Белый «Фольксваген Джетта» Эммы Шройдер стоял у подъездной дороги Альтманов. С покрасневшими от слез глазами и все еще злая после утренней ссоры с матерью, Хлоя протопала к машине, поправляя пухлый рюкзак и сумку для ракетки. Дернув пассажирскую дверь, она закинула ракетку на заднее сиденье, плюхнулась на место, поставив рюкзак на колени, и захлопнула дверь с такой силой, что Эмма не удержалась от вопроса:
– Что случилось?
– Моя мать такой мудак!
Эмма покачала головой, съезжая с Брэнтли-серкл:
– Это гендерное оскорбление. Женщины не могут быть мудаками.
– Ладно, тогда сука.
– А это сексизм.
– Каким образом? Я женщина! Она моя мать.
– Да, но ты интернализировала токсичную социальную норму, что если женщина ведет себя смело и напористо, то ее называют сукой. И таким образом патриархат…
– Эмма!
Она была лучшей и самой понимающей подругой Хлои, но за шесть месяцев, что Эмма провела в Твиттере, она выработала привычку переводить любой разговор в сферу социокультурной критики.
– Мы можем просто поговорить о том, почему я злюсь?
– Ладно! Прости. Расскажи, что случилось. Но сначала сделай глубокий очищающий вдох.
Хлоя наполнила легкие воздухом, а затем резко его выпустила.
– Это, кстати, помогло, – признала она.
– Видишь? Так, говори, в чем дело.
Начиная рассказ, Хлоя расстегнула карман рюкзака и достала протеиновый батончик, который взяла вместо завтрака.
– Ты знаешь эти дополнительные эссе в Дартмуте, которые такие «Расскажите о случае в вашей жизни, где вы продемонстрировали стойкость»? И я хотела написать о том, как я вдруг забыла, как выполнять удар слева…
Эмма кивнула:
– Ты переволновалась.
Эмма не играла в теннис, но зато была форвардом в университетской баскетбольной команде, так что могла понять проблему Хлои на спортивно-психологическом уровне.
– Так вот, чем больше я старалась это исправить, тем хуже мне становилось. Я ходила к двум тренерам, к психологу, пыталась визуализировать…
– Но ты справилась. Верно?
– Я думала, что справилась. Неделю где-то. А вчера оно снова вернулось! Прямо посреди зачета!
– О боже! Почему ты раньше мне не сказала?
– Мне не хотелось об этом думать. – Хлоя зажмурилась и сглотнула. – По фигу. Лидия выиграла, обе пары тоже, так что мы все еще участвуем в турнире. Но я не только запорола игру – я запорола и эссе тоже! Потому что оно должно было быть о том, какая у меня была странная проблема и как я работала над ней и все исправила…
– Потому что у тебя есть упорство! Те, кто читает эти эссе, такое обожают.
– Ага, только нет у меня упорства. Потому что я не могу выполнить этот чертов удар слева!
– Ну, может… может, это другое упорство…
– Я об этом думала, – кивнула Хлоя, жуя батончик. – Типа, эмоциональная зрелость. Так что вчера я переписала все а-ля «иногда ты пашешь и пашешь, но этого все равно недостаточно, но самое главное, что ты сделал лучшее, что мог…».
– Нужно уметь принимать исход событий. Потому что ты действительно сделала лучшее, что могла. Правда! Сосредоточься на приложенных усилиях. Это круто.
– Ну! Я ложилась спать и думала: может, так эссе стало лучше? Более настоящим, что ли…
– Звучит впечатляюще.
– А пока я спала, мама зашла в Гугл Док и разнесла меня в пух и прах. Не только эссе – меня как человека.
– Не может быть!
– Может. Пишет такая: «Ты звучишь как долбаный лузер».
– О боже!
– Ладно, она не писала «долбаный». Но типа: «Ты лузер и должна выкинуть это эссе в помойку и написать о математике».
– Господи, Френчи… Мне так жаль. Это ужасно.
– Все гораздо хуже. – Голос Хлои задрожал. – Сегодня утром я спускаюсь завтракать, а она мне: «Почему ты такая дерганая?»
– Серьезно?! Это после всего, что она написала?
– Угу. Я ей говорю: «Ты назвала меня лузером!» А она такая: «Нет, не называла».
– Что-о-о-о-о? Она тебя газлайтит, что ли?
– Получается! Самое смешное – она такая: «Ты меня не так поняла!» А я ей: «Прочитай, что ты написала!» Как будто она строчила это по пьяни и не помнит.
Эмма рассмеялась, не веря своим ушам:
– Ничего себе! Твоя мама напилась в понедельник вечером? Надо что-то с этим делать.
Хлоя покачала головой:
– Нет, в смысле, она не… Я пошутила, короче. Она много пьет, но не настолько. – Хлоя запихнула остатки батончика в рот и скомкала обертку. – Но типа… – Она с усилием проглотила батончик. – Твои родители стали бы такое о тебе писать?
– Нет, они бы Линду заставили…
Линда была консультантом Эммы по вопросам поступления в колледж.
– Только они платят ей слишком много, чтобы она писала обо мне гадости. Так что она, наверно, просто переделала бы все эссе.
Хлоя вздохнула:
– Не знаю. Может, мне не стоит поступать в Дартмут.
– С ума сошла! Куда ты будешь поступать?
– Не знаю. В Нью-Йоркский университет.
– У них есть дополнительные задания?
– Вроде бы. Но ничего страшного – одно эссе, что ли.
– Мне кажется, ты можешь поступить в универ получше. Какой им нужен балл?
– Не помню. Нужно проверить. – Хлоя достала из сумки яблоко и начала копаться в другом кармане в поисках телефона. – Но точно меньше. Так что мне не придется писать экзамен в субботу и рисковать получить фиговый балл.
– Да не получишь ты фиговый балл! На тренировочных ты…
– Божечки! Я не рассказывала? Я писала тренировочный экзамен в воскресенье и получила двадцать девять по математике.
– Ни фига себе! Как так получилось?
– Я не знаю! – Хлоя наконец отыскала телефон. – Богом клянусь, эта худшая неделя в моей жи… А-а-а-а-а-а!
– Что?
Хлоя выпрямилась и прижалась к сиденью. Ее глаза прилипли к экрану. Она нажала на уведомление Инстаграма:
– Джош ответил на мой комментарий!
– Который ты вчера вечером написала? Что он сказал?
– «Вот именно!», потом смеющийся смайлик, потом «Порекомендуешь какого-нибудь?», потом подмигивающий смайлик.
Эмма сморщила нос в недоумении:
– Подожди, что он запостил? Еще раз!
– Селфи с половиной лица, он лежит на полу, а подпись была «То чувство, когда проплыл пять километров и не можешь стоять на ногах».
– А ты написала?..
– «О-о, бедняжка», смайлик с костылем, «кому-то нужен массажист».
– А он ответил?
– «Вот именно! Порекомендуешь кого-нибудь?»
– То есть фактически он спрашивает: «Сделаешь мне массаж?»
– Ну! Что мне ответить?
– Ничего.
– Совсем?
– Он сколько на твой коммент отвечал? Двенадцать часов?
– Девять. С половиной. Но мне кажется, он в Инсте редко сидит. Может, даже уведомления отключил.
– И что? Не отвечай как минимум до обеда.
– А что мне тогда написать?
– Подразни его. Типа: «Я знаю обалденного качка-шведа по имени Ханс».
– Жестко! Мне нравится.
Эмма сощурилась, глядя в лобовое стекло. Подруги ехали по пустынной жилой улочке. Впереди на Бродмур-авеню по направлению к школе машины стояли в плотной пробке.
– Эй, это не твой брат?
На тротуаре недалеко от поворота рядом с припаркованной машиной на своем велосипеде сидел, согнувшись, Макс, и держал у рта кулак. Когда девушки подъехали ближе, он опустил руку и выдохнул облако дыма вдвое больше своей головы.
– Господи, вот мелкий преступник. – Хлоя опустила стекло и прокричала: – Макс Альтман! Ты арестован!
Крик сестры испугал его так, что Макс едва не упал с велосипеда. Он дернулся, и переднее колесо ударилось об его ногу. Макс удержал равновесие, но ради этого пришлось исполнить идиотские пируэты.
«Фольксваген» остановился у поворота, и Макс показал Хлое средний палец. Та высунулась из окна и прокричала:
– Ты сказал, что бросаешь!
– Я снижаю!
Это была неправда, если только не считать снижение в большую сторону.
– Хорошо, если так! А то я расскажу маме!
«Фольксваген» свернул на Бродмур-авеню, сливаясь с потоком машин, движущихся в школу, и Макс скорчил сестре на прощание гримасу. Последнее время он был на взводе, и крик Хлои перенагрузил его организм адреналином, который очень неприятно сочетался с четвертой за сегодня электронной сигаретой. Его руки и ноги так дрожали, что он вряд ли смог бы ехать дальше.
Сестрица такой мудак.
Макс глубоко вздохнул, пытаясь успокоить нервы. Умом он понимал, что бояться неспровоцированной атаки глупо. За две с половиной недели, что прошли с тех пор, как Джордан Станкович ударил Макса в голову в очереди за пиццей, нападавший даже в глаза ему не смотрел, что уж говорить про угрозы.
Но нервная система Макса не откликалась на рациональность. Он засовывал сигарету в нагрудный карман куртки, а пальцы его тряслись. Макс слез с велосипеда – лучше идти пешком, пока не отойдет.
Макс свернул на Бродмур-авеню, и перед ним открылась картина великого прибытия в школу. Сотни детей, перенесенных сюда машинами, автобусами, велосипедами и скейтбордами, заходили в готическую пасть старинного здания старшей школы Линкольнвуда. Впереди на тротуаре Макс заметил знакомый логотип «Атаки титанов» на рюкзаке Дэнниса Гердеса. Он ускорил шаг и догнал Дэнниса и Энди Ко до того, как они перешли Гроув-стрит.
– Эй, как дела?
– Йоу.
Друзья небрежно кивнули Максу и вернулись к своему разговору.
– Просто сиди на крыше и снимай их из снайперки, – посоветовал Дэннис Энди.
– Нет, чувак. Тогда они пройдут через соседнее здание и вынесут меня сзади.
Боже…
– Когда вы уже бросите свою Колду? – спросил их Макс.
Энди фыркнул:
– Когда ты снова начнешь?
– Возвращайся, – улыбнулся Дэннис. – Вчера новые карты добавили!
Макс закатил глаза:
– Боже мой, так весело. У меня встает при одной только мысли.
– Твоя потеря, чел.
Энди пожал плечами, и они с Дэннисом продолжили говорить о стрелялке. Макс шел сзади, мрачно помалкивая.
Без преувеличения можно сказать, что мультиплеер в «Call of Duty» был корнем всех его проблем. До того как трое его близких друзей – Дэннис, Энди и Бен Швартц – не подсели на стрелялку, пока Макс был в летнем лагере, он считался в их группе альфой. Когда они играли в D&D[4], он был мастером подземелий. Когда они играли в покер – а это Макс научил их правилам! – он обычно побеждал. И хотя ребята делали вид, что осуждали его пристрастие к электронным сигаретам, эта привычка добавляла Максу репутационных очков, которыми его друзья не обладали.
Если бы он начал играть в Колду вместе с остальными, ему, возможно, удалось бы удержать свое превосходство или по крайней мере не скатиться так низко. Но когда Макс вернулся из лагеря, его друзья уже могли похвастаться шестью неделями опыта, и Макс, у которого плохо получалось играть в компьютерные игры из-за ужасной зрительно-моторной координации, так никогда их не догнал. Он был слабым звеном любой команды, а его соотношение убийств к смертям сильно отставало от статистики его друзей.
Ситуация была раздражающей, но терпимой ровно до того момента, как начался учебный год и Энди втянул в происходящее Грейсона Оливера. Грейсон был вечно орущим идиотом в футбольной команде, настолько мерзким в общении, что подружиться с ним смог всего один человек во всем классе – большой и тупой Джордан Станкович. Джордан и Макс жили по соседству большую часть своих жизней, и, если не считать обмена покемонами во втором классе, Макс старался его избегать. Джордан был скучным. У остывшего картофельного пюре было больше харизмы, и поэтому Джордан отирался вокруг Грейсона.
Зависать с приятелями не было никаких причин. Но во вторую неделю учебы Энди разговорился с Грейсоном на тему Колды и пригласил его на ежевечерний матч, совершенно не посоветовавшись с Максом или кем-то еще из группы. С собой Грейсон привел Джордана.
Джордан играл ужасно. Но все же чуть менее ужасно, чем Макс.
Ситуация стремительно ухудшалась с каждым днем, пока не достигла своей кульминации в тот роковой день в очереди за пиццей. Ребята разговаривали о Колде, дразнили друг друга, а потом Джордан грубо оскорбил Максово достоинство. Макс парировал так ловко и язвительно, что разъяренный, но словесно некомпетентный Джордан не придумал ничего лучше, как врезать ему кулаком в висок.
Удивились все, включая посетителей пиццерии. Физическое насилие среди мальчишек было редкостью, и Макс, скрывшийся с места происшествия, чтобы никто не увидел слезы у него на глазах, ожидал, что друзья за него заступятся и выгонят Джордана из группы в знак солидарности.
Произошло же почти обратное. Дэннис, Энди и Бен согласились, что Джордан поступил совсем не клево. А потом обернули инцидент в покрывало смущенного молчания (все, кроме Грейсона: он рассказал всей футбольной команде) и продолжали играть с нападавшим, совершенно не считаясь с чувствами жертвы. Через пару дней они как будто обо всем забыли.
Но Макс не забыл. Инцидент преследовал его во сне и наяву. Его беспокоила не столько психологическая травма, сколько новоприобретенная неясность в иерархии школьного класса. До судьбоносного удара в голову Макс, по его собственному мнению, располагался в нижней части верхних пятидесяти процентов – не такой крутой, как Майк Сантьяго или Джек Меткалф, но выше статусом, чем Дэннис, Энди или Бэн, и уж точно более клевый, чем Джордан и Грейсон.
К тому же Макс начал учебный год в, мягко говоря, приподнятом настроении. Поездка в летний лагерь в Мэйне обернулась абсолютным успехом. Макс не только стал де-факто лидером дома номер шесть и сценаристом, режиссером и исполнителем главной роли в короткометражном фильме «Атака москитов-убийц», на показе которого зрители заливались смехом, он еще и неожиданно замутил с Анной Швартцман, девчонкой на год старше его. Таких, как она, Макс раньше считал недостижимыми.
Переступая в сентябре порог школы, Макс был в такой эйфории, что даже раздумывал подкатить к Кейли Адамс. Он запал на нее еще в седьмом классе, а она была совершенно другого поля ягодой. Красивая и всеми любимая Кейли могла позволить себе флиртовать с верхними девятнадцатью процентами учеников. Но эмоциональный подъем от режиссерского дебюта и летнего мини-романа сделал из Макса оптимиста и открыл перед ним дорогу к творческому успеху, который мог компенсировать отсутствие у него атлетических способностей.
Пирсинг в носу и лиловые пряди волос давали основание думать, что Кейли была достаточно творческой натурой, чтобы такое могло ее прельстить. Максу оставалось придумать, как закрепить свой кинематографический успех в контексте школы. Но кулак Джордана разбил все его мечты.
Если характер героя раскрывается через действие, как вбил Максу в голову его лагерный учитель, то те несколько секунд в пиццерии изменили всю его жизнь. Макс показал всем вокруг, что, столкнувшись с физической атакой, не будет защищать себя, а позорно сбежит. То, что в жертву его превратил низкостатусный клоун Джордан, только ухудшало ситуацию.
О проекте
О подписке