В другой раз дело кончилось хуже. Я решила облагодетельствовать Ленку, научив ее лазить по беседке. Беседка в нашем дворе была неказистой, соорудили ее с непостижимой целью непонятно для кого. Никто ею не пользовался, пока какие-то мальчишки не нашли ей применение – по ней было весьма увлекательно лазить. За беседкой находился бортик дворового катка (которым, к слову, тоже никто никогда не пользовался); с бортика, подтянувшись, можно было забраться на крышу беседки. Ну а спуститься на землю можно было уже спереди, сползая по шесту – настолько удобному, будто его специально поставили для этого занятия. Когда я в первый раз с успехом проделала сие упражнение, то пришла от него в полный восторг. Целый незнакомый прежде мир открылся мне! Налазившись вдоволь, я, конечно же, вспомнила о своей лучшей подруге.

Но как ни странно, Ленка не горела желанием присоединиться к нашему беседколазному клубу. Холодно осмотрев беседку с почтительного расстояния, она сообщила мне, что у нее нет настроения, болит голова, и предложила пойти смотреть мультики по телику. Однако меня так просто было не одурачить: я точно знала, что до мультиков еще не меньше часа. Кроме того, мне был известен отличный способ поднять Ленке настроение. «А ну быстро пошла! – взяла я быка за рога. – Не то щас ка-а-ак дам!» И угрожающе показала кулак. Как настоящая подруга могла ли я позволить Ленке из-за дурацкой слабости характера пропустить такое удовольствие? Ленка хорошо знала, что со мной шутки плохи, да и зазорно было трусить. «Ты чего? Я пойду!» – откликнулась она и засеменила к беседке.

К сожалению, у бортика катка смелость ее покинула, Ленка замерла в ступоре. Я не растерялась, подпихнула ее маленько. Залезла она на бортик сперва, а потом – с моей помощью – и на крышу беседки. «Ну что, классно?» – спросила я. Но Ленка благодарности ко мне не испытывала. У нее явно было другое видение ситуации – она молча распласталась на крыше, вцепилась всеми конечностями, опасаясь навернуться. «Так, – скомандовала я, – отлично, теперь вперед ползи, там шест, по нему вниз съедешь». И показала ей, куда ползти. Преодолеть надо было всего-навсего два метра, но у Ленки это заняло, наверное, добрых полчаса. Наконец она добралась до шеста, повисла на нем, глядя на меня, и вид у нее был точь-в-точь как у тети Клавы, когда та яичницу нам готовила.

И еще кое-что Ленка мне напомнила: пару недель назад я, дрожа от пяток до макушки, просмотрела жуткое кино про динозавров; едва фильм начался, я перебралась под кресло и просидела там до самого конца сеанса. Так вот, несчастные жертвы, с воплями и стонами исчезавшие в гигантских пастях динозавров, сильно походили на Ленку на шесте. То же выражение безысходной тоски и смертельного ужаса на лице.

«Ну, – сказала я, – теперь съезжай». Ничего сложного не предвиделось, самая опасная часть путешествия по беседке была уже позади. Но что-то помутилось у Ленки в голове, она вдруг отпустила шест и, словно спелый плод, рухнула на землю. Я подбежала к ней, помогла подняться. Представьте себе, ноги оказались совершенно целыми, даже ушибов не было. Только правая рука почему-то неестественно торчала вбок. Я сперва даже не поняла, в чем дело: «Ты чего руку так выгнула?» А Ленка рот раскрыла и на руку свою уставилась. Самое интересное – ни писка не издала, будто рука у нее из пластилина сделана была. Только когда мы домой к ней пришли и тетя Клава за голову схватилась, тут Ленка и заголосила.

И потащила тетя Клава Ленку в травмпункт, перелом это оказался. В самом деле, что же еще можно сломать, падая на ноги с двухметровой высоты? Разумеется, руку. Меня совесть немного помучила – все-таки я была в этой травме напрямую виновата. Жалко Ленку стало. Мне однажды большой палец руки дверью прищемило – так я хорошо запомнила, насколько больно было. А у Ленки не палец – целая рука! Впрочем, Ленке наложили гипс, сделавший ее весьма популярной личностью у нас во дворе, Ленка демонстрировала свою травму любителям острых ощущений. Даже моя слава – я могла на спор порезать себе палец – временно померкла. Потом рука срослась, гипс сняли, мы и забыли об этом инциденте.

***

А вообще, дружили мы с Ленкой хорошо. Нашим любимым занятием в слякотные осенние дни было измерять лужи, то есть в сапогах проверять их глубину. Неподалеку от дома, на улице Карбышева, не было растительности, магазинов и прочих достопримечательностей, зато были огромные, засасывающие в грязь лужи. У Ленки как-то раз засосало сапог с концами, и она приковыляла домой в грязном носке. А я однажды провалилась в такую лужу по пояс, и только опасение, что об этом узнает мама, мобилизовало скрытые резервы моего организма, я даже не заболела.

Когда же погода была плохая и приходилось сидеть дома, мы обычно развлекались в квартире Черкизовых. У Ленки была кошка Мурзик, которую Ленка веселья ради «запускала в космос»: упаковывала животное в шапку-ушанку и на резинке крутила над головой. Мне она объясняла, что хочет кошку натренировать, а потом отдать куда следует – может, ее возьмут в полет на Луну. Или на Марс. Но это было натуральное вранье. Просто Ленку забавляло, как потешно разъезжались лапы у горемычной кошки после кручения: шатаясь из стороны в сторону, Мурзик залезала под диван, в самый дальний угол и там избавлялась от непереваренного содержимого своего желудка. Мучения кошки продолжались до тех пор, пока тетя Клава не заинтересовалась источником характерного запаха, исходившего от дивана. Решила она эту проблему категорично – засунула кошку в лифт и нажала на кнопку первого этажа.

Другой забавой было выкидывать разнообразные вещи с балкона. Один раз Ленка пожертвовала на это трехлитровые банки с помидорами, стоявшие там же в самодельном шкафу. «Все равно взорвутся до зимы», – резонно сказала она, основываясь на опыте прошлых лет. Содержимое первых двух банок, к нашему восторгу, шмякнулось на тротуар с впечатляющим эффектом, а вот с третьей нам не повезло – помидорная бомба взорвалась под ногами проходившей мимо бабульки. «Что сейчас будет!» – ужаснулась я и оказалась права. Чуть отряхнувшись, старушка принялась ругаться, да так громко, что нам с седьмого этажа все было слышно. Мы залегли на пол и затаились в ожидании худшего. Слава богу, на большее, чем простое сотрясание воздуха, жертва помидорометания не решилась. Отлежались мы с полчаса, бабулька остыла и ушла по своим делам. Но с тех пор мы больше ничего вниз не кидали, очень уж сильно перетрусили.

***

Еще пара остановок – и я дома. Настроение заметно портится – грезы уже позади, в остатке дня лишь проза жизни.

В отличие от героя известного советского кинофильма, я не люблю свой город. Вполне вероятно, это следствие того, что я не люблю себя. В самом деле, за что мне себя любить? Миру я ничего, кроме бестолковой дочери, не подарила. Карьеру не сделала, от былой привлекательности остались одни руины. Да и вообще…

Неудовлетворенность жизнью у нас в крови. Дедушка был с амбициями, на склоне лет все страдал, что не стал великим русским писателем. Дочь назвал Натальей в честь своей любимой героини из «Войны и мира», чтобы получилась она Натальей Ильиничной Ростовцевой. Сына, соответственно, назвал Николаем, но и он графом не стал… Теперь вот я на похожие темы страдаю.

И город наш решительно не перевариваю. Когда-то в здешних краях ничего, кроме лесов и реки, не было. В реке плавали огромные осетры и усатые сомы-великаны. В дремучих лесах бродили лоси, рыскали волки и рычали медведи. Но настали времена исторического материализма. Город сначала начертили на бумаге, спроектировали идеальный муравейник для строителей коммунизма. Широкие, пересекающиеся под строго прямыми углами улицы. Через каждые пять домов – магазин, десять – школа, двадцать – поликлиника. Предусмотрели полную гамму бытовых, культурных и прочих услуг. Перед въездом в город повесили большой плакат – «Ура! Новоустиновск – город химиков и атомщиков». Миазмы отрекламированных плакатом производственных монстров душат остатки леса и реки. Однако и самим строителям достается от них. То и дело их скрючивает множеством невиданных прежде недугов. Не будем никого обвинять. Они ведь, по сути, в большинстве своем хорошие люди, которые не ведают, что творят, и которых просто несет по течению реки жизни.

Не подумайте только, что я ипохондрик или мизантроп какой-то. Есть много вещей, которые я люблю. Вот, скажем, Сосновка, где я родилась. Какой там лес, какая речка, какие у меня там были друзья! Люблю вспоминать о славных временах! Это все было…но давным-давно. А что же я люблю сейчас? Книжки читать, только чтобы без мрачности и пакостей современных всяких. Еще люблю видеть сны, они у меня почти всегда красочные и интересные. Вот, пожалуй, и все.

Наконец я приехала – вон в том девятиэтажном кирпичном доме я живу. Железная дверь, наскальная живопись на стенах, лифт – шестой этаж, опять бронированная дверь. Как мы богато стали жить – все в железе, вдобавок на первом этаже у всех решетки на окнах, детки в клетке, да и только. Поворачиваю ключ, вхожу в квартиру.

На стене висит календарь, дни повышенной геомагнитной активности помечены красным цветом. У стены – авоська с грязными овощами (мытые мы не покупаем, они вредные и не экологичные). Мама делает зарядку – это священнодействие, которому нельзя мешать.

На цыпочках прохожу в комнату. Третий и последний обитатель нашей квартиры – моя дочь Александра. Она уже взрослая – в нынешнем году заканчивает школу. Пробую общаться:

– Привет. Есть новости? Ну, как у тебя дела на личном фронте? Еще не рассталась со своим Виталей?

– Да ты что, мам, с Виталей у меня давным-давно все кончено, еще месяц назад. Разошлись, как в море корабли.

– А кто ж теперь?

– Петя Федоров… был. Я ему тоже от ворот поворот дала. Сегодня утром!

– Боже мой!

– Ничего страшного, самое главное, статус в фейсбуке поменять надо, ты мне не мешай, пожалуйста!

Новое поколение – дети интернета! Помолчали.

– А ты уроки сделала? – продолжаю я. Вот это уже наставления с моей стороны, они вызывают у дочери явное недовольство.

– Ш-ш-шу! Отстань! Сгинь отсюда, а? Лучше вот посмотри, тебе письмо, – она машет конвертом перед моим носом.

Ну что же, письма мне не так часто приходят, уйду, раз просят, – общение закончилось. Я удаляюсь в свою комнату и вскрываю конверт. Это приглашение на встречу выпускников от нашей бывшей классной первой дамы – Юрьевой. Оказывается, уже двадцать пять лет прошло с окончания школы – четверть века!

Не случайно меня сегодня по пути домой на воспоминания потянуло! Лезу под раскладной диван – там у нас семейный архив, старые фотографии. Вот и альбом с фотками, а пыли-то! Забираюсь в кресло с ногами. Слышится урчание холодильника – я это люблю, оно создает уютную атмосферу. Усталость, как верная собака, ложится внизу и застывает без движения…

Первой из альбома вываливается старая, пожелтевшая от времени перфокарта. Сейчас, наверное, никто и не знает, для чего подобная картонка с дырочками была нужна, информацию в компьютер вводят совсем по-другому.

Откуда она там? А, помню! Это от тети Клавы, она как раз устроилась на работу в вычислительный центр, когда мы пошли в школу. С тех пор там и лежит…

К содержанию

* * *