Глава 3
Капитан Таганцев, генератор идей

А на сегодня идей не было. Никаких. Что, как ни поворачивай, и не типично для него, и грустно само по себе – обычно он ими фонтанировал. Но не удивительно, совсем не удивительно. Странно было бы другое, если бы после всего, что днем произошло на КП, его вечером потянуло по бабам. Хотя, чем черт не шутит, ведь вечер еще и не начался…

Девушек он называл идеями. Так повелось еще с тех времен, когда он только прибыл в гарнизон после училища, сдружился с Гешей Хлебчиковым и на пару с ним принялся возделывать, удобрять и окучивать местный цветник. Тогда, изголодавшись в казарменном – монастырском, по сути, – воздержании по любви и ласке, он едва не захлебнулся от их изобилия, от множества возможностей и предложений.

Сержу нравилась такая жизнь.

Он говорил:

– Сегодня вечером я занят – есть одна очаровательная идея.

Ему казалось остроумно и даже символично называть идеями женщин, с которыми в данный момент развивал или только намеревался развивать отношения. А что… если разобраться, так оно и есть.

Идеи.

– Ну, что, какие идеи на вечер? – спрашивали они с Гешей друг друга и потирали руки – идей было хоть отбавляй. Крайне редко следовал ответ: – Да что-то без идей сегодня, пусто, скучно…

Сержу нравились женщины. Всегда.

Серж любил женщин. Безмерно. Любил их всех. Как объект, как принцип, как феномен. Он видел в них инопланетян, осуществлявших любовную миссию на планете Земля. Поэтому считал, что пока молод и полон сил, должен полюбить их как можно больше. Приложить к тому максимум усилий, должен. Хотя, женщины и сами к нему, кудрявому красавцу с густыми пушистыми усами, льнули. Все потому, что он умел ухаживать, и никогда не был жадным.

Летом весь лес вокруг гарнизона, особенно от Дома офицеров, где проводились танцы, и дальше, вплоть до самой реки, был к услугам любовников. В призрачном лунном свете сосновый бор казался, да и был в реальности, храмом любви. Деревья-колонны поддерживали высокий звездный купол. Пространство плыло, пропитанное любовным томлением, туманы поднимались от зеленых трав и мхов, кружили головы и склоняли пришедших опуститься на податливые те ложа. Мало кто мог противиться мягкому и настойчивому побуждению, да и зачем? Девчонки сами, по своей воле ныряли в любовный омут, утаскивая за собой на дно его немалую добычу. Каждая ночь превращалась в ночь любви, из всякого предела, из-за каждого куста раздавались молитвенный шепот и страстные вздохи.

Каков Бог, такая и молитва.

Зимой устраиваться было сложней, особенно поначалу. Но и эта трудность как-то удивительно быстро разрешилась, и уже потом он водил девочек к себе домой, в свою служебную однушку. Получить квартиру – в виде какого-то там исключения – ему поспособствовала жена председателя гарнизонной жилищной комиссии, с которой случай свел его на одном мероприятии, и которая… Которая ничем его не попрекала ни тогда, ни впоследствии, и всегда получала свое, когда случалась на то ее воля.

Ищите женщин, сказано ведь.

Следует отметить, что атмосфера любовного, если не безумия, так какого-то исступления в те первые три-четыре года имела место не только в воображении и восприятии Сержа. Не он один это явление подметил.

– Прямо сумасшествие какое-то, – сказал как-то Лукьяныч. – Что молодые совсем девки, что зрелые вполне женщины – точно с ума все посходили. Сами, сами норовят раздвинуть ноги, где угодно, с кем угодно. Уже и нам, старикам, прохода не дают.

– Так хорошо же, – бездумно совсем сказал Серж. – Пользуйтесь моментом.

– Не к добру это, – вздохнул Лукьяныч.

– Почему?

– Перед войной такое бывает. Старики говорят, примета. Перед людской убылью природа старается сделать запас впрок, задел на будущее. Предполагаемые потери придется как-то восполнять, вот бабы и спешат, подзарядиться…

И действительно, в гарнизоне наблюдался беби бум. До Литорали оставалось меньше года. Кто ж знал тогда?

Бабник, да, говорили некоторые. Он и сам знал, что – бабник, и не спорил. Но со знаком плюс. Ведь женщинам, прежде всего самим, нужна любовь – он им ее и дарил, тем, с которыми был близок, всем без исключения. Как ему это удавалось? Ну, такой талант. Счастье такое. Удивительно, но, даже расставшись с Сержем, женщины хранили воспоминания о нем в душе, как некий образ счастья, что было недалеко от истины.

Сегодня все ощущалось по-другому. Тревожно, да. Мысли нахлынули, от которых раньше он всегда старался отгородиться, не допускал к себе. А теперь – куда деться? С кем еще можно ими поделиться? Вот с Гешей он мог говорить обо всем, но его нет, а других друзей, таких же близких, пока и не предвидится. Когда друга приходится отдирать от души с мясом, на месте отрыва образуется корка, а потом, если заживет, рубец. А к рубцу кто прилепится? Мало кто… Трудно…

Теперь же, при полном отсутствии плотских желаний, ему вдруг захотелось чего-то совсем иного плана. Серж даже поерзал на диване, на который уселся сразу же, как пришел домой, и где так и сидел, в некой прострации, уже битый час, не раздевшись, лишь скинув на колени тульей вниз фуражку, – вот как захотелось. Что тоже было странно, поскольку он и не помнил уже, когда в последний раз у него возникала такая потребность, прижаться к кому-то, уткнуться лицом в плечо, раствориться в абсолютном тепле, слиться с ним, обрести покой.

Но, если честно, для себя, для личного своего понимания, в этом он нуждался всегда, и в женщинах, помимо прочих достоинств, искал этот внутренний космос безмятежности и успокоения. Другое дело, что считал – пока останавливаться и успокаиваться на достигнутом ему рано.

Тридцать один, разве это возраст для мужчины?

Серж был стопроцентным, настоящим мужиком, без вихляний и новомодной изящной гнильцы, поэтому в качестве объекта страсти, или светлого храма для души, думал исключительно о женщинах. Сейчас он быстро пролистал свой обширный список знакомств и побед, и обнаружил, что больше всего на роль той, которая и поймет, и примет, и успокоит, причем, не из корыстных интересов, а потому что, как ни невероятно звучит, любит его искренно и бескорыстно, – лучше всех на эту роль подходит Тома. Тома, хм… В его списке идей она далеко не на первых местах… Ну, так ведь она и не идея, никак не идея. Она образ, дивный, тонкий, колеблющийся в дымке мечты, или сказки, и задержавшийся подле него благодаря лишь чуду, которое рано или поздно закончится. Чужой образ не из его мира – так представлялось ему.

Тома была певицей, и хорошей, как он убедился лично, певицей, выступала от городской филармонии. А познакомились они… Познакомились они весьма странно и совершенно случайно… Хотя, если вдуматься, что в этом случайного? Судьба не совершает случайных движений, все ей распланировано, шаги рассчитаны на годы вперед.

– Есть два пригласительных в филармонию, – сказала Светлана, его на тот момент пассия. Она заявилась к нему домой после работы, без предупреждения и уже при параде.

– Слушай, что-то не хочется, – попробовал увильнуть Серж, который филармонических концертов являлся не большим любителем. – Да и рабочий день завтра, рано вставать…

– Не ной, пожалуйста, и будь паинькой, – Света прижалась к нему, хрустя шелком платья, дразня упругим телом. – От тебя и требуется всего-то отвезти туда и привезти обратно. На концерте можешь даже вздремнуть, у меня на плече.

И жарко, в самое ухо:

– Гарантируется бонус, ночной…

Она нежно покусала его за ухо, поцеловала в щеку.

– Бонус? – переспросил Серж и покрутил усами. – Это меняет дело.

Тамара пела в том концерте, под конец первого отделения, исполняла романсы. Голос у нее оказался приятным и хорошо поставленным контральто. Пение ее Сержа просто заворожило, он имел странную склонность к низким женским голосам. Светлана познакомила их в перерыве, с Томой, как выяснилось, они пересекались еще в годы учебы. В общем, так, немного запутанно, не без конспирологического флера, участие и влияние некой тайной силы в их встрече Сержем ощущалось.

Серж, как уже указывалось неоднократно, женщин любил, поэтому всегда радовался новым знакомствам с ними. Тома же, хоть и была к поклонникам благосклонна, старалась держаться равноудаленно от всех. А тут вдруг вспыхнула, засветилась, распахнулась ему навстречу.

– Вы летчик? – спросила с непонятной ему тревогой.

– Я авиатор, штурман.

– Авиатор… Но вы ведь все равно летаете?

– Только если в отпуск. Нет-нет, я управляю самолетами с земли.

– Хорошо… Но вам и не нужно, у вас и так судьба высокого полета.

– Как странно вы это сказали… И какой у вас необыкновенный голос. Просто магия какая-то…

Видя, как заискрило между ними, как засверкало, Светлана сочла за благо поскорей увести Сержа прочь, домой, не дожидаясь начала второго отделения. Но было уже поздно, их отношений даже столь поспешное ретирование не спасло. Не спас их и обещанный бонус, который состоял в том, что Света осталась у Сержа на ночь. И хоть бонус был очень хорош, Серж полагал все же главной удачей дня свое знакомство с Томой.

Со Светой они вскоре расстались, потому что пришло время перемен, и их расставание не было безболезненным. У Светы имелись на него планы, и она не желала от них отказываться только потому, что он смотрел на жизнь по-другому.

– Ты еще пожалеешь! – предупредила она его.

Серж легкомысленно пожал плечами. Отмахнулся. Зря, подумал он теперь, зря. Следовало бы отнестись ко всему серьезней, и как-то половчей разрулить ситуацию. Света обиделась, а женщина она, как оказалось, слишком злопамятная. Что может быть страшней мстительной женщины? От такой легко не отделаешься, не убежишь. И твои сентенции о том, что ты никому не хотел и не причинил зла, это всего лишь твои собственные отмазки, у нее соображения могут быть иными. Они у нее и есть – другие. Она тебе улыбается, но затаила обиду, улыбка мертвая на лице, как маска. Она подставила тебя разок, и еще не раз это сделает. Придется теперь лавировать до отъезда, избегать, по возможности, встреч и опасных ситуаций.

Бабник.

Серж откинул фуражку с колен в сторону, поднялся и сходил на кухню за пивом. С бутылкой в руках вернулся обратно и вновь устроился на диване.

Мысли ходили по кругу, кружили вокруг любимой его темы.

Любовь, женщины. Что он мог с этим поделать?

Бабник же.

Обстановка, конечно, располагала. Сосновый бор, самое его сердце, таинственная и величественная глубина, в ГДО – танцы круглый год, девицы все сами в поисках приключений, тем более, Серж такой красавчик, за собой следил и цену себе знал. Все как учили старшие товарищи – рубашка свежая, брючки наглажены, туфли надраены, сияют, как у кота яйца. До синевы выбрит, слегка пьян… Ну, это редко, в смысле – второе. Зато одеколона не жалел никогда, покупал самый лучший. Аромат!.. Когда идет, девчонки шеи сворачивают себе, так оглядываются…

Все же, ему казалось, что как-то удалось уладить ту ситуацию, мысли, замкнув кольцо, вновь вернулись к Свете. Лишь казалось, как оказалось, напряжение осталось. Она даже пыталась покончить с собой… Говорили… Но Серж-то был уверен, что только сделала вид, просто руки себе поцарапала на видном месте. Но, скорей всего, ничего она даже не царапала, и тем более не резала, не такой была глупой, но все же ходила, сияя бинтами на запястьях, это да. Видимость, образ, имидж. И ведь работало! Люди говорили: вот какая любовь, жить без нее не хочет. Да-да… Почему, зачем они это делают? Слава Богу, не все. Света уж точно не такая. Она холодная и расчетливая, охотница. Воин на тропе войны. Ей срочно понадобился трофей, ее время на исходе. И правда, что еще остается? Загарпунить такого как он и уехать с ним в академию – единственная возможность вырваться из гарнизона. Дочери офицера прямой путь в жены офицера. В этом преемственность жизни, ее круговорот. Но куда только вырваться, в другой гарнизон? Вот и к нему выстроилась целая очередь потенциальных невест. Девок в гарнизонах рождается много, парней – мало. Но парни и сами уезжают, кто куда. Часто и возвращаются, уже офицерами. Замкнутый круг какой-то, честное слово. Но он-то, он должен из него вырваться. Свою судьбу он видит более высокой. Ему про то и Тамара сказала, а ей он склонен верить…

Серж отхлебнул из бутылки, глоток получился слишком большим, он едва не захлебнулся. Поморщился, посмотрел внимательно на этикетку. Странный вкус у пива, хотя написано – светлое. Почувствовав его мягкое дурманящее воздействие, внутренний толчок, глубоко вздохнул и, раскинув руки – в правой бутылка – откинулся на спинку дивана. Продолжая движение, сполз по дивану совсем низко, почти лег, одновременно задрав ногу за ногу. Представил и легко ощутил себя в надежной и устойчивой пространственной капсуле, только ведь это ненадолго… Ненадолго…

И точно, не прошло и нескольких минут, в течение которых мысли его, притворяясь мелкой рыбешкой, лениво плескались на отмели реальности, так что в конец растратили всю свою пытливую энергию, а уже в следующий момент они вскинулись, вскипели и вновь помчались по кругу. Сознание его сегодня зачем-то показывало ему ретроспективу его любовных похождений, впечатлений и переживаний. У каждого, бывшего молодым достаточно долго, всегда найдется таких немало. Некоторые из этих историй хотелось забыть и не вспоминать никогда. Но память, память… Она назойливо неуправляема…

Вот и история с Оленькой Стримковой, как раз из таких.