Он глядел на пустоту пространства, на пустоту синего, жаркого неба, думая о том, что где-то там, безмерно далеко затерялась его прошлая нормальная жизнь, и это самое утро отбросило её в неведомые дали, превратило в нечто не более значимое, чем сон. Сон, вот именно. Как-будто и не было ничего до этой вот страшной реальности. Ни в давнем, ни в недавнем прошлом. И этой поездки не было. Или с кем-то другим было. И это не он, приехав «дикарём» на море, решил остаться в самом Туапсе, хотя ему советовали податься в Агой или в Небуг, мол, Туапсе город скорее промышленный, но он остался и за две недели ни разу об этом не пожалел. Было что вспомнить, и воспоминания были при нём, уже достаточно блёклые из-за резкой перемены, но приятные. Но и грустные при этом – не сами по себе, но из-за чувства, возникающего в нём, когда они всплывали. Амнезия, возможно, милосердна. Сейчас он мог бы позавидовать тем несчастным, что приходили в себя на таких же путях, ничего о себе не зная и не помня. Удивлялись ли они? Если вдуматься, чему удивляться, когда ничего ни о чём не знаешь? Просто недостаточно информации, вот и всё. Другое дело, что в голове остаются какие-то смутные подозрения, внутреннее неспокойство. Тревога. А надо бы быть спокойным и счастливым.

Хотя, с другой стороны, помнить о себе что-то – не самое худшее, даже если воспоминания отодвинуты куда-то за грань реальности.

Но это было, чёрт возьми! Лучше всего, конечно, вспоминалось сейчас недавнее, но оно же, как ни странно, казалось наименее настоящим из всей его жизни. Действительно, как сон. А может, так и должно быть. Потому что это не рутина будней, въедающаяся в сознание как клещ какой-нибудь; всё-таки это отпуск, а значит – новое и необычное, что мозгом не может быть всецело принято за реальность, то есть, привычность. Сейчас Олег думал об этом, и воспоминания болезненно всплывали в нём, заставляя даже на время забыть о жажде. То, как он приехал в Туапсе, почему-то не в Сочи, то, как поселился в малюсеньком домике в частном секторе – очень старом, потемневшем от времени, с позеленевшей шиферной крышей, каким-то чудом сохранившимся в окружении современных и дорогих коттеджей в престижном районе, на что особо упирала хозяйка, просившая называть её тётя Люба; впрочем, взяла она по-божески, да и домик оказался весьма милым. Вспоминал, как ходил по городу, попивал квас или пиво (по дороге квас из стаканчика, в открытых кафешках – пиво), гулял по приморскому бульвару (и ему сказали, что вон та штука – «Чупа-чупс»), по аллее на Маркса, по улице Галины Петровой прогулялся до рынка, где застрял надолго и ел там окрошку в кафе. Ходил на центральный пляж в конце Гагарина, был и на приморском пляже у мыса Кадош, где и познакомился, наконец, с девушкой. А дома у тебя жена с сыном ушла, а ты вот на море…

Девушку звали Верой, девушка оказалась местной, откуда-то с Грознефти, как она сказала. Олегу вообще было по барабану, кто она и откуда. Не то, чтобы красавица, но симпатичная, немного чересчур худая крашенная блондинка (давно крашенная, судя по корням волос), несколько простоватая, но, как говорится, «с понтами», не совсем, может быть, в его вкусе, но ведь – море, солнце, такая замечательная скала Киселёва, такой южный воздух…

Потом они гуляли вместе, сходили в «Шоу-Тайм» на новый фильм, потом в «N-Club» – потусоваться. Потом она пьяненько улыбалась ему через стол, а Олег смотрел на неё и неожиданно вспомнил свою Иру, теперь уже бывшую, её лебединую шею и родинку на ней, которую он почему-то особенно любил целовать, когда она запрокидывала свою лёгкую головку. Вспомнил Никитку – сына-карапуза, немного погрустнел. Ну, было и было. Теперь он здесь, и жизнь не так уж хренова. Жизнь даже очень хороша. И ему весело. Ну и что, что у неё шея короче, и родинки на ней нет. Глядя на Веру, Олег ещё думал о том, что бывают женщины, которых не хочется (если не перебрал, по крайней мере), бывают те, с которыми бы просто не прочь и те, которых хочется до безумия; а бывают те, что не вызывают немедленные мысли о сексе, а просто смотришь на них, смотришь, чувствуешь, как глупеешь на ходу и знаешь, что мог бы вот так смотреть всю жизнь. Ирка была из этих, последних (но и это проходит), Вера – скорее, из вторых.

А потом был туапсинский ж/д вокзал – небольшой, белый, тоже с колоннами. Море таксистов, как обычно. «Куда едем? – Нет, я уезжаю».

Уезжаю.

И этот поезд. Ах, да, туннель, прорезающий гору, когда внезапно полностью потемнело в глазах, немного даже пугающе, пока не включил лампочку в подголовнике. Может быть, если бы сюда тоже на поезде приехал, то знал бы и не испугался, но приехал на машине со знакомым (та ещё тоже поездочка), который дальше в Новороссийск подался, а ты остался в Туапсе. А в итоге ты здесь.

Олег заморгал, отрывая взгляд от бесконечной пустоты. К чему бы эти воспоминания? Жена (гражданская, если честно), сын… Даже эта Вера… тоже ведь вспомнилась, как что-то дорогое, даже всякие мелочи. Как они стояли на площади, а вокруг жужжали дети на электромобильчиках, а смех у неё оказался удивительным, заражающим воистину. Ладно, хватит уже. И так всё грустно. Это только память, так её-растак, только бессмысленные сигналы в мозгу. Но на какие из них можно полагаться?..

Ах, вот так даже? Этак можно дойти до того, что ничего никогда не было. И настоящего нет. Но оно есть, в том-то и дело, и довольно уже интроверсий, от жажды избавит только конкретное физическое действие. Да, попить бы… а потом пожрать. Олег вдруг осознал, что ещё и голоден вдобавок ко всем радостям. В желудке нихрена нет. Чувство голода ещё не стало навязчивым, а может жажда перебивает, но в скором времени можно ожидать жестоких позывов. Впрочем, это возможно терпеть намного дольше. Вода актуальней.

Олег с некой злостью посмотрел на грузовик. Что же с тобой?

А если бы его завести? Ха, далеко ли уедешь без колёс? Но, в принципе, есть над чем подумать. Сесть в машину, пустить её по прямой, и пусть тебя вырубит, – может, такая зона ограничена, и есть шанс вырваться?

Да уж, если, если. Ещё бы машину нормальную. Олег снова заглянул внутрь. Что тут заводить и как? Он спрыгнул с подножки, осознавая, что эта машина однозначно мертва. Олег отвернулся. Посмотрел в сторону намеченного ранее пути.

– Мороженое, – прошептал он невпопад.

И сделал шаг поперёк съезда, но в нужном направлении.

И упал. Опять это случилось с ним, но почему-то сейчас Олег меньше всего ожидал чего-то подобного. Безмерно удивился, но не испугался, хотя этот раз показался ему самым страшным из всех. Тем не менее, он лежал и почти со спокойной отстранённостью прислушивался к своим ощущениям.