Первое послание Фессалоникийцам

Глава 1

Послание начинается достаточно традиционным приветствием с представлением себя «со товарищами» церкви Фессалоникийской «в Боге Отце и Господе Иисусе Христе» в качестве посредника в передачи «благодати вам и мира от Бога Отца нашего и Господа Иисуса Христа (1:1). В одной фразе Павел с самого начала общения устанавливает принципы субординации со своими адресатами, отводя себе роль ведущего посредника в контактах между Богом и фессалоникийцами, строением фразы подчёркивая особенно приближённый статус авторов, точнее, первого, выделяемого положением в перечне, по отношению к Богу Отцу и Иисусу вплоть до неявного отождествления с ними. По крайней мере, при общении с верующей братией. Но он не забывает упомянуть общность «Бога Отца нашего» как символа общности судьбы их, хотя бы рамках уже устоявшейся формулы.

Отметим, что Павел иерархичен и в соблюдении титуларизации божественной пары: Бог Отец всегда на первом месте (Павел остаётся всегда евреем), на втором – Иисус Христос, с почти всегда Иисусом в начале. Христос – конечная высшая ступень его статуса, воплощаемая в Господе. По-видимому, для Павла Бог Отец и Христос всегда были личностно различными сущностями. Вспомним, что уже в иудаизме Бог приобретает личностный характер (см. Элиаде М.). В христианстве Бог расширяет свой титул до Бога Отца, Иисус становится Мессией Христом и у Павла Господом, заимствуя вполне земной титул императора – «владыка». Т. е. некий божественный посланец, носитель, в дальнейшем, некого сущностного атрибута Бога – Слова, артикулированного послания Бога в явленности Его мысли.

Хотя по Ветхому Завету Бог есть сущее и только, т. е. в принципе неявленное и непознаваемое, Моисей, тем не менее, общается с Богом напрямую. Христианство продолжило овеществлять коммуникативность Бога Отца через введение функционалов Бога: Мысли – Слово – Христа.

Правда у Бога Отца проявляется характерная особенность: Он через Иисуса декларирует, призывает к любви. Но сам не проявляет её фактически в действии. Даже искупительная жертва Иисуса выглядит расчетливо проведённой операцией, режиссурой с заранее известным финалом, затеянной для сбитых с толку жизненным хаосом народных толп, позволяющей сделать их управляемыми в духе вполне современных технологий. Для Бога такое поведение масс естественно не представлялось загадкой – исход был известен заранее. Но речь шла лишь о том, чтобы они сами этому верили и самоуправлялись в желаемом качестве, не доставляя хлопот божественному покровителю – Господу. А он придёт. Когда время будет.

Собственно, об этом пишет и Дж. Райт в своём комментарии к посланию в рассуждении о молитве: «сущность молитвы … не столько для получения удовлетворения от такого познания (познания Бога – Ф. Г.), хотя и это имеет место, сколько ради приведения к Богу (выделено мною – Ф. Г.) церкви и мира, так нуждающихся в его исцеляющей любви». Точнее, хоть в какой-то защите и руководстве.

«Бог есть любовь» – фраза, клише, брошенная в массы. Её реализуемая польза содержится в «приведении к Богу» и вполне созвучна современным призывам «о приведении народов к свободе», в которой так «нуждаются» неразумные народы (сиречь «язычники», «варвары»). Реальность воплощения этой любви вполне грубая и беспощадная, о чём свидетельствует история в целом, христианства в частности. Уже у Павла явственно проступают рецидивы нетерпимости, рождаемые его еврейским подсознанием. Ветхий Завет здесь неистребим.

И ещё одна обмолвка, весьма необычная: «»труд любви». Любовь для Павла есть поле деятельности, это не эмоции, не чувства, но необходимая работа, это долг христианина.

Но вернёмся собственно к Посланию. Павел продолжает, не останавливаясь, напоминать о своей роли и неусыпных заботах в произошедших с ними изменениях: «Всегда благодарим Бога за всех вас, вспоминая вас в молитвах наших» (1:2). И обозначая свою роль посредника в общении с Богом, благодаря Его «за всех вас».

Отдавая должное рвению фессалоникийцев: «непрестанно памятуя ваше дело веры и труд любви и терпения упования на Господа нашего Иисуса Христа перед Богом и Отцом нашим», с одной стороны, благодарит их за усилия в деле веры и труде любви», но, с другой стороны, считает необходимым оценивать их заслуги как бы сверху, дистанцируясь в качестве некого верховного судьи. Речи о совместности трудов о приобщении к Богу не возникает. Он никогда не забывает напомнить особую свою значимость не столько, и не сколько проповедника, но учителя – руководителя, посредника наряду с Иисусом Христом «в уповании на Иисуса Христа перед Богом и Отцом нашим» (1:3). Общность отцовства «нашего» и Иисуса Христа знаменательна, говорящая о кардинальной перестройке картины мира и характера общения с Богом в сознании Павла.

«Зная избрание ваше, возлюбленные Богом братия» (1:4) – здесь можно видеть очевидное желание подчеркнуть особый «избранный» статус новообращенных, «возлюбленных Богом». Наряду с искренним пониманием и принятие этого «избрания» Павлом, очевидно использование приёма, типичного в ораторской практике, направленного на стремление обеспечить благожелательною атмосферу общения, расположить собеседников к себе. Если коротко: аудитории надо льстить. При этом вполне естественным образом вплетаются слова и о своей роли в достижении «любви и терпения»: «потому что наше благословении у вас было не только в слове, но и в силе и во Святом Духе и со многим удостоверением, как вы сами знаете, каковы были мы для вас между вами» (1:5). Т. е. как бы мы себя не оценивали, но то «вы сами знаете», мы не покушаемся на самостоятельность вашей оценки нашей деятельности, но скромно присоединяемся к ней.

И ещё одно замечание: «наше благовествование у вас было не только в слове, но и в силе и во Святом Духе». Тем самым, неявно намекается на высший уровень «нашего благовествования», воздействующее, по меньшей мере, на уровнях Слова и Святого Духа.

Далее следует завершающий аккорд: «И вы сделались подражателями нам и Господу, приняв слово при многих скорбях с радостью Духа Святого, так вы стали образцами для всех верующих в Македонии и Ахайе» (1:6). Здесь происходит пирамидальное наращивание восхваления результатов усилий фессалоникийцев в делах веры до признания их уже в качестве образцовых «для всех верующих». Но и усилий самого Павла, «подражателями» которого они являются. Наряду «с Господом», причём «нам» на первом месте, Так, между прочим, Павел на уровне подсознания как бы уравнивает себя с Ним.

Далее поток восхвалений продолжается: «но и во всяком месте прошла слава о вере вашей в Боге, так что нам ни о чём не нужно рассказывать» (1:8). Павел явно демонстративно тушуется, говоря, что заслуги его в этих достижениях незначительны или они, во всяком случае, не нуждаются упоминаниях, ибо это есть заслуга только самих верующих. И далее, для придания объективности оценке, он ссылается на свидетельство уже «со стороны»: «Ибо сами они сказывают о нас, какой вход имели мы к ним, и как вы обратились к Богу от идолов, чтобы служить Богу живому и ожидать с небес Сына Его, которого он воскресил из мёртвых, Иисуса, избавляющего нас от грядущего гнева» (1:9-10). И здесь ссылка начинается с «о нас», о тех трудностях, которые «имели мы» («какой вход имели мы к вам»), и лишь затем совершается переход собственно к тому, «как вы обратились к Богу» и т. д.

Для Павла оценка собственной роли в благовествовании слова Божиего, её подчеркивание было психологической доминантой его существования на протяжении всего периода его практической деятельности, во всех ситуациях общения со всеми собеседниками и обращёнными. В тех случаях, когда он делал попытки, хотя бы из чисто прагматических соображений (см. выше), подчеркнуть достоинства и самостоятельность усилий своих собеседников в делах веры, он, невольно, сбивался на указания исходной значимости своих действий в успешности этих усилий. Подспудное ощущение мотивов собственной неполноценности давило на его внутреннее психологическое состояние. Для данного Послания оно, возможно, усугублялось очевидной неблагоприятной обстановкой в Коринфе, откуда писалось оно (послание это). И нарочито благостное описание положения в Фессалониках, по-видимому, для Павла было средством определённой психологической разгрузки в данной конкретной ситуации.

Глава 2

И Павел продолжает предаваться желаемым благоприятным воспоминаниям: «Вы сами знаете, братия, о нашем входе к вам, где он был не бездейственным, но, прежде пострадав и быв поруганы в Филиппах, как вы знаете, мы дерзнули в Боге нашем проповедовать вам благовестие Божие с великим подвигом» (2:1–2).

Воспоминания продолжаются в том же стиле: не я навязываю вам своё мнение, «вы сами знаете». И далее: несмотря на то, что «мы прежде пострадав и быв поруганы» (в Филиппах), мы готовы были и осуществили благовестие, испытав опасности «страдания». Подчеркнутая скромность («дерзнули») лишь усиливает величину и силу «нашей» жертвенности во имя «вашего» благополучия.

«Ибо в учении нашем нет ни заблуждения, ни нечистых побуждений, ни лукавства» (2:3). Возможно, здесь скрытая полемика с конкурентами – проповедниками (ср. борьбу с оппонентами в Коринфе), но одновременно и убеждённость в искренность своих побуждений, питаемой верой в высшее своё предназначение: «как Бог удостоил нас того, чтобы вверить нам благовестие, так мы и говорим, угождая не человекам, но Богу, испытующим сердца наши» (2:4). Павел переключился на обсуждение своих собственных проблем: ему нужно выговориться, разгрузиться. Очевидно, что продолжает внутреннюю полемику с «человеками»: Бог нас «удостоил» нести благовестие, что мы и делаем, ответствуя только пред Ним, но не перед людьми, кто бы они не были. Мы «избраны» – и в этом наша высшая миссия, наш крест, который мы обречены нести, не заботясь о том, как нас будут принимать. «Ибо, никогда не было у нас перед вами ни слов ласкательства, как вы знаете, ни видов корысти: Бог свидетель!» (2:5)

Вообще говоря, неясно почему Павел счёл необходимым оправдываться перед фессалоникийской общиной, которая, судя по Посланию, не выдвигала против него никаких претензий. Т. е. фактическим адресатом был кто-то другой: или враждебные проповедники, или сам Павел в стремлении успокоить самого себя в своём вечном сомнении. Опору от которого он ищет в стороннем мнении ему поверивших: «как вы знаете».

Но с каким-то неясным упорством он продолжает защищать бескорыстность своих действий в расположенности к уверовавшим: «Не ищем славы человеческой ни от вас, ни от других: мы могли явиться с важностью как Апостолы Христовы, но были тихи среди вас, подобно как кормилица нежно обходится с детьми своими» (2:6–7). Здесь очевиден явный выпад в сторону «Апостолов Христовых», возможно Иерусалимских, хотя он и сам претендовал на исключительность своего апостольства, освящённого самим Христом. В устах Павла такое именование своих оппонентов выглядит необычным. Так же непривычным звучит его апелляция к Богу («Бог удостоил», «Бог свидетель»), а не к «Господу», которого он всегда выделял в качестве своего патрона – святителя.

И ещё одно замечание: Павел сравнивает своё поведение в общении с фессалоникийцами с поведением кормилицы, выхаживающей порученных ей детей. Такого рода сравнения позаимствовано им из иудеских религиозных текстов, где оно было достаточно распространено применительно к вновь обретённому божественному расположению (см. например, в гимнах Кумрана). Да и сам Павел эту метафору использует не один раз.

Но необходимо продолжать «держать в сладостных объятиях воспоминаний» внимающих слушателей: «Так мы, из усердия к вам, восхотели передать вам не только благовестие Божие, но и души наши, потому что вы стали нам любезны» (2:8). Поток уверений становится явно чрезмерным, ибо из него следует, что ценность «душ наших» чуть ли не превалирует над ценностью «благовести Божиего». Причем свершаются эти драгоценные дары не по усердию в Божьем повелении, но «из усердия к вам» и потому «что вы стали нам любезны». Павел явно увлёкся в своем красноречии.

Но это ненадолго, и порыв позитивных эмоций сменяется воспоминаниями о своём тяжком «подвиге» тогдашних будней: «Ибо вы помните, братия, труд наш и изнурения: ночью и днем работая, чтобы не отяготить кого из вас, мы проповедовали у вас благовестие Божие» (2:9).

Подчёркивание тяжести своего «подвига» для Павла не просто фигура речи, но углублённое осознание своего жизненнгого предназначения: нести крест «Христовых страданий». Как бы это не выглядело со стороны. Без свершения их он не может осуществить подлинное «христовоподобие» в Царстве Божьем. Тем же он утверждался и в несении своих телесных немощей.

Но упоминание того, «что мы сами работали», «чтобы не отягощать никого» вновь ненавязчиво противопоставляет его собственное поведение поведению Апостолов, являющихся «с важностью». Возможно, здесь вновь проявляется внутренняя неуверенность, нуждающаяся в неустанности подкрепления благостью собственных поступков.

Заключает рассматриваемый фрагмент Послания подобное судебному вердикту заключение: «Свидетели вы и Бог, как свято и правильно и безукоризненно поступали мы перед вами, верующими, и потому вы знаете, как каждого из вас, как отец детей своих мы просили и убеждали и умоляли поступать достойно Бога, призвавшего вас в Свое Царство и славу» (2:10–13). Т. е. вновь явное попытка оправдания.

Отметим: «вы знаете», повторы «и …и…и» – чисто ораторские повторы, сопровождающие всё Послание, свидетельствующие об отсутствии последующей обработки текста, после его озвучивания. О том же говорят и очевидная нелогичность переходов между различными фрагментами и т. д. Словом, это запись речей эмоционально увлекающегося, но целенаправленного в своём убеждении проповедника, не доказывающего, но увлекающего своей убеждённостью. Но заниматься этим вне нашей компетенции.

Здесь мы отметим приоткрытую Павлом особенность его проповеднической практики: он описывает особенности своей индивидуальной работы с каждым неофитом, с «каждым из вас», «как каждого из вас» он убеждал вести себя достойно Бога с упорством Отца, заботящегося о будущем «детей своих». Т. е. вновь появляется метафора семейной атмосферы. Очевидно, что основной упор в своей проповеди делал на индивидуальное общение, а не на митинговые выступления. И можно лишь склониться перед упорством воли в трудном «подвиге» сотворения «нового человека».

Выражение обуревающих чувств Павла следует в благодарствии за признание тождественности его благовестия слову Божиему, т. е. самой истине, и тем самым поднимает и статус Павлова благовестия до уровня непреложной истины: «Посему и мы непрестанно благодарим Бога, что приняв от нас слышанное слово Божие, вы приняли не как слово человеческое, но как слово Божие, – каково оно есть по истине, – которое и действует в вас, верующих» (2:13).