные руки опустились на ее живот, она резко вскочила и больше уже не смогла уснуть.

На следующий вечер Меченосец не постучался в Светочкину дверь, не постучался он и потом. Зато потом в его дверь постучалась сама Светочка.

«Что же Вы не заходите, Павел, – проворковала она, – так Вы никогда не поступите в техникум».

Меченосец очень обрадовался, увидев Светочку, но внешне своей радости не показал. Они прошли в Светочкину комнату и уже через час отвлеклись от предмета под названием «Математика».

Их приятная близость была продолжительной и сверхтемпераментной. Кто бы мог подумать, что в тихой Светочке таится такой запас нерастраченной энергии. Во время оргазма ее хрупкое тело так подбрасывало могучие телеса Меченосца, что тот хватался за спинку кровати и всем своим передом старался припечатать Светочку к матрацу. И от этих движений Светочка вновь и вновь улетала в блаженство, стараясь удержать на себе Меченосца как можно дольше.

Если бы не обстоятельства, она не дала бы покоя Меченосцу всю ночь и даже весь следующий день. Она и представить себе не могла, как прекрасны мгновения близости с мужчиной, который умеет удовлетворять женщину. Удовлетворять ее так, что она открывает в себе постоянное желание его ощущать.

Татьяна не сразу заметила изменения, которые произошли с ее молодой соседкой. Но через неделю она обратила внимание на то, что Светочка, как-то уж больно неуклюже, ее сторонится. Стоит Татьяне прийти на кухню, как Светочка стремится тут же из нее уйти.

Да и Ангелина Ивановна подлила в огонь подозрений ехидного маслица.

– Ну, что, милочка, – начала она, выйдя на кухню вслед за Татьяной, – все работаешь?

– Работаю, Ангелина Ивановна, а куда ж денешься, – вздохнула Татьяна.

– Как это куда денешься, – продолжила Ангелина Ивановна, – пора бы уж и кобелине твоему поработать, а то измаялся без дела-то.

– Да он вроде бы учиться собирается, – сообщила Татьяна.

– Собирается, – подтвердила Ангелина Ивановна, – только уж больно хорошо его консультируют.

Сказав это, Ангелина Ивановна взяла со стола чайник и ушла к себе в комнату.

– Так вот почему от меня Светочка шарахается, – подумала Татьяна.

Отпросившись с работы, она пораньше вернулась домой и, не найдя в своей комнате Меченосца, постучалась в Светочкину дверь. Дверь долго не открывали, надеясь на то, что постучат и отстанут, но Татьяна настойчиво продолжала колотить в дверь. Услышав шум, из своей комнаты высунулась Ангелина Ивановна.

– Стучишь, милочка, – спросила она, – стучи, стучи, они уже давно там.

Наконец, дверь отворилась, и смущенная Светочка появилась на пороге. Отодвинув ее, Татьяна вошла в комнату и, увидев склонившегося над учебником Меченосца, гневно спросила:

– Ну, что, занимаетесь, – и, не дожидаясь ответа, продолжила, – хорошо устроились. Кошка в двери, мышки в пляс.

Поняв, что его застукали и оправдываться бессмысленно, Меченосец решил пойти в нападение:

– Ты меня, что ли, мышкой считаешь?

– Да уж, какая из тебя мышка. Ты кот, точней, бессовестный котяра, – не сдерживая себя, заголосила Татьяна, – присосался, как пиявка, да еще и гадишь.

– Ты, Татьяна, не кричи, – попытался урезонить ее Меченосец.

И тут за спиной у Татьяны заговорила Ангелина Ивановна:

– Ишь, какой проходимец. Можно сказать, застукали на месте преступления, а он еще и харахорится.

Меченосец понял, что оправдываться бесполезно, поэтому закрыл учебник математики и встал из-за стола.

Светочка, заткнув уши, удалилась на кухню. И правильно сделала, потому что Ангелина Ивановна и Татьяна в два крикливых голоса продолжили накачку провинившегося Меченосца.

В общем, накачка закончилась тем, что выставила Татьяна за порог вещмешок Меченосца, и пошел он на все четыре стороны.