Но тишина здесь казалась ещё более зловещей, чем снаружи, она словно бы струилась вокруг, отзываясь шелестящим эхом на каждое движение. Было жутковато стоять в подобном месте, в гулкой пустоте; неуместными и странными казались даже три люстры на потолке, массивные в старом стиле, как бы не бронзовые, таких уж и не ставят давно нигде. Может быть, эти самые люстры, и пустое сумрачное пространство, и высокие окна пробудили в Олеге ощущение, что он оказался внутри храма. Заброшенного, покинутого. И он один здесь, совершенно один, а это в сто раз страшней – переживать свой кошмар в одиночку, неважно во сне или наяву.

И тогда Олег крикнул. Не что-то конкретное, а так – проорал непонятную самому бессмыслицу, лишь бы привлечь чьё-либо внимание, что-то изменить вокруг. Сразу почему-то вспомнились «америкосы» со своими глуповатыми «энибадихоумами». Кто в этом проклятом доме может быть?..

Эхо прокатилось по залу и смолкло. Олег вдруг подумал, что его даже и не удивляет ничто. Появилось чувство собственной отстранённости, как будто сработал некий защитный механизм, сделав мозги слегка пришибленными, туповатыми, что ли. Объективная реальность треснула как жопа, это было очевидно и уже вроде как дошло до сознания.

– Мудаки все! – прокричал Олег. – Пидарасы! – громко, во весь голос, а потом вслушивался в эхо, а затем – в тишину. Нет, всё-таки жесточайшее нервное напряжение никак не отпускало, несмотря на внутреннее отупение, или лучше сказать – онемение.

По обе стороны зала смутно виднелись двери, ведущие в неведомые коридоры, возможно служебные, но Олег уже наверняка, со всей чёткостью понимал, что и там никого нет. Впереди тоже двери – такие же большие и остеклённые, как и за спиной, через которые он вошёл. Это, надо думать, центральный вход на вокзал. Туда Олег и пошёл, продолжая дорогой вслушиваться в тишину и всматриваться в обстановку. Вдоль левой стены расположились окошки – видимо, кассы и всякое такое, а по правую руку различались пара будочек – какие-нибудь ларьки или что там, а также, аккурат между будок, большое табло с расписанием маршрутов – обыкновенное, не электронное, даже без этих механически перещёлкивающихся букв, а просто напечатанные надписи под стеклом, которые в сумраке невозможно было разобрать. Да и не надо. Сейчас это не было столь важным. Мимоходом подмечая окружение, Олег в крайней спешке перемещался по залу, стараясь не сорваться на бег, потому что вот это и казалось ему сейчас важным – не побежать. Он подумал: я закричал, а крик хер там вырвал меня из кошмара, как раньше. Как вырваться из того, что наяву?

Потолок в центральной части поддерживали две колонны – такие же, как и снаружи у выхода на платформу, как бы символически разделяя зал на две половины. Если провести через колонны мысленную линию, окажется, что одна будочка-ларёк по эту сторону, вторая – по другую, а табло-расписание – как раз на оси. Люстры тоже: первая в одной половине, третья в другой, а вторая – в центре зала между колоннами. Не вокзал, в натуре, а храм какой-то. Олег шагал между рядов кресел, шаги его по мраморному полу звучали вроде как и не громко, но за ними летело, как тёмный плащ на ветру, шелестящее эхо, словно подгоняя Олега в спину и, когда он проскочил между колоннами, стало уже почти невозможным сдерживаться, но всё-таки, пересилив себя, он не побежал. Но когда дошёл-таки до двери, дышал как после долгого бега. Впрочем, в таком стрессе, да с лёгкими курильщика, да при несколько излишнем весе (девяносто один килограмм, не то чтобы толстый, но «пивной живот» и всё такое) чему тут, собственно, удивляться. По бокам побежали струйки пота, на лбу выступила испарина. Зал создавал впечатление холодного и мрачного, но здесь становилось душно. Даже не переведя дух, Олег с силой толкнул дверь. Толкнул ещё раз, сильнее, потом дёрнул на себя. Дёрнул несколько раз, с каждым разом всё истеричней, затем пнул её сандалией, больно ушибив большой палец босой ноги.

– Ох, ты, блядство какое!

Это уже, мать вашу, слишком. Просто-таки через край. В Олеге забурлила злость. Не обращая ни на что внимания, он рванул обратно через зал к ближайшему креслу с твёрдым намерением схватить его и высадить нахрен все стёкла.

Но это оказалось не так просто. Кресла в каждом ряду мало того, что были соединены между собой, так ещё и прикручены к полу. Олег даже не сразу это понял в своей ярости. А когда дошло, вся злость резко куда-то схлынула. Теперь он совсем уж задыхался, как выброшенная на берег рыба. Пот градом катил с него, ноги подкосились, и Олег буквально упал в то кресло, которое только что пытался вырвать. Взгляд его сделался затравленным. С трудом хватая ртом застывший как масло воздух, тем не менее он полез рукой в карман своих просторных ниже колен шорт и достал пачку сигарет. Вытряхнул одну, достал зажигалку, прикурил – огонёк так и плясал в руке. Посидел так, тупо глядя на вихрения дыма от его тяжёлого, неровного дыхания, потом, уже докурив сигарету до половины, посмотрел в сторону двери.

Дверь была в центре, над нею до самого потолка окно, и такие же, только уже почти от пола – по сторонам. Там ещё, под этими окнами по бокам двери стояли две скамейки, может быть, вяло подумал Олег, они не прикручены. За окнами – серый свет; различались деревья в редеющем тумане. Кажется, правда светает, или глаза привыкли? Щелчком Олег отправил окурок прямо через зал, не озаботившись его перед этим потушить. Огненная чёрточка в полумраке.

Но ведь так не бывает. Так вообще не бывает. В кино, в книгах, в игрушках, но не в жизни. Только не в жизни. Да, столько об этом создано, обо всяких чудесах, невероятных мистических событиях, разнообразной фантастики, что можно подумать, что и в обыденной жизни нечто такое возможно. Но вот уж фигушки. Дело в том, что всё это придумано. Сочинено людьми. По-настоящему-то всё не так, по-настоящему всё как всегда, и ничего такого. Олегу подозрительны были люди, говорящие, что вот, мол, их посещают пришельцы там или призраки, или ещё какая нечисть. Понятно же, что люди эти живут в воображаемом мире, если верят в подобную чушь. А уж как верят – может случайно разок «заглючили» и прониклись, а может, полностью шизанутые, – это их дела. Их собственные миры. Конечно, должно быть и непознанное, но всё ведь можно исследовать, а если что-то происходит только в твоей голове, а остальные встают себе по утрам, ходят на работу, ездят, блин, в отпуск – это что? Ладно бы там в детстве. Тогда ещё можно верить. Теперь же можно только не понимать. А объяснение должно быть простейшим, как учил добрый Оккам.

Здесь никого нет, просто потому что… а почему, сука?.. Ничего такого не шло в голову, что расставило бы всё по местам, успокоило наконец. Никакого хоть зачуханного объяснения.

– Будем искать, – сказал Олег, как Никулин в том фильме, с той же интонацией. С этими словами он встал и пошёл обратно к двери, похожий на неуклюжего робота. У двери так же механически повернул в сторону, с совершенно спокойным лицом подошёл к ближайшей скамейке, поднял её за один край, поставил на попа, развернул и тут же, не думая, уронил железными ножками на стекло окна.

Бум! И ничего не произошло. Окно осталось целым. Скамейка осталась стоять, прислонённая к стеклу. Олег скрежетнул зубами.

– Что ж ты делаешь, тварь! – прошипел он.

Вторая попытка. Откачнул скамейку назад и жахнул снова, вложив в её движение всю свою силу и энергию. Но результат был тот же. Громкий стук, жуткое эхо, а стеклу хоть бы что. Словно ударил железом по железу – такой же эффект и почти такой же звук. Бронированное оно, что ли? Полнейший и абсолютнейший бред. Но, в свете всего происходящего… Несуразности, похоже, накапливаются как снежный ком. Наверное, самое лучшее сейчас не задавать вопросов, принять пока что всё как оно есть, «до выяснения», как говорится. Это было бы здраво, да? Где только взять эту здравость.

Нафига мне вообще эта дверь, это окно? – вдруг подумал он. Можно же просто обойти с той стороны. Дебил, вот дебил! Да уж, какая здравость… И сразу же Олег осознал, что не может больше оставаться здесь, в душном сумраке, в огромной, но давящей пустоте. Ни секундочки. Почти что паническое чувство. Отчётливая тревога из тех, что подымают шерсть на загривке. Словно бы и само пространство внезапно сузилось вокруг него, угрожающе нависая. И Олег побежал. Как давненько уже не бегал. Тревога гнала его через зал, толкая в спину, делая слепыми глаза, но в правильном направлении – к незапертому выходу. Олег буквально вломился в дверь (и хорошо, что она открывалась в ту сторону), вылетел под козырёк, соскочил со ступенек, и вот он вновь на платформе, на улице, не взаперти. Да уж, если бы и эта дверь оказалась вдруг запертой или не поддалась сразу, хрен знает, что было бы с Олегом. Но сейчас он остановился и, несмотря на тяжесть своего дыхания, наслаждался воздухом. Тёплый и влажный, он казался ему свежим, напитанным удивительными запахами.

Обойти это грёбаное здание, чего проще. Даже если там забор, а может, и нет никакого забора, с чего бы. А может, и есть, какая, хер, разница?

И в этот момент (в самый, так его, подходящий!) в заднем кармане коротко отзвонил телефон. Олег чуть не подпрыгнул, а сердце так точно скакнуло до самого горла. Судорожно всхлипнув, он дёрнул «молнию», чуть не оторвав её, застрял рукой в кармане, кое-как достал телефон – вверх ногами, перевернул, едва не уронив.

«Внимание! Аккумулятор разряжен», – гласила надпись на экране. Всего-то.

Олег хохотнул. А потом заорал в трубку:

– Ах, ты, сука блядская! Я и так знаю!

Яростным движением он запихнул телефон обратно.

– Валить отсюда, срочно.

Бежать он уже не мог, хотя желание было огромным, а поэтому пошёл, вернее, побрёл, чуть ли не шаркая, к левому углу здания. Дальше вдоль платформы тянулась глухая задняя стена какого-то бокса, но между ней и вокзалом виднелся просвет, кажется, дорога. Точно дорога, Олег увидел это, обогнув невысокую оградку с клумбами, подъездная дорога, выходящая на площадь по ту сторону станции. Из-за угла показалось ещё одно здание, невидимое раньше – маленький красный кирпичный домик с большой и даже сейчас различимой надписью: «Пиво. Напитки. Сигареты». Почти сразу за магазином дорога перекрыта простеньким шлагбаумом – полосатая «палка», оранжевая тумба. Никакого забора. Олег даже усмехнулся. Стоило там долбиться, да?

Проходя между магазином и торцевой стеной вокзала, Олег вдруг замер. Повернул голову к магазину. Переполненная урна у входа, «бычки», щедро разбросанные по земле, железная запертая дверь, пара забранных решётками окошек по сторонам, и то, что привлекло его внимание – красный светящийся глазок сигнализации над дверью.

– Напруга есть, – пробормотал Олег, как-то даже успокоенный. Словно простой этот факт расставил всё по местам. И сейчас он выйдет на площадь, посмотрит там по сторонам, определится уж как-нибудь.

Он обошёл шлагбаум, легонько хлопнув по нему ладонью, сделал ещё несколько шагов. И вот площадь раскрылась перед ним, будто нечёткая фотография в дымке тумана. Он видел деревья за ней, за деревьями – дома, одно-двухэтажные, с белыми фасадами. Но пусто, кругом пусто, если не считать одинокого минивэна, замершего в конце площади, у деревьев. Ещё несколько шагов.

Он почти вышел на площадь, но тут началось странное. В глазах стало темнеть, не просто темнеть, а мерцать, как если бы он смотрел фильм на старом, бобинном ещё кинопроекторе, и скорость воспроизведения плёнки замедлилась, распалась на отдельные кадры с периодами абсолютной темноты между ними. А ноги враз сделались вялыми, ватными, непослушными. Руки тоже повисли как плети. На ум сразу пришло недавнее пробуждение. Ага, подумал Олег.

И упал, попытавшись сделать ещё один шаг. Знакомое паническое чувство захлестнуло его, совсем как в том кошмаре, но, странное дело, рассудок оставался ясным, отстранённым, позволяя мыслям течь в почти что спокойном ритме. Вполне осознанно Олег решил закричать. Это, по крайней мере, оказалось ему подвластным. И он орал, вопил, выл, слыша себя как будто со стороны, ожидая, что сейчас этот истошный крик, как некий отработанный и надёжный механизм выдернет его из затянувшегося, чересчур натуралистичного… сна?.. Собственный неузнаваемый голос, разносящийся в пронзительной до звона тишине пугал даже больше, чем внезапный паралич, бросивший его на прохладную ещё брусчатку.

Но очень скоро горло перехватило до хрипа, лёгкие уже совершенно не справлялись. Олег замолчал. Некоторое время рот его продолжал беззвучно вопить, пока эти судороги не перешли в тяжёлый, надсадный кашель. Который, в свою очередь, вызвал рвотные спазмы. И Олега вырвало. На прямоугольники брусчатки в сантиметрах под щекой. Впрочем, несильно – желудок оказался пуст, только слюна и горькая желчь. Никакой это не сон, подумал Олег, содрогаясь всем телом, пытаясь унять позывы. Никакой, сука, не сон. Да ведь он и так это знал. Знал абсолютно, в рот его, наверняка. Только почему это происходит? Почему с ним? Как вообще такое случается? Как такое говно возможно?

Тошнота понемногу улеглась. Олег лежал на боку, тихонько постанывая, смаргивая слёзы с ресниц. И обнаружил, что может шевелиться. Не паралич, а слабость. Дикая, необъяснимая слабость, какая вот именно во сне и бывает. Но шевелиться он может. Задыхаясь, рискуя вызвать новый приступ тошноты, Олег стал отползать, извиваясь, похожий на большого жуткого червяка. Совершенно инстинктивно двигаясь туда, откуда раньше пришёл – в сторону шлагбаума. И с каждым движением он чувствовал, что силы возвращаются к нему. Вот он уже пополз на карачках и понял, что сможет и встать, но, вместо этого, сел на задницу, уронил руки между расставленных ног и замер.

По всему телу пробегали волны частой мелкой дрожи. Сел он спиной к шлагбауму, так до него и не добравшись, лицом к площади, осознавая потихоньку, что она для него недоступна. Либо он один из этих чиканутых, либо… либо что?..

Либо это и вправду творится. Про себя Олег знал, что он нормален. Выходит, что? Правы все те, общающиеся с НЛО, высшими сферами, чем ещё? Вот уж нет. Сейчас он ещё больше был в этом уверен. Просто… иногда, выходит, это случается по-настоящему. Чудеса, мать вашу. И почему-то с ним. Злые, тёмные чудеса. Наука, в принципе, допускает. Непознанного навалом во Вселенной. Слышал же краем уха про всякие там теории струн, суперструн. Сколько там измерений, или как их? Может статься, и его, как это, компактифицировало в одно из этих измерений или вместе с ним? Фигня, конечно.

Блядская ситуация, хоть там что.

Во всяком случае, он не сумасшедший и он не спит. Будем считать, что это так. Неожиданно, ох как неожиданно всё происходящее, но приходится действовать в этой новой реальности. И жить. Продолжать жить, что там ещё? – бороться. Чё-то там «искать, найти и не сдаваться». Возможно, ответы найдутся. Возможно, простые ответы.

Олег вдруг поймал себя на том, что ему мучительно хочется заплакать. Просто-таки зареветь навзрыд. Всё это поднималось в нём: тоска, страх, потерянность, но тоска больше всего; дикая жажда вернуться в привычное бытие, чтобы не было такого. Это настоящее его пугало. И здорово пугало. Потому что сам страх был необычным – не страх чего-то конкретного, боли или, к примеру, каких-нибудь потерь, а настоящий первобытный ужас перед неведомыми силами. Изначальный, грозный, ошеломляющий. Детский, одним словом.

Успокойся, сказал он себе. Сопля. В этом году тридцатник. Заплачь ещё тут.

Надо бы покурить, подумал он. Но даже не шелохнулся. Он смотрел через площадь куда-то в даль, толком и не доступную взору из-за тумана. Смотрел ни на что. Подумал, что надо сделать ещё попытку. Прорываться с боем, так его и растак. Но такая мысль не радовала. Это ещё мягко сказано. Там, лёжа на земле всего-то в нескольких шагах вперёд отсюда, несмотря на охватившую его панику, как-то не было времени по-настоящему осознанно испугаться. А вот сейчас страх превратился в величину почти что физическую. Как ноющая зубная боль, отдающаяся толчками в висках. Это было выше его сил. Он встал (очень даже резво) и попятился, не отрывая глаз от небольшого тёмного пятна собственной блевотины, пока не упёрся задом в шлагбаум. Вздрогнул от прикосновения. Перешагнул через препятствие, хотя легче было обойти и побрёл обратно к перрону, оглянувшись только ещё один раз. Там всё было без изменений.

Олег остановился напротив магазинчика и решил, что хочет пить. Но чёрт, он под сигнализацией, а железная дверь и решётки на окнах выглядят очень внушительно. Не стоит и пытаться. И всё же он попробовал. Подошёл, подёргал, постучал. Обошёл квадратный домик в надежде, что с обратной стороны есть «чёрный» вход, который действительно там оказался, но и он, естественно, был заперт. Олег невесело усмехнулся. Попрятались, суки. Ладно, перебьёмся. Пока терпимо.

Олег вернулся на перрон, но свернул не к станции, а направо от магазина, пошёл вдоль задней стены бокса, пошёл прочь. Станция удалялась. Слева на дальних путях тянулся, как некий забор, товарняк, и конец его терялся где-то за туманом и изгибом путей. Остальные рельсы были пусты. Справа – серебряно-серая стена бокса, дальше за ним – ещё какое-то строение, вытянутое и одноэтажное. С каждым шагом в Олеге росло внутреннее напряжение. Такое бывает, когда тебе сделали болючий укол, и ты ждёшь второго в это же место. Но случилось не то, чего он ждал. Внезапно свет изменился, и Олег увидел, как всходит солнце. Примерно там, где он и думал – впереди слева, из-за гор. Олег остановился, наблюдая как бледнеет туман, как золотисто-розовый свет струится вокруг, проявляя все предметы, бросая чёткие тени, как наступает настоящее утро.

Хоть что-то, блин, так, как оно и должно быть. Земля, значит, не «наткнулась на небесную ось». Это боже мой, как хорошо. А день, по всему видно, будет ужас каким жарким и абсолютно безоблачным. Показавшись из-за зелёных вершин, солнце взбиралось на небосвод быстро и уверенно, буквально на глазах, образно говоря.

Ну так и мы пойдём. Олег возобновил движение.

И сделал ровно два шага.

И снова упал. Неожиданно, внезапно, без всякого предупреждения. Упал как подкошенный, больно ударив колени и плечо. Как-будто просто его выключили. Не сознание, но весь вестибулярный аппарат, все двигательные функции. Мышцы опали как верёвки без натяжения.

Олег лежал молча, солнце слепило ему глаза, на лице выступили крупные и холодные капли пота. Он видел, как рвётся и редеет туман в лучах света, видел грязно-серый бетон платформы, видел только то, что вблизи, всё остальное тонуло в золотом сиянии. Не было страха. То, чего он боялся произошло, и страха уже не было. Мысли были ясными. В этот раз он не собирался кричать. Хватит, накричался уже. Нарыгался, вдобавок.

Ничего не хотелось. Полежать, надо немного полежать. Может, поспать?.. Просто полежать. Плечо ныло, но не так уж, а вот колени болели обжигающе – возможно, рассадил в кровь. Лежать тоже не хотелось. Только вот тела своего, за исключением ушибленных мест, он почти не чувствовал.

Жестковато, бля, подумал он. Нихрена, как это всё тут…